6 Пугачев-победитель
— Батюшка.. Ваше величество...
С таких Григорий брал торжественную клятву не выдавать его, императора, скрывающегося от злых ворогов, готовиться и ждать, когда он, император, позовет всех своих верных слуг к себе на помощь.
Где-то на Урале Григорий нашел простодушного отставного гвардии поручика, с первого же взгляда признавшего в Григории императора Петра III. Отставной поручик отдал Григорию все свое состояние: несколько сот елизаветинской чеканки червонцев «на его государевы нужды». С этими деньгами Григорий отправился в странствование по разбросанным на необозримом пространстве Яика хуторам казаков- старообрядцев.
Вот здесь он и сгинул.
Князю Федору и сопровождавшему его Сене удалось выяснить, что у Григория в его последней поездке были два спутника: какой-то беглый солдат и какой- то прасол. Они завезли Григория на уединенный казачий хутор. Теперь и следов этого хутора найти было невозможно, его сожгла бродячая шайка, привлеченная слухами о богатстве хуторян, перебив всех обитателей. Но это было уже позже, а до нападения шайки там сгинули следы Григория. Шел только слух, будто ночью он был зарезан или удавлен бывшими с ним спутниками, которым помогал и сам хозяин хутора, старообрядец «пафнутьевского согласия». Польстились люди на червонцы, которые возил с собой Григорий... Убили «русявого», поделили между собой его деньги и его вещи. Прасол принялся торговать скотом, беглый солдат ушел куда-то в Сибирь на вольные места. Хозяин хутора, пожилой казак, полупивший на свою долю часть облитых кровью Григория червонцев, вздумал жениться на молодой девке и, добиваясь ее расположения, проболтался о своем богатстве. И пошла по степи весть, что у казака червонцев видимо-невидимо. Вскоре после того, как отпраздновали свадьбу, налетела на уединенный хутор шайка
• генных волков, погостила и ушла. Остались только
тешки от сожженного жилья да обугленные чело-
иечсские трупы.
Но странствования Григория оставили свой след, | и от камня, брошенного в тихие воды пруда, долго- ц<> их) еще бегут к берегам пруда круги, так от появле- нпя Григория в разных местах расходился, разбегался радовавший одних и тревоживший других слух:
- Баяли, будто батюшка царь Петр III давно пи мер скоропостижной смертью и похоронен в Питере. И еще баяли, будто Орловы, полюбовники женки и.фчвой, немки неверной, убили Петра Федоровича самим скверным манером, засунув ему куда следует раскаленную кочергу. А он, батюшка-царь, и вовсе ним, но боясь своих ворогов, скрывается среди верных || идей. Сам-то он, батюшка, старой, правильной веры придерживается, за двуперстное сложение да за Иисуса мер кится, от никоновых новшеств отрекается. Ну и ходит он, прячась, больше среди старообрядцев да | I « I ков и собирает свое верное воинство. Придет время, он объявится, поведет свое верное воинство на Петер- iivpi и ссадит свою женку с престола. Оно и лучше, не не ||о чтобы царством баба правила. Бабье дело в тереме 'они,, а не государские дела решать. Все одно, не одна решает, а ее любовники. От них простому народу I оншехонько приходится, а вернется на престол-отечество ни >11ный анпиратор и простому народу будет всякое облегчение.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
i
О
днажды Сеня Мышкин-Мышецкий, уже проживая с отцом в стане Пугачева на Чернятиных хуторах, задал старому князю вопрос:
А откудова этот-то... Петр Федорович... выскочил?
Старик ответил:
Его земля из себя выперла. Не появись он, появился бы другой... Черный люд ухватился за мысль о странствующем, скрывающемся от царицыных слуг, «батюшке-царе Петре Федоровиче» и сам стал жадно искать в своей гуще этого «Петра Федоровича». Цеплялся за каждого темного проходимца, умевшего болтать, ну и вышло так, что подвернулся Емелька. А языком ляпать он мастер, дошлый человек. Теперь-то, распив- шись да истаскавшись, отяжелел, а раньше в краснобаях ходил. Опять же, парень он бывалый, прошел огонь, воду, и медные трубы, и чертовы зубы. Одно слово — землепроходец.
И дальше старый князь рассказал историю появления «анпиратора».
