— Алёша?
— Ой, а откуда вы меня знаете? — изумился мальчик.
— Алексей, что ты здесь делаешь? Ты должен быть на улице! — постаралась сделать голос строгим растерянная Зинаида Андреевна.
Артур медленно подошёл к Алёше. Присел на корточки. Взял его за руку.
— Ты Алексей Иванов, верно?
Мальчик кивнул.
— Это тебя сейчас хотят передать на усыновление?
Он ещё раз кивнул.
Кривошапкин быстренько перемешал шумовкой кипящие мысли и не поймал ничего лучше вопроса:
— А ты лошадок любишь?
— Очень! — выдохнул мальчик, и улыбка осветила его лицо лучше всякой лампочки.
"Операция "Почувствуй себя киднепером" начинается", — подумал Артур и постарался улыбнуться в ответ.
Да уж. Хочешь конфетку, маленький? Тогда пошли с дядей… тьфу-ты, тётей!
— Это хорошо, очень, что ты их любишь.
— Я их рисую, правда, Зинаида Андреевна?
— Правда, — как-то рассеянно подтвердила учительница.
Артур поднялся, прищурился:
— Вас что-то настораживает?
И правда, ведь, если не настораживает, то она несколько глупее, чем ему показалось изначально.
— Н-не… нет.
Уверенности в ответе не прозвучало, поэтому Артур вздохнул с облегчением. Всё-таки не глупее! Просто ещё и тактичная. И, наверное, себе на уме, что ли..
А что толку присматриваться к женщине и всячески о ней мечтать, когда ты сам — женщина?!
— Зиночка, а я совсем забыл… а. Я забыла. У меня уже есть вся необходимая документация, — он говорил убедительно, хотя всего лишь надеялся, что Светлый озаботился и этим, раз уж выделил всего неделю на спасение мальчика. — Кому её нужно показать, чтобы мне разрешили видеться с… — "с Алёшей", едва не сказал Кривошапкин, но успел вовремя поймать себя за язык. — Извините, так и тянет to pass to English… Видеться с детьми.
— Директору, — после недолгого раздумья сообщила Зинаида.
— Он у вас Вахит Аязович Сейфиев?
— Аяз Вахитович Сейфулин…
— Хорошо. Договорились!
Артур подумал-подумал… и внезапно притянул к себе Зину, жарко зашептал ей на ухо:
— Понимаешь, Зиночка, м-м-м… Зиночка! Понимаешь, я видел… видела сон. Тhere, at itself in America… ну, там, у себя, в Америке… мне приснилось, что я иду по бескрайнему полю, а навстречу мне едет Элмер на коне, и перед ним сидит мальчик, и во сне мой муж сказал мне: вот, жена, наш с тобой сын! Запомни его, это Алексей Иванов, он живёт в России, и нам надо искать его в городе Ухтомске!
— Ах!.. — только и сказала Зинаида Андреевна, прижимая ладошку к декольте.
Артур накрыл её своей. С интересом прислушался к ощущениям в собственном теле.
А что… интересненько так… но, как представишь весь процесс… а ещё как вспомнишь его "с другой стороны"! Брр!
И Артур вымахнул в окно, оставив в полном недоумении Зинаиду.
И Алёшку тоже.
Внутри "ГОСТИницца" показалась Лаврову ещё более убогой чем снаружи. "Холл" представлял собой тускло освещённую комнатушку метра три на четыре, не больше, поклеенную тёмными полосатыми обоями. Из мебели имелся продавленный засаленный диван, косо накрытый махровым полотенцем с принтом солнечного пляжа, лакированный письменный стол, наверное, знакомый с жившим в девятнадцатом веке психологом Ухтомским, лично… За столом сидел консьерж, полноватый юноша с прилизанной головой — кажется, стянул волосы в хвостик — и в странных громадных очках.
Он как-то так подозрительно ловко вписывался в интерьер. Говорил тихо и вежливо. Объяснял всё чётко и доходчиво. И… и всё равно, несмотря на то, что на вид ему было лет двадцать пять, казался ровесником стола.
Серёга сначала хотел взять две отдельные комнаты. Потом подумал — думал, кстати, долго! — и додумался, что это будет странно: супруги, живущие раздельно. А потом оказалось, что в гостинице вообще всего два номера и оба, как на подбор, двухместные!
— А-а… can I look both? — обратился он к консьержу.
— А? — переспросил тот, и Серёга, подумав, что парень не только подслеповат, но и глуховат, повторил громче:
— Сan I look both?
Глаза за стёклами очков расширились и теперь почти совпадали с оправой. Парень поднял руки, словно ему скомандовали "хэнде хох":
— А-а?
Странно. Только что разговор шёл нормально, а тут приступ внезапной глухоты.
— CAN I LOOK BOTH?! — проорал Серёга, и бедный парень трясущимися руками полез куда-то под стол.
Лавров заинтересовался, подошёл ближе.
Парень задрожал, втянул голову в плечи, позвенел чем-то под столешницей.
Посмотрел на Серёгу. Ну прямо Кот-в-Сапогах из "Шрэка"!
Трясущимися руками высыпал на стол пригоршню монет и выложил смятый пучок бумажных денег. Жалобно прошептал:
— Вот… вот всё, что есть, только не убивайте меня, пожалуйста… это, донт шут, вот… плиз.
Серёга рухнул на диван, пружины взвизгнули, и одна из них пребольно ужалила мучителя в уязвимую точку — и завизжал уже Лавров, пронзительно и тонко.
Парень между тем рванул на выход, но второпях вместо того, чтоб распахнуть дверь наружу, принялся дёргать и тянуть её на себя.
Серёга подошёл к нему, хлопнул по плечу и даже не дал рухнуть на пол, придержав за локоть.
До Лаврова дошло, что случилось! Он сам не заметил, как заговорил по-английски.
Ну, ничего. Вроде, так и собирались. Он же сейчас иностранец, типа.
— Ты покажи мне комнаты. Я об этом просил. Ну… деньги, если тебе не нужны, я могу тоже взять.
— Нет-нет! Нужны! — парень подбежал к столу и шустро попрятал деньги. — Извините, пожалуйста, я думал, вы грабитель.
— Стал бы грабитель с тобой лясы точить, про комнаты трепаться?
— Стал бы, — горестно вздохнул консьерж. — Ещё как стал бы. А потом бы пшик из баллончика, и пока я глаза протираю, тык тупым предметом по черепу, я бы брык, а он бы раз — и вынес бы всё отсюда.
— Всё? — с сомнением огляделся Серёга.
С минуты первого взгляда ничего стоящего к обстановке не прибавилось.
— Всё, всё.
— Ну, за диван, я думаю, ты мог бы и не волноваться. Его всё равно клопы назад притащат!
Парень содрогнулся и покраснел:
— К-какие к-клопы? Н-нет у нас… и-и не было… и-и нет…
Лавров прищурился и покачал головой. Молча.
Консьерж пошёл белыми пятнами и пролепетал:
— Ну… были, были… но давно!
Под пристальным взглядом очень молчаливого Серёги он медленно выдавил:
— С месяц назад… но мы их травили!
— Всё с вами ясно! — вынес вердикт Лавров. — Но альтернативы нет, поэтому… веди смотреть комнаты!
Зинаида Андреевна уставилась на Алёшку так, словно у него внезапно выросла вторая голова — он даже потрогал плечи и макушку, а мало ли. Однако второй головы не обнаружилось, а, когда он шагнул вперёд, чтобы выйти из кухни, воспитательница снова схватилась за сердце и отшатнулась. Открыла рот — не иначе, спрашивать, каким ветром занесло пятилетку Иванова на кухню — ну Алёшка и припустил. От греха подальше! Бегать он умел и любил, бегал часто и подолгу, даже когда его не гоняли Алфёрка сотоварищи.
Да, вот только совестно потом будет подходить к Зинаиде, просить назад свои рисунки и поделки. Ведь спросит же, почему удрал… и ей он не сумеет соврать, что заглянул на запах, а расскажет, что гулял в дальнем парке, потом шпионил под ящиками… ладно, потом что-нибудь придумает.
Выбежав на улицу, Алёша перешёл на медленный шаг. Побрёл мимо песочниц и скамеек, вспоминая странную женщину, которая откуда-то знала его имя. И вообще, получается, многое о нём знала.
"А ты лошадок любишь?"
Алёшка любил лошадок. Очень. Но…
В каждой чёрточке лица той женщины сквозило что-то неправильное. Если б его попросили объяснить, он не смог бы. Только вспоминал, как на прошлый новый год к ним в детдом приезжали клоуны, у троих были разрисованы лица (и Алёшка их испугался), а двое влезли внутрь специальных костюмов, которые их сделали большими зайцами, белым и рыжим. Зайцы говорили смешными голосами, но выражения плюшевых мордашек не менялись. А у этой женщины, вроде, и лицо менялось, но почему-то при виде неё сразу вспомнились куклы-зайцы. Алёша понимал, что это глупости всё, но…
Белая женщина — белые шорты, белая майка — Белый Заяц! — шла ему навстречу.
— Привет, — улыбнулась она.
— Здравствуйте… — пробормотал Алёша, уставившись на её белые, ну просто белоснежные ботинки.
— Вот, — развела она руками. — Решила вернуться, поговорить с Вахитом… то есть, Аязом. Знаешь, где его кабинет?
— Ага…
— Проводишь?
— Ага…
— Веди!
Алёша посмотрел на неё ещё раз, медленно поднимая взгляд по загорелым голеням, стрелкам на шортах, цепочке блёсток на майке…
Алёшке понравились новогодние зайцы, и он, робко улыбнувшись Белой Женщине, протянул ей руку:
— Идёмте!
Артур смотрел на Алёшку — а видел Маратика.
Сам на себя злился: вот что значит "нормально функционирующее женское тело"! Пляшущие гормоны! Вечная готовность к истерике! Полная неспособность себя контролировать! А ведь на вид такая приличная, вроде даже спокойная и уравновешенная эта самая Вирджиния Миллер… а ещё эта паутинка, летающая среди лета…
Доверчиво протянутая Алёшкой рука — лапка цыплячья, тёплая, хрупкая — с одной стороны, держала Артура, как якорь, не давала сорваться в грёзы о том, каким мог бы быть сын Кривошапкина (а вдруг он назвал бы его Маратом, а?). С другой стороны, какова цель приезда грешников в Ухтомск? Спасти Алексея Иванова? Вот он! Хватай, беги, прячь от бесчестных америкосов! Какой соблазн!..
Алёшка освоился, такой смелый мальчик, и весело трещал, рассказывал "тёте Джинни", сколько раз их кормят и чем, какие им дают игрушки и книжки.
— А ты читать умеешь?
— Немножко! Я уже больше половины алфавита знаю, а Зинаида Андревна говорит, я когда читаю, то те буквы, которые не запомнил, всё равно читаю правильно, ин-ту-ви-тип-но!
— Интуитивно?
— Ага!
Рассказал Алёшка про то, как зимой упал с горки, про то, как на Новый год к ним привозили клоунов и зайцев… рассказывая про зайцев, он как-то странно запинался и выжидательно поглядывал на "Вирджинию" — Артур не понял значения этих взглядов, но решил, что это всё неважно.
Главное, Алёшка — вот он. Живой. Здоровый.
Главное, чтоб до него не дотянулось агентство "Флауэр".
— …а когда мы шалим, то выходит няня Тоня и обещает, что будет бить нас грязной тряпкой, если мы не будем слушаться! Ой.
— Что такое?
— Вы только не подумайте, я на самом деле не ябеда, но няня Тоня так смешно про эту тряпку говорит…
— Да, правда, смешно.
Артур прищурился.
Детворы во дворе гуляло немного, человек десять-пятнадцать, не больше, но они так мельтешили, пищали и визжали, что их можно было и за полсотни посчитать.
Когда Артур и Алёша проходили мимо, одни дети затихали. Другие принимались выделывать всяческие фортели, в надежде привлечь к себе внимание… надежда.
Кривошапкин понял, наконец, что за невесомая паутина липнет к лицу, к рукам, ногам, останавливает, мешает движению — это надежда, сконцентрировавшаяся в детских взглядах. Да, эта красивая тётя в белом ведёт сейчас за руку Иванова, но вдруг! Вдруг она выберет другого мальчика! Или девочку! Меня, например! Нет, меня, меня, меня!..
Под жаркими лучами солнца по коже колючей волной прокатился мороз.
— Пойдём быстрей, Алёш.
— Ага! Мы уже почти пришли, тут прямо коридор, а потом налево и наверх…
Артур ещё не успел ногу на ступеньку поставить, как дверь открылась, и из неё выплыл сгусток совершенства в женском обличье.
Кривошапкин застыл, сжимая в ладони тонкие, вмиг заледеневшие пальчики Алёшки.
Дыхание перехватило.
Эти… ноги! Эта… талия! Эта… о, нет, нет, не надо! Столько безупречности в каждой линии, столько грации в каждом движении, а какое лицо…
Вот блин.
Ну почему Серёга, профура этакая, первым влетел в мужское тело?!
Артур насупился, потупился.
Узкие, изящные ступни в лёгких бежевых лодочках всё равно не выходили из поля зрения и мешали думать о том, что делать дальше.
— Здравствуйте! — пропела прекрасная незнакомка.
— Здравствуйте, — обречённо выдохнул Кривошапкин.
А, в конце-то концов, какая разница! За право обладать этим телом Артур был готов на всё. И, если Серёга попробует его обскакать…
Серёга… хм… как-то совсем некстати вспомнилось, как руки Элмера изучали "тылы" Вирджинии… не так уж противно это было, в общем-то, но… ладно.
Это мы ещё посмотрим, чья возьмёт!
Артур прищурился и улыбнулся красавице:
— Здравствуйте! Вы сотрудница детского дома?
— О, нет! — рассмеялась женщина, грациозно спускаясь ещё на одну ступеньку.
Рука Алёшки в Артуровой ладони как-то истерично трепыхнулась.
— Сейчас, малыш. Мы познакомимся с этой дивной феей, а потом пойдём к Вахиту… то есть, Аязу.
"Дивная фея" просияла белозубой улыбкой, в которой намётанный взгляд Артура живо выцепил и чисто женское чувство превосходства — конечно, куда какой-то там Вирджинии Миллер до этого живого божества! — и совершенно неженскую расчетливость. Кривошапкин обычно таким образом расслаблял все мышцы на лице и пошагово сооружал доброжелательное выражение, когда намеревался скрыть истинные намерения и облапошить собеседника… стоп.
А что, если это неземное совершенство — представитель тех самых "цветочков", которые хотят забрать Алёшку?
Словно пелена спала с глаз Артура. Он усмехнулся, подумав, что, всё-таки, иногда неплохо быть женщиной. Попади он в мужское тело, продолжал бы истекать слюной и пялиться на грудки-бёдрышки, а так…
— Мy name is Virginia Miller, and you? [4] — прощебетал Кривошапкин, и мысленно пожал себе руку: что-то почти неуловимо дрогнуло в маске доброжелательности.
Кажется, "фея" растерялась. Кажется, он на верном пути.
— Frost, — она сдвинула брови к переносице, правда, тут же мило улыбнулась, не иначе как вспомнила, что такая гримаска её старит:
— Alex Frost, I represent here the international agency "Flower", and you? [5] "Вирджиния" не боялась, что покажется старше, чем есть, и без зазрения совести нахмурилась:
— "Flower"? I've never heard about such an agency... and I want to adopt a child here. [6]
— Adopt a child? — повторила "фея" по имени Алекс, и её лицо претерпело новую эволюцию.
Теперь Артур ощущал себя словно под лучом фантастического сканера. Вот сейчас медовые глаза красотки Фрост ощупывают его причёску, давно ли над ней работал персональный стилист? Просвечивают поры на коже — как давно проводилась последняя глубокая чистка? Сколько лет на самом деле этой женщине, тридцать пять, сорок, сорок пять? С каждым пятилетием прибавлялся внушительный бонус: надо же, так за собой следит! Вот сканер высчитывает, сколько граммов платины в цепочке, фианиты в подвеске или натуральные алмазы… Артур повёл плечами, чтобы солнечные лучи добрались до главного, в три карата, и прямо-таки услышал щелчок внутри головы Алекс: её сканер подтвердил натуральность камня.
А какой дружелюбной стала сразу её улыбка! Какой естественной радостью осветилось прекрасное лицо — так и тянуло сказать: wow!
Она даже спорхнула со ступенек и взяла Кривошапкина за ту руку, которой он не держался за спасительный якорь Алёшкиной лапки:
— Oh, Virginia! Do you really want to adopt a child? Our agency will help you to reduce time and make the price of this process considerably lower! [7]
— Oh, Alex, is that true? Me and my husband will accept your help with pleasure! [8] — пропела в ответ "Вирджиния".
Алёшка попытался в который уже раз выдернуть руку из крепких пальцев Артура.
— Что ты, малыш? — склонился к нему Кривошапкин. — Ты что, боишься?