— Давай,— проникновенно подбадривал Джордж.— Не переживай так, Говард. Я угощу тебя, когда они подарят нам еще!
— Говард,— поощряла Джанет.
Но тот уже был готов зарыдать. Возбужденная толпа наблюдала, как Джордж отвел Говарда в бар и влил в него двойной виски. Но Говард выглядел весьма неважно, и Джордж тоже казался озабоченным.
— Ты хочешь остановиться, Говард? — спросил он,— Наверное, это непросто!
С них не сводили глаз.
— Как много денег я сорвал? — громко спросил Говард.
Джанет с готовностью назвала сумму. Говард облизнул сухие губы. Он был почти в отчаянии. Джордж уже достаточно получил. Его стараниями, между прочим!
— Я хочу больше комиссионных! — с горечью запротестовал он.— Мне причитается процент посолиднее! Я не стану работать при таком раскладе!
И тут вмешался кое-кто еще. Толстый коротышка в костюме за двести долларов сладким голоском спросил:
— О чем речь? О каких процентах?
Джордж взглянул на грубоватые черты его лица. Четверо невозмутимых телохранителей профессионально оттеснили пожилую даму и молодоженов от своего работодателя. Джордж узнал Джо Грека. Он уже договорился с ним о приемлемом страховом соглашении насчет отеля, предусмотрев все возможные неприятности, какие только случаются в гостиничном бизнесе.
— А! — воскликнул Джордж.— Как ваши дела? — И добавил, обращаясь к Говарду: — Это мой друг Джо Грек. Он хочет поздравить тебя с такой удачей.
Говард напрягся, как загнанная лошадь. Он был деловым человеком такого уровня, какого Джорджу не суждено было достичь. В присутствии клиента он словно преобразился. Он широко улыбнулся Джо Греку и горячо пожал ему руку, несмотря на взъерошенную прическу, мятый воротничок и перекошенные очки. Он опять заулыбался и принялся объяснять, как страстно стремился заключить с Джо Греком сделку по поводу пожаров, краж, убытков, бурь, гроз и прочих несчастий, но никак не мог добиться встречи. И он надеялся, что когда-нибудь...
— Вот как? — спросил Джо Грек.— А как насчет процентов? Вам так везло, как мне говорили.
Джордж что-то пробормотал и протер очки. С клиентом иногда приходится идти на уступки. Говард вкратце рассказал о договоре с Джорджем. Он хотел выразить Джо Греку свое расположение, потому что тот был богат и мог улаживать страховые дела по собственному усмотрению.
— Вы хотите сказать, что не можете рисковать за себя и за вашей спиной всегда должен кто-то стоять? — спросил Джо Грек.
— Но я не азартный человек,— отвечал расстроенный Говард,— Я... не могу! Это против моих принципов! Но мне нужен более высокий процент!
Джо Грек вздохнул. А потом ласково произнес:
— У вас есть письменное соглашение? — Поняв ответ по выражению лица Говарда, он обратился к Джорджу: — Давай-ка, дружище! Контракт!
Джанет посмотрела на Джорджа. Казалось, он не слишком переживал. Она достала записную книжку из сумочки и отдала Джорджу. Тот протянул ее Джо Греку. Джо порвал контракт, даже не читая.
Джордж с сожалением заметил:
— Я как раз собирался попросить Говарда остановиться. Он уже устал.
— Я позабочусь об этом,— сказал Джо Грек.— Ребята,— обратился он к телохранителям,— присмотрите за моим другом. За тем, как он будет вести себя за столом. Я дам ему соответствующий процент!
— А я,— поспешно добавил Говард,— посмотрю, что вы можете сэкономить, если будете иметь дело со мной...
Джо Грек махнул рукой. И Говард пошел к рулетке, почти не чувствуя ног.
— Ай-ай-ай! — воскликнул Джордж.— Мы уже немного получили от него, но теперь, думаю, лучше найти укромный уголок и отпраздновать удачу.
— Помнишь, как он настаивал на письменном соглашении? — спросила Джанет.— Оно до сих пор у меня. Джо Грек разорвал список приглашенных на свадьбу. А Говард на бумаге признал, что будет работать только на тебя! И у меня остались деньги! Попробуй отобрать их!
Пробираясь сквозь толпу, Джордж вывел Джанет из «Освальда». Уже в такси он сказал:
— Как же я могу завладеть этими деньгами? Похоже, ради них мне придется на тебе жениться.
— Тебе придется, дорогой,— ответила счастливая Джанет.— Придется!
И Джорджу перестало быть интересным наблюдать за состоянием космоса. Да и в космосе уже не творилось ничего необычного. В последние минуты он вернулся к привычному равновесию и восстановил баланс. Но Джордж этого не заметил. Его захватили чувства. Он даже забыл о Говарде.
И это правильно. Сначала Говард выиграл и полученными деньгами должен был поделиться с Джо Греком. А потом он открыл серию самых крупных проигрышей в истории клуба «Освальд», пассажа «Родео» и прочих игорных заведений в Трес-Агуасе. Он побил все рекорды. Все. Джо Грек ставил и ставил на него, не веря, что счастье Говарда могло изменить ему так катастрофически. Сам Говард тоже не мог это признать. Когда Джо Грек с телохранителем удалились, Говард был не в состоянии остановиться. Он рисковал собственными деньгами, во всяком случае теми, что выиграл еще до ленча в «Формозе». И он страшно переживал, продолжая твердить, что рисковать глупо. Наконец он довел себя до слез.
Но случай с Говардом только служил доказательством — все опять пришло в норму. В одной долине в Андах по склону скатилось два камня, и они остановились у двух других булыжников. И их стало четыре. Старое правило, что дважды два — четыре, опять действовало. Мальчик в Маскоджи, в Оклахоме, прицелился в воробья из рогатки и выстрелил. Он промахнулся. Камень полетел и, описав в воздухе параболу, разбил окно школы. Законы природы снова работали безотказно. В сложном мире все опять вернулось на круги своя.
Этим-то мы и счастливы.
Дорогой Чарлз
Чарлзу Фабиусу Грэнверу Сектор 233, Зона 3, Дом 1254, Рэдли.
Тридцать четвертое столетие.
Мой дорогой прапрапра...правнук Чарлз!
Твой друг Харл Вэнс найдет это письмо, оно напечатано в старой потрепанной книге вместе с другими древними рассказами и лежит на самой дальней полке университетской библиотеки. Он удивится, увидев твое имя, и поразится, прочитав свое собственное. Харл будет совершенно ошеломлен, когда обнаружит твой правильный адрес в томе, увидевшем свет задолго до того, как ты родился. Поэтому он покажет письмо всей вашей компании, а я таким образом сумею передать тебе очень важное послание. Обьиная почта едва ли возьмется доставить письмо по прошествии четырнадцати столетий, а я обязательно должен сообщить тебе о серьезных семейных проблемах.
Мне необходимо познакомиться с твоей прапрапра...прабабушкой и (несмотря на твои не подобающие внуку возражения) добиться ее руки. Когда это письмо дойдет, вы будете обручены, поэтому я не слишком полагаюсь на твою помощь. В самом лучшем случае я могу рассчитывать, что ты изо всех сил попытаешься доказать, будто все это самый настоящий бред. Но больше мне ничего и не требуется, Чарлз, и я надеюсь, что ради нашей семьи ты так и поступишь. Это и в самом деле семейная проблема.
Если представить, что за столетие в среднем сменяется четыре поколения, то ты мой прапрапра...правнук в 52-м колене. Эти родственные отношения существуют благодаря серии необычных событий, и тебе необходимо узнать, что следует сделать, чтобы они произошли.
Попытаюсь выразиться яснее... Полагаю, что в твое время путешествия во времени по-прежнему считаются вещью совершенно невозможной, поскольку — чаще всего приводится именно этот аргумент — если человек вернется на сто лет назад, встретится со своим дедушкой и случайно его убьет, то не сможет появиться на свет. Естественно, если это произойдет, его дед останется жив. Поэтому он родится. И тогда сможет убить деда. И так далее, до бесконечности. Я уверен, что тебе известно это доказательство невозможности путешествий во времени.
Однако я твой прапрапра...прадед благодаря превратностям классического парадокса времени. Так уж случилось, после того как ты прочитаешь письмо, тебе предстоит познакомиться со мной как с гостем, явившимся в вашу эпоху из прошлого. И тогда — хотя ты будешь всячески возражать — я познакомлюсь с твоей нынешней девушкой и отобью ее, после чего вернусь с ней обратно, чтобы стать твоим прапрапра...прадедушкой в 52-м колене.
Я не рассчитываю, что ты отнесешься к происходящему с одобрением, Чарлз. Ты склонен к эгоизму. Ты не примешь на веру мой авторитет как дальнего предка, и тебе будет наплевать на семью. Но в конце концов ты уступишь. Ведь если Джинни не выйдет за меня замуж, ты не родишься, чтобы встать у меня на пути. Так что я познакомлюсь с ней, ведь только в этом случае ты появишься на свет. Но если выйдет по-твоему, тебя не будет. Короче говоря, я намерен обвенчаться с Джинни. На самом деле мы уже женаты, а теперь я хочу все организовать.
Позволь мне кое-что тебе разъяснить. Когда я учился на последнем курсе Университета Коллинза, моим преподавателем был профессор Кнут Хэдли — человек, способный следовать идее с маниакальным упорством, вопреки фактам и Здравому смыслу. В предыдущем семестре им овладела одна из таких идей, причем исключительно необычная. Во время классных занятий он предложил пятерым студентам выпускного курса собрать по-настоящему сложный электронный прибор для экспериментального доказательства уравнения Лоренца-Фитцджеральда. Его теория состояла...
Нет, я избавлю тебя от ее изложения, Чарлз. Постараюсь выразиться проще. Тебе следует помнить: если ты не поможешь мне завоевать Джинни, то не родишься, чтобы помешать мне на ней жениться, так что я женюсь, и ты появишься на свет, чтобы попытаться меня остановить... понимаешь? Не забывай об этом, если тебя посетят сомнения. Это может помочь.
Прибор профессора Хэдли имел совершенно невероятную форму. Мы строили его с величайшим старанием. И за две недели до выпускного вечера работа была закончена. Профессор Хэдли ликовал. Стоя перед нами, он делал последние поправки. Проверял напряжение и сопротивление. Наконец он собрался включить прибор.
По очевидным причинам я не стану рассказывать об этом устройстве. Как оказалось, именно с его помощью я отправился в твое столетие, и мне совсем не хочется, чтобы ты проделал обратный путь и прикончил своего прапрапра...прадедушку. У тебя возникнет такое желание, Чарлз, но делать этого не следует. Все последующие 52 поколения, для которых я являюсь уважаемым предком, моментально исчезнут. А я никак не могу допустить такого поворота событий.
Кстати, передай привет своему отцу, Чарлз. И еще твоя прапрапра...прабабушка настаивает, чтобы я кое-что передал и от нее. Она с любовью вспоминает тебя и надеется, что ты встретишь чудесную девушку, женишься на ней и вы будете счастливы. Боюсь, я не могу пожелать тебе того же, поскольку не забыл, что ты был первым кавалером Джинни.
Однако вернемся к семейным делам. Профессор Хэдли принял театральную позу и произнес речь. Он сообщил, что его прибор продемонстрирует то, что теоретически доказать невозможно. И с торжественным видом повернул переключатель.
Он оказался совершенно прав, когда говорил о демонстрации невозможного! Профессор не знал пределов своего гения и возможностей прибора. Когда он включил рубильник, загорелись лампы, все заискрило, от изоляции повалил дым...
А профессор Хэдли, сияя, приобрел довольно симпатичный красновато-коричневый цвет и, сохраняя удовлетворенное выражение лица, медленно растворился в воздухе. Он исчез, радостно улыбаясь и светясь, точно неоновая реклама.
Мы смотрели, разинув рты. Примерно через три секунды раздался громкий треск — и устройство вспыхнуло. Во все стороны полетели искры, изоляция загорелась. Прибор прекратил работать — в этом не было ни малейших сомнений. А профессор Хэдли так и не появился.
Мне не получится долго удерживать твое внимание, Чарлз, поэтому я не стану рассказывать о резонансе, который вызвало это событие. И хотя свидетелями исчезновения профессора было пятеро студентов, нам не поверили. Полиция мрачно намекала на нашу причастность к убийству, но ничего не смогла предъявить из-за отсутствия пресловутого corpys delicti [1]. Затем они изучили бумаги профессора Хэдли и обнаружили, что он вел переписку с семнадцатью женщинами, членами клуба «Одиноких сердец». Он всем представлялся как молодой и богатый холостяк, а те отвечали ему подобной же ложью. Полиция начала допрашивать женщин, потом появилось заявление, что в самое ближайшее время следует ждать ареста, и наша пятерка счастливым образом восстановила добрые имена.