Был Емельян, Иванов сын, прозвищем «Пугач», родом из донских казаков, из зажиточной семьи. Молодым человеком пошел он, как и многие другие, на военную службу. Было это во дни покойной императрицы Елизаветы Петровны. Записали Емельку в реестрах того казачьего полка, в который он попал, уже не «Пугачем», а «Пугачевым». А полк пошел далеким походом воевать с пруссаками, осмелившимися оскорбить «дщерь Петрову». Шла тогда Семилетняя война, стоившая столько крови, принесшая с собой столько
11 л юрсния всем участвовавшим в ней державам: Франции, Австрии, Пруссии и самой России.
— Бабья затея нелепая!—пренебрежительно отзы- н д лея об этой войне старый князь.—Так, совсем зря мы н нее влезли. Касалось это дело, прежде всего, пк трийской императрицы Марии-Терезы: королек прусский у нее там клочок какой-то оттягал живым минером. Тут и заварилась каша. Французы на прусса i.Mii давно косо посматривали, только предлога жда- |и чтобы сцепиться, а тут и предлог нашелся: обидел, "ишь, королек берлинский государыню венскую... Ну, и пристали к Елизавете, надо пруссаку рога сбить. Мутит уж очень. Оно, положим, и впрямь больно '•с покойным оказался Фридрих. Набрал себе армию, иммуштровал ее во как, да и принялся куролесить. V v него Польша под боком еле держится, сама Г ц ползается. Попади ему Польша в руки, он под ' и мим боком у России усядется... А у французов при | I ареньком уже короле была метреска, бабенка самоценная, в маркизах ходила. Фридрих-то — у него тык ядовитый — высмеивал оную королевскую метре- ' I v на всякие манеры.
Ну, ежели говорить по-настоящему, то надо было пы нам сесть у окошечка, да ручки сложить, да и inn 1лдывать, как там они, пруссаки, австрийцы да Французы, друг друга колошматят: это их дела, семей- III.|с А наше дело — сторона. Ежели по совести говорим. то от склоки меж ними нам только польза: и. |м дерутся, да ослабеют, да нам опасными быть перестанут. Но, так или иначе, втянули они и нас, и
ли наши головотяпы в чужих землях порядок
и н 'дить. А королек-то прусской оказался, что кобель > \ 11 ас той, то на одного налетит, то на другого, да цап, цн цап. Только клочья шерсти летят. И нашим голово- | имам тоже не раз показал кузькину мать, чтобы не hi в чужое место, да не вмешивались в чужие mi i.i Ну, а головотяпам-то драться с пруссаком и не было. И начались из армии побеги. В те
поры, говорят, и сбежал Емелька Пугачев, а был он тогда уже в урядниках. Сбежавши, махнул к себе, конечно, на тихий Дон. А там слушок пошел: скрывается, мол, беглый урядник. Ну, и приказано было его, как дезертира, изловить и по начальству представить. А он, не будь дурак,— ходу. А куда бежать, как не на Волгу, где всегда люду бездомному да беззаконному великий вод был.
С Волги побывал он, говорят, на астраханских рыбных промыслах, а оттуда перемахнул на Урал, бродил с завода на завод, под чужим именем укрывался и занимался темными делами. Ну, и сорвался: попал к ярыгам в руки и был посажен в Казани в острог. В остроге он, однако, долго не засиделся, снюхался с какими-то дружками, бывшими на воле, да как-то раз, будучи отпущен под караулом из двух солдат в город по делам, сшиб с ног одного солдата, а с другим вместе сиганул в повозку, которая дружками заранее подготовлена была в надлежащем месте. Да и дернул по всем по трем — ищи ветра в поле...
И объявил себя императором?
Не сразу. На первых порах, скрываясь от властей, прячась по большей части среди переселенных на Яик казаков, держал он себя осторожненько. Когда пошли слухи, что, мол, ходит по земле русской, скрываясь от царицыных слуг, лишенный престола батюшка- царь Петр Федорыч, наш Емелька, при случае, как человек бывалый, говаривал, что действительно приходилось ему со странником-царем встречаться и даже дружить. Я, де, Емелька, не простой человек. Меня сам батюшка-царь знает. Я у него, царя, во дворце золотом, в палатах разукрашенных в свою пору на часах стоял.
Простое бахвальство... А от этого бахвальства пошло и дальше, стал Емелька, подыгрывая под общую молву, твердить, что, мол, не только он с царем знался, но даже и больше—имеет он, Емелька, как
человек верный, от царя-батюшки поручение ходить по земле русской да из-под руки разведывать, как II что. И кто царю верность соблюдает, и кто под цирицыну руку гнет, и кто простому народу какие оГ>иды чинит.
Ну, и стали к Емельке всякие обиженные с прошении ми лезть: «Доведи ты, милой, до царя-батюшки, что, мол, царицыны землемеры при генеральном меже- пинии у нашего села во какой кус лугов неправильным манером отмежевали, а господа сенаторы на п.ипе прошение зеленое сукно положили. А мы тебе за VI лугу в благодарность тулуп новенький поднести согласны,-да и деньгами рубль серебром отвалим, нишь бы нам межу-то на старое место передвинуть».— "Да, ведь, на престоле сидит не царь-батюшка, Кате- hiiiiа царица!» — «То-то, что сидит немка-зловредная Да долго ли усидит? Может, с божьей помощью, удается царю-батюшке ей, немке, шею свернуть. Очен- |нI просто! А когда воссядет царь-батюшка на своем престол-отечестве, то тут ты ему и помяни об деревне, мн)|, Горловке... Так, мол, и так... И надо, мол, горлов- цен, слуг твоих, надежа-осударь, верных, по закону ублаготворить, а помещику Самопалову хвоста укоро-
I И'ГК..»
И поехал, покатил Емелька по разным глухим VI мм, собирая дань обильную от разных обиженных. 'Гам от имени царя-батюшки «прирезочку» обещает, и им лесок сулит казенный отдать, чтобы было из чего и нп.| ставить. Здесь прощение и прегрешений отпуще- мне дает головотяпам, ожидающим плетей за то, что и праздничный день в подпитии разбили царев кабак н поломили голову целовальнику, а евоной женке причинное место дегтем вымазали. А тут молвил MpviHM головотяпам, у которых царицыны слуги их ' и иную запечатали: «Вот погодите ужо: воссядет ■ иконный батюшка-царь на престол-отечество, так он ичас прикажет вашу моленную распечатать. Он и гам по старой вере!» \
Ну, вот раз был в одном глухом городишке на краю степей торг базарный. Съехались из соседних хуторов казаки, привезли на торг свои товаришки, а там налог какой-то кто-то и почему-то требует: брали, скажем с воза по копеечке медью, а теперь требуют по две. И вышел из-за этого спор, дал один казак сборщику по рылу, а тот «караул!» завопил. Набежали ярыги, конечно, ему рыло наклепывают. А баба того казака следом бежит да вопит: «Убивают маво муженька!» Ну и поднялся шум. Набежали другие казаки: «За что Терентия в кутузку посадили? Выпущай!»
А в городке вся-то военная сила состояла из трех десятков инвалидов да земских ярыг. А комендантом был вечно пьяный инвалидный поручик, которого на этот случай и дома не оказалось: уехал к какому-то помещику на именины. Распоряжаться было некому. Толпа выломала двери кутузки и выпустила на свободу не только Терентия, но и других сидевших там арестантов. А арестанты вспомнили: «Братцы! В острожке наши же сидят, комендант, пес сущий, в колодках держит!»— «Гайда на острожек! Бей, ломай!»
Не только что острожек разнесли, но и лавки, и дома зажиточных горожан. А когда брали острожек приступом, то заставили опытного человека, Емельку, который и с пруссаками дрался, и с туркой бился, приступом руководить И стал Емелька предводителем. Ну, а потом, разгромив, что можно было, пошла толпа рассеиваться, боясь, как бы не пришлось расплачиваться за содеянное. И стали приставать к Емельке: «Ты все баешь, что, мол, царь-батюшка, где-то поблизости скрывается. Веди нас к нему! Пущай он нас под свою руку берет! Тогда за погром расплачиваться не будем!» Пробовал Емелька отвертеться, да они его приперли: «Давай царя-батюшку, и никаких!» А тут кто-то ему и шепни: «Разорвут тебя дуроломы, ежели ты им царя не дашь. Одно тебе спасение, говори, что
h i сам и есть царь-батюшка. А утихомирятся — улиз- мсщь али что!»
И появился Емелька в первый раз в качестве того самого царя-батюшки, близкий приход которого он иоиющал. Но разбушевавшаяся толпа этим не удо-
п.ствовалась: «Ежели ты царь, то веди ты нас на
дний городок. Там в острожке полета беглых
солдат твоих же сидит. Пымали их по буеракам, и Сибирь гонят».
Пошел Емелька, то есть уже не Емелька, а сам ' hi юшка-анпиратор Петр Федорыч по полудикому краю разгуливать, посаженный в тюрьмы да в остроги и мимй люд освобождать, чиновных людей царицыной ми и ги ссаживать да подвешивать. И повалили к нему, Пи | юшке, под его высокую руку и беглые солдаты, н оуПные казаки, обиженные царицей, и раскольничьи г л а пари, и сбежавшие от своих господ крепостные, н у м л добры молодцы, степные разбойнички. И пошел | v I сп. из края в край тысячеголовый змей народного пуита.
А время было как раз для этого бунта подходящее: царица Екатерина затеяла войну с Турцией. В дале- | и. края ушли царские полки. Война оказалась тяжелой, потери царской армии огромные, и для пополнено < mix потерь объявлялся набор за набором. Рекрут- 14 и(| набор, известное дело,—стон и скрежет по дерев- илм И солдаты кому же, в сам деле, охота идти? Кто ми I сг, гот откупается или за себя наймита выстав- йи«|т, А другие
Пальцы рубят, зубы рвут — В службу царскую нейдут.
\ третьи, как тараканы, расползаются, по щелям
111111 потея, отсиживаются. Тюрьмы да остроги битком изловленными, которых ждут плети да отсыл-
I и армию. А всколыхнулся народушко — у власти но it рукой потребной силы нет, чтобы эту всколыхнув-
шуюся орду осадить. Стоят по степным городкам гарнизоны, да разве это сила? Или инвалидные команды из гарнизонных крыс беззубых, или молодяти- на, только поставленная под ружье и тоскующая по дому.
Если бы не был таким глухим да отовсюду далеким тот край, где таившееся под землей пламя бунта прорвалось, спохватился бы вовремя Питер. Пришли бы настоящие, правильно устроенные и умело руководимые военные силы и попросту затоптали бы бунт тяжелыми солдатскими сапогами. Но Питер далек, три года скачи — не доскачешь. Да и даже когда до Питера дошли вести о том, что где-то, чуть не на краю света, появился «царь-батюшка» из бородатых донских казаков, не было сие принято во внимание. Смешным даже показалось.
Да, пожалуй, и впрямь смешно было. Вон, в какой- то степной крепостце нашелся бравый комендант, капитан Бошняк. И было с ним воинской силы, как кот наплакал. На сам-то Бошняк оказался человеком, который шутить не любит. Со своими инвалидами, да казаками, да набранными из мирных обывателей добровольцами несколько раз наложил по загривку наползавшим в его, Бошняка, крепостцу мятежникам.
Только таких Бошняков — один, два да и обчелся, а многие совсем не такими оказались, не сумели, не смогли оказать отпор разгулявшимся толпам. Растерялись, смалодушничали, допустили, что под рукой у Пугачева оказались многие тысячи темного и буйного острожного и степного люду. И появилась у него и казачья кавалерия, и пехота, и даже «антилерия» из захваченных здесь и там старых пушченок.
Слух, что где-то между Уралом и Волгой идет большое восстание, в котором принимают участие и казаки, проник за границу и был там подхвачен с радостью. Старый Фридрих вспомнил то не столь уж далекое время, когда русские головотяпы добрались- таки до Берлина и в Потсдаме чеканили свою монету,
■i н самом Берлине однажды посекли плетями каких- то иашквилянтов, осмелившихся «продерзостно писать о г. императорском величестве, Елизавете Петровне». Исиомнил Старый Фриц, которого русские уже назы- н и л и старым хрычом, что Петр Федорович,— не этот, p i имеется, безграмотный казачий урядник и сторонни г двуперстного сложения, а настоящий Петр Федо- роипч из захудалых шлезвиг-голштинских принцев, по ■ и призу судьбы попавший на российский император- | | ни престол,— спас его, короля прусского, бывшего v i f на краю гибели, заключив нелепейший и обидней- III и й для России мир. И вспомнил, как против этого пг м пейшего мира, лишившего Россию всех, добытых ну гсм долголетней и столь дорого обошедшейся войны, mi под, возмущалась молодая супруга Петра Федорови- | | словно и впрямь позабывшая о своем немецком происхождении.