— Вам известно, где они сейчас?
— Нет, сэр.
— Однако вы видели их у подзащитной?
— Да, сэр.
— Значит, вы полагаете, что эти камни находились среди вещей, переданных Перри Мейсону?
— Возражаю, ваша честь! В вопросе содержится не очевидный факт, а предположение, а потому считаю его неправомерным, — заявил Мейсон.
— Возражение принято.
— Тогда прошу задавать вопросы, — недовольным голосом произнес Бергер.
Мейсон некоторое время размышлял, затеи сказал тихо сидящей рядом Делле:
— Здесь явная ловушка, Делла. Но мне все же хотелось бы узнать, в чем она заключается.
Он медленно поднялся со своего места, подошел к углу стола и пристально посмотрел на свидетельницу.
— Итак, вы стояли в дверях комнаты? — спросил он Этель Билан.
— Да.
— И видели драгоценные камни на кровати?
— Да.
— Какое расстояние было между вами и кроватью?
— Примерно футов десять.
— И вы заметили, что это были драгоценные камни?
— Да.
— Какие это были камни?
— Бриллианты, изумруды и несколько рубинов.
— Сколько у вас было по-настоящему ценных бриллиантов?
Свидетельница потупила взор.
— Так сколько же? — настаивал Мейсон.
— Ни одного, — призналась она.
— Сколько у вас было настоящих рубинов?
— Один. Я хочу сказать, что мне его подарили. Я… мне кажется, он был настоящим.
— Как долго он находился у вас?
— Он и сейчас у меня.
— А теперь насчет тех рубинов, на кровати, — сказал Мейсон. — Это были необработанные камни, дамские украшения или имитация?
— Это были рубины.
— Настоящие?
— Да, сэр. У меня, по крайней мере, сложилось такое впечатление. Я пытаюсь светить вам как можно точнее.
— Это похвально, — сказал Мейсон. — Скажите, сколько раз вы обсуждали этот вопрос с районным прокурором?
— Мы не обсуждали этот вопрос. Я только рассказала ему о том, что произошло.
— Вы также сказали, что рубины были настоящие?
— Да.
— И что вы находились на расстоянии десяти футов?
— Да.
— Не ближе?
— Нет. Думаю, что нет.
— Как долго вы стояли у двери?
— Наверное, секунд десять.
— Теперь о вашем рубине. Как он оформлен? Он оправлен в кольцо?
— Да.
— Вы его часто носите?
— Да.
— И все же, — сказал Мейсон, — вы до сих пор не знаете, настоящий он или нет. И после этого вы хотите уверить присяжных, что с расстояния в десять футов и всего десять секунд глядя на целую россыпь камней вам удалось заметить, что все они натуральные, не так ли?
— Видите ли, я… конечно, если вы так ставите вопрос, то ответ мой звучит абсурдно.
— Он звучит абсурдно потому, что он вообще абсурден, — заявил Мейсон. — У меня все!
После адвоката вперед выступил Хэмилтон Бергер, и на его лице заиграла самодовольная усмешка.
— А теперь давайте мы с вами допустим, что Дуглас Хепнер был убит шестнадцатого августа примерно в пять часов дня. Скажите, свидетельница, когда вы видели эти камни, до его смерти или после?
— Протестую! Вопрос наводящий, а потому неправомочен, — раздраженно воскликнул Мейсон. — Я считаю, что постановка такого вопроса недостойна работника юстиции, а потому прошу суд не принимать его во внимание.
Лицо судьи Морана приняло суровое выражение.
— Протест принят, — сказал он. — Суд не принимает вопрос во внимание.
— Ну ладно, — согласился Бергер, — тогда скажите мне, когда вы видели эти камни?
— Шестнадцатого августа.
— В котором часу?
— Около шести вечера.
— У меня все.
— Вопросов больше нет, — обратился к суду Бергер, — я прошу вызвать свидетельницу мисс Сюзанну.
Сюзанна Гренджер заняла место Этель Билан и произнесла клятву.
— Ваше имя Сюзанна Гренджер? — спросил Бергер.
— Да, сэр.
— Вы, кажется, совсем недавно вернулись из Европы?
— Да.
— Возвращаясь из Европы, вы встретили на судне Дугласа Хепнера?
— Совершенно верно.
— Как развивались ваши отношения после возвращения из Европы?
— Ну, мы несколько раз встречались, он навещал меня.
— Мне хотелось бы узнать, упоминал ли Дуглас Хепнер в разговоре с вами имя Элеонор Корбин? — спросил Бергер.
— Конечно, упоминал.
— Скажите, он случайно не называл Элеонор Корбин свой женой?
— Нет, не называл. Напротив, он…
— Неважно, неважно, — быстро среагировал Бергер, поднимая руку ладонью вперед, словно полицейский регулировщик, останавливающий поток транспорта. — Я хочу изучить этот вопрос исключительно с правовой точки зрения. Так как здесь было заявлено, что подзащитная является его женой, я спросил вас, не слышали ли вы, чтобы он именовал ее женой. Вы ответили, что нет. Этот ответ точно соответствует поставленному мной вопросу. А сейчас я хочу задать вам более узкий вопрос. Приходилось ли вам разговаривать с подзащитной о Дугласе Хепнере?
— Приходилось.
— Когда это было?
— Примерно пятнадцатого августа.
— И о чем шла речь?
— Я… в общем, Дуглас был у меня, а когда он ушел, я обратила внимание на то, что дверь в триста шестидесятую квартиру приоткрыта. Щель небольшая, но вполне достаточная для того, чтобы Элеонор Корбин могла видеть, как он проходил через холл и…
— А откуда вы знаете, что подзащитная вела за ним наблюдение?
— Потому… ну, потому, что я знала, что она поселилась у Этель Билан, чтобы, шпионить за…
— Я не спрашиваю вас, зачем она там поселилась, — прервал ее прокурор. — Это может сказать лишь очевидец. Ваша честь, я прошу вас объяснить свидетельнице, чтобы она точно отвечала на поставленные мною вопросы и не давала дополнительной информации.
— Хорошо, — холодно заявила Сюзанна Гренджер. — Я знала, что подзащитная поселилась у Этель Билан. Я заметила также, что всякий раз, когда Дуглас уходил от меня, дверь в соседнюю квартиру была приоткрыта и за ней стояла Элеонор Корбин.
— Что же произошло потом?
— Однажды я сказала подзащитной, что она ведет себя глупо. Я сказала: «Вам таким способом мужчину не удержать. Вы ревнивая, безответственная дура, и я прошу вас в дальнейшем прекратить подслушивать разговоры, которые происходят в моей квартире. Я не намерена мириться с этим. По-моему, есть закон на этот счет и при случае я воспользуюсь им».
— И что вам на это ответила подзащитная?
— Она пришла в ярость. Сказала, что я потаскуха и что я пытаюсь украсть у нее Дугласа, что он изменник, как и все мужчины, и что я пользуюсь только удобным случаем.
— Она не сказала вам, что она замужем за Дугласом Хепнером?
— Нет, но она сказала, что собирается выйти за него замуж. Она заявила также, что если он ей не достанется, то не достанется никому.
— Выходит, она угрожала вам?
— О, я не помню всего ею сказанного. Да, она грозилась убить и его и меня. Она сказала, что убьет Дугласа, если я его отниму у нее.
— Подзащитная не говорила вам, как она собирается осуществить свою угрозу?
— Да, говорила. Она открыