Артем на секунду замер. Прячься… Куда? Если не считать нескольких ящиков у лифта в дальнем конце ангар был абсолютно пуст. Сверху между плафонами тянулись направляющие небольшого крана, но даже если добраться до них, эти балки были слишком тонки, чтоб на них укрылся человек. Под пультом управления на небольшом пандусе не смог бы спрятаться даже ребенок… Выскользнуть через окна над воротами? — Наверно он смог бы добраться туда, войдя в режим. — Но смысл? Они выходят на ту же сторону что и дверь, и там сейчас уже заруливает самолет, и подтягиваются встречающие. «Ошиблись, — подумал он. — Мы исходили из того, что ангар будет весь заставлен грузами. Но кто же мог знать про проклятый лифт?» Он развернулся и как можно быстрее, чтоб не поднять шума метнулся обратно к ящикам на платформе лифта. Единственное, хоть какое-то здесь укрытие. Два ящика стояли уступом, образуя уголок, который закрывал место от обзора от дверей ангара, и с самого лифта. Артем добежал и укрылся там.
Он сделал это крайне вовремя. Со стороны дверей ангара послышался шум. Артем поднял руку к гарнитуре на голове, нащупал мини-камеру и вытащил ее из держателя. Камера оказалась у него в руке, соединенная с гарнитурой лишь вытягивающимся шнуром. Второй рукой он опустил наглазник гарнитуры на левый глаз. Лазерный луч впился в сетчатку, и начал обрисовывать на ней изображение идущее с камеры. Теперь у него был малозаметный гибкий «глаз», и он мог наблюдать за происходящим, не высовывая головы. Он выставил камеру за боковую грань ящика и обозрел пространство анграра.
Дверь в ангар была открыта, двое вошедших солдат, с шумом поднимали рычаги блокирующие движения раздвижных ворот. Третий, дождавшись пока они закончили, потянул за небольшой рычаг на стене, и створки начали медленно расходиться в стороны.
В открывшемся проходе было даже ярче, чем в самом ангаре, — кто-то включил внешние лампы, подсветившие местность вокруг. Зато от этого, дальше, за пределами света ламп, темнота делалась еще плотнее. Из этой плотной темноты к ангару приближался свет большого треугольника образованного тремя фарами. Две фары поменьше были внизу, и одна большая, почти прожектор, находилась над ними. Треугольник фар тяжело урча мотором приблизился к освещенной зоне. На свет медленно выплыл старый низкий аэродромный буксировщик, а за ним постепенно показался красный с белым нос самолета средних размеров. Именно ему принадлежал верхний прожектор, закрепленный на передней стойке шасси. Буксировщик, сделал разворот пуская в воздух отчетливые клубы тяжелого черного дыма, и послушный самолет начал медленно разворачиваться на 180 градусов, подставляя к ангару поднятый оперенный хвост.
— Ты ведешь запись? — Прошептал Артем в микрофон.
— Естественно, — отозвался Сабир. — Возможно, мы сейчас увидим что-то интересное. Только не высовывайся.
— Куда уж больше… — Пробормотал Артем.
В нижней части хвоста самолета появилась щель, будто голодный зверь неторопливо разевал пасть, и через некоторое время на землю опустился грузовой пандус. Из самолета появились трое людей. Артем направил на них камеру. Двоих, шедших сзади можно было сразу причислить к помощникам, скорее всего — к охране. Гражданская одежда неброских тонов, спокойные лица. Тот что спереди имел на всей своей внешности изрядный налет дендизма. Худощавый, на вид лет пятидесяти, в дорогом походном костюме, так называемого английского тропического фасона. Он сошел на землю, осмотрелся по сторонам, видимо увидел кого-то, и зашагал в сторону от ангара. Двое сопровождающих двинулись за ним.
Артем узнал денди. Домиан Пшимановский. Глава «Глобал Трензит». Торговец оружием, фото которого показывал ему полковник, когда давал вводные на операцию. Это однако пока ничего не проясняло. И никак не отменяло тот факт что Артем фактически оказался в западне, в своем временном и очень ненадежном укрытии… Он посмотрел на солдат переговаривающихся у входа в ангар, и попытался устроился чуть поудобнее. Взгляд скользнул по сторонам, и остановился на металлической табличке прикрученной к ограждению платформы лифта:
«Штатная грузоподъемность — 30 тонн.
Грузоподъемность для экстренных случаев — 36,5 тонн.
Дата последней эксплуатационной проверки: — 15 июня 1989 года».
Значит подземная часть комплекса была построена еще в Союзе. И все же в архивных данных Сабира об этом не было никаких данных… Артем прислонился к ящику. И стал ждать случая для действия.
Петр Афанасьевич Сафонов сидел в задумчивости, за небольшим столиком.
Это небольшая жилая комнатка, размером очень похожая на каюту подводной лодки, давила его. И дело было не в том, что комната, как и вся база находилась на глубине более восьмидесяти метров под землей. Он никогда не страдал клаустрофобией. И даже если бы в нем были предпосылки, их начисто вытравило еще в семидесятые, во время экспедиции советником во Вьетнам, где ему вместе с местными партизанами пришлось несколько недель отсиживаться в подземном укрепрайоне. По сравнению с той системой ходов, больше похожей на норы, эта база была необычайна просторна и комфортабельна. Давили на него не кубометры земли над головой, а чувство ответственности. Ему было не привыкать к ответственности. Иначе и быть не могло у человека, большая часть жизни который прошла с погонами на плечах. Погонах с васильковым кантом, которыми он всегда гордился.
Свою карьеру он закончил генералом Комитета Государственной Безопасности. Закончил не потому, что сработался и не мог больше принести пользы. А потому что вдруг не стало ни того Комитета, ни той Страны, для защиты которой он единственно существовал… «Впрочем, нет, я неправ — подумал бывший генерал. — Да, страны нет. Но моей Родине не одна тысяча лет. В ней не раз менялись символы и государственное устройство, но она, пусть даже сильно меняясь, всегда продолжала существовать. В конце-концов, изменчивость тоже путь выживания. Эту простую мысль нам подсказывает эволюция. И пусть у меня не вызывает восторга сменивший земной шар в колосьях, орел. Пусть так… Но я в свое время присягал не только флагу и гербу. Я присягал людям. И значит — присяга моя, до сих пор в силе».
Ответственность… Ему, еще крепкому человеку, хоть и возрастом за шестьдесят, было о чем подумать. Та операция, что он проводил… аналогов ей не было. Сейчас к завершению шел самый сложный, первый ее этап. Этап растянувшийся почти на семнадцать лет…
Он положил руки на стол, и провел пальцами по обложки толстой тетради. Это был дневник. Равно как и эта комната он когда-то, принадлежал коменданту объекта. Полковник был дельным мужиком, и его смерть, пять лет назад, была потерей. Всегда нелепо, когда у крепкого человека — внешне не склонного к сантиментам — отказывает сердце… Впрочем, у таких чаще всего и отказывает. Все в себе. Те кто склонны вываливать свои переживания на других, обычно живут гораздо дольше… Отставной генерал провел руками по грубому картону обложки, и открыл тетрадь на заложенной странице. Когда он в свое время нашел эту тетрадь умершего коменданта, он открыл ее именно на этом месте. Когда понял, что это дневник, читать больше не стал. Полковник не имел ни семьи ни детей, — настоящая военная косточка вся жизнь которого была службой. Было ли у него в этом дневнике, больше похожем на сводку происшествий, что-то личное? Эту тайну хранили неперевернутые страницы.
Но сейчас бывший генерал снова взял дневник, и открыл его. На той же странице что и в первый раз, когда взял в руки. Неправильного в этом не было, он ведь уже видел и читал ее. Кроме того она имела отношение, к началу всего этого. И сейчас генералу хотелось… — он попробовал разобраться в своих чувствах — хотелось, как бы нелепо это ни звучало, посоветоваться с мертвецом. Взгляд его заскользил по записям почти двадцатилетней давности, вылавливая из них отдельные фрагменты:
…Передача центральных каналов по телевиденью прервана. Вместо них круглосуточно показывают лихо отплясывающих мужчин в местных национальных костюмах. Однако радио еще работает. Из него мы знаем, что в столице волнения. На улицах народные демонстрации и танки. Это развал. Полный развал…
Вниз по строкам.
…На базе инцидент. Драка. Старший сержант Васильев, (русский), поспорил с рядовым Саймасаевым, (местного призыва) на почве межнациональных разногласий. (еще пол года назад случись такой инцидент, мне бы и в голову не пришло указать на бумаге национальность этих солдат). — В результате у рядового Саймасаева сломана рука в двух местах. Он не является членом персонала базы, а служит в одной из автомобильных частей, машины которой снабжают объект. Это очень тревожный факт. Местное население перестает считать нас своими. Я уже знаю, что вокруг войсковых частей расположенных недалеко от населенных пунктов устраиваются демонстрации. Местные радикалисты требуют что бы оккупанты убирались домой. Оккупанты — это мы. Хорошо еще, что вверенная мне база находится в удалении от жилых районов…
…Сегодня дежурный офицер вызвал меня на КПП. К центральным воротам подъехал автомобильный кортеж. Из первой машины вышел человек в генеральской форме с розовыми лампасами. Он через переводчика назвался министром обороны независимого Бартыстана и потребовал пропустить его для инспекции. Больше похож на попугая. С ним человек двадцать «свиты», все при оружии. Я сообщил этому ряженному, что если он попробует проникнуть на территорию объекта, охране будет приказано открыть огонь…
…После визита опереточного генерала больше никто с «инспекциями» не приезжал. Зато прекратили приезжать машины снабжения. Когда попробовал связаться с окружным начальством, из трубке мне ответили «па-русск ни панмай». Попробовал связаться с моим непосредственным начальством по спец. связи. Нет ответа. То что снабжение перерезано, пока не критично, на безе солидный продовольственный ресурс. Но…
…Жарко, как всегда в это время года. Солдаты задают вопросы офицерам. Офицеры задают их мне. А у меня ответов нет. Я сам не знаю, что делать, и как будет дальше. Это тревожит меня больше всего, хоть я и стараюсь не подавать вида при подчиненных. Удивительно, но несмотря на обстановку, — а может именно благодаря ей — гарнизон базы все так же ответственен и дисциплинирован. За исключением научного персонала, — (что с них взять, — гражданские), — я доволен моими людьми…
…Наконец заработала спец. связь. Из Москвы ответил совершенно мне незнакомый человек, новый начальник отдела. Он сообщил, что наш бывший начальник, дословно «более не состоит на действительной службе». Как это понимать — старик в отставке? На вопрос какова будет дальнейшая судьба базы и гарнизона, новоявленный патрон сказал, что все войсковые части и объекты находящиеся на территории отделившихся республик переходят под их юрисдикцию. Они там что, совсем с ума посходили? Забыли, чем мы тут занимаемся? На вопрос, — что будет с моими людьми, незнакомец ответил что наверно всем нам полагается гражданство независимого Бартыстана. Это немыслимо… Я пока решил никому не сообщать об этом разговоре, даже старшим офицерам. Попробую связаться еще раз, через несколько дней. Возможно, тогда на другом конце провода будет более вменяемый человек. Трудно сохранять верность родине, если самой родины уже нет… Но я солдат. Я присягал. И я не сдам просто так вверенный мне объект.
…Сегодня к базе подошла колонна из шести БТР-60. С транспортеров кричали в рупоры, что предводитель местного клана требует оставить базу. Кланы… Словно смотришь фильм про басмачей… Как же быстро с них слетел налет цивилизованности, стоило ослабнуть власти…Это все эмоции. А факты в том, что в районе появилась большое бандитское формирование, вооруженное армейской техникой. Видимо дело дошло до разграбления армейских складов. Пересечь территорию базы новоявленные хозяева пока не решились, поездили вокруг, постреляли в воздух и уехали. Такая вот психологическая атака. В ответ усилил охранение, и собрал совет офицеров. Пора рассказать им о разговоре с Москвой…
…Звонок по спец. связи. Звонил давний мой знакомый, Петр Афанасьевич Сафонов. Я его помню еще капитаном. С тех пор он сохранил свое лучшее качество — появляться вовремя, в самую трудную минуту. Он подтвердил худшие мои опасения. Науменко снят. На его место назначен какой-то временщик лихо сделавший карьеру за последние месяцы. Новое начальство собирается просто сдать базу местным со всем ее содержимым. Им не до того, — идет грызня за власть. Сейчас там никого не волнует, чем это может обернуться впоследствии. Сафронов сказал, что не может рассматривать это иначе как измену, и я согласен с ним. И все же это был тяжелый разговор… Он предложил мне участие в деле, которое может стоить нам головы. Используя еще остающихся на высоких постах честных офицеров, не допустить попадания базы в чужие руки. Я согласился. Кто-то может квалифицировать мои действия как измену, но, считаю, что бездействие в данной ситуации — вот настоящая измена. Уверен в своей правоте, и буду действовать согласно древнему изречению: «поступай, как должен, а там — будь что будет»…
Вот и все. Разворот закончился, а перелистнуть страницы он не имел права. Генерал еще раз провел рукой по пожелтевшим страницам. И все же разговор с мертвецом состоялся. Полковник словно протянул ему руку из далекого небытия. Мертвец был единственным, с кем он мог обсудить свои сомненья. Потому что для живых подчиненных, командир не должен сомневаться. Он всегда должен точно знать.
Генерал откинулся на спинку стула. И подумал о том, как начиналась вся эта история.
Когда, в конце далеких пятидесятых, Комитет Госбезопасности попросил ВВС передать недостроенную базу, ему на баланс, авиация с радостью согласилась. — Подвисший мертвым грузом объект, никого не радовал, — наглядный пример разбазаривания народных денег. Теперь же оказалось, что он строился не зря, и кое-кому не придется нести ответственность за бесполезную растрату казенных средств. Ведомства договорились полюбовно. Интерес КГБ к удаленной базе был весьма прагматичным. В тот момент оно вело разработки в области биологического оружия. Делалось это отнюдь не в пику армии, которое также имело свою программу. Просто подобралась в конторе группа ученых, которая предложила очень оригинальную концепцию, и для исследований понадобился удаленный полигон. В достройку базы были вложены серьезные средства, но на ее внешнем облике это почти не отразилось. Основное строительство шло под землей, именно там создавался комплекс для исследовательской лаборатории. Закончена база была уже в шестидесятые, и это был один из последних объектов такого уровня, строительство которого осталось абсолютно неизвестным «потенциальному противнику». Позже, с наступлением эры спутников шпионов, любое масштабное строительство просматривалось вражескими разведками на снимках полученных из космоса…
Разработкой оружия массового поражения занимались все. Все государства, чей финансовый и технологический уровень это позволял. Занимались и ужасались, достигнув результатов. От страха подписывали различные конвенции о неразработке и непроизводстве. Но подлая мыслишка, — «а вдруг, те продолжают?..», — и все продолжали. Но уже тайно. Генерал невесело улыбнулся.
В Первую Мировую военные делали ставки на химическое оружие. Однако отрадные картины сотен тысяч вражеских солдат, задыхающихся в клубах отравляющих газов, очень быстро развеяла реальность. Химическое оружие было очень зависимо от погодных условий, эффект его был нестабилен, и для истребления одинакового количества солдат, нужно было потратить гораздо больше снарядов с химической начинкой, чем обычных. Уже во Второй Мировой, химическое оружие, за редким исключением, не применялось. После нее, умами людей завладело оружие ядерное. Впрочем, военные опять быстро поняли, что ядерные удары это скорее страшилка для политиков и населения, чем средство реальной войны. Армия могла вполне эффективно преодолевать зоны ядерных ударов. Кроме того, ядерное оружие истребляло саму причину для начала войны, уничтожая все трофеи. Радиоактивная пустыня на месте страны противника конечно радовала глаз, но ничего не давала в плане обогащения территорией и ресурсами.