К тому же произошли и другие события, которые помогли отвести от нас подозрения. В день выпуска декана женского курса обнаружили на самом верху статуи основателя университета, где она решила отпраздновать окончание учебного года. Она стояла на бронзовой шляпе основателя и пела «Малиновку в веселом месяце мае» на разные голоса — серьезное достижение для одной женщины,— а в качестве купального костюма использовала полотно Пикассо, взятое на факультете искусств. Так что всеобщее внимание было отвлечено от менее впечатляющего исчезновения профессора Хэдли.
Могу лишь добавить, что тайна так и не была раскрыта. Никому не удалось узнать, куда он пропал. Однако меня не удивит, если когда-нибудь его зубные протезы найдут среди ока-менелостей верхнедевонского периода. Просто некоторое время спустя мне удалось узнать, что профессор случайно создал машину времени, а вовсе не прибор, доказывающий гипотезу Лоренца-Фитцджеральда. А если учесть, что я довольно хорошо знал профессора Хэдли, то не сомневаюсь, что он настроил прибор на путешествие в обратном направлении.
Однако я опережаю события. Следует напомнить, что мой выпуск состоялся через две недели после исчезновения профессора. Впрочем, летом мне пришлось поработать в кафе, чтобы расплатиться по долгам, поэтому я остался в маленьком университетском городке. Школьные училки заполнили кампус, намереваясь получить знания и дипломы, которые позволят им рассчитывать на более высокий заработок, если, конечно, по ходу дела им не удастся подцепить мужа. Время не стояло на месте.
И тут появился Джо. Я говорю «Джо», чтобы не ставить его в неудобное положение. Он был одним из тех блестящих студентов, о которых все быстро забывают. Он решил выбрать карьеру преподавателя. Джо получил великолепное образование, поскольку всегда отличался усердием. В своем роде он был отличным парнем — однако всем было на него наплевать. Ему тут же предложили читать курс профессора Хэдли летним очкарикам, хотя никто не сомневался, что осенью на его место возьмут того, кто знает гораздо меньше, но умеет себя преподнести. Очень жаль. Я и сам обошелся с Джо не лучшим образом, но...
Кто-то рассказал Джо о том, что случилось с профессором Хэдли. Он тщательно все продумал и обратился ко мне, как к одному из свидетелей печального происшествия. Джо с самым серьезным видом заявил, что профессор Хэдли был весьма способным человеком, и если он говорил, что способен подтвердить теорию Лоренца-Фитцджеральда, то стоит попытаться повторить его путь. Помогу ли я восстановить сгоревшее устройство и выяснить, в чем была проблема? Если он сумеет найти ответ на этот вопрос, у него появится возможность написать статью и, если ее напечатают, шанс закрепиться в штате университета...
Я его пожалел. Кроме того, некоторые училки начали слишком часто посещать кафе, где я продавал лимонад. В особенности в то время, когда я заканчивал работу.
Я вспоминал физическую лабораторию как спокойное место, где вечером можно мирно выпить бутылочку пива. Или утром, если на то пошло. И я согласился помочь Джо. Мы приступили к работе. Вот как появляются на свет прапрапра...правнуки.
Ты явился результатом нашего эксперимента, Чарлз.
Пойми, Чарлз, я должен изложить эту историю в виде рассказа, чтобы его напечатали, а Харл Вэнс показал тебе. Надо же как-то дать ход этому делу?
Речь идет о парадоксе — если ты еще сам не заметил. В моем столетии и в моей жизни все события происходили в июне и июле прошлого года. То есть миновало двадцать два месяца с того момента, как мы с Джо восстановили устройство профессора Хэдли. Потом мы отошли от него на безопасное расстояние и включили. Однако устройство перенесло меня в тридцать четвертое столетие, где Джинни с большим интересом дожидалась будущего жениха, поскольку прочитала это письмо. Но двадцать два месяца назад я его не писал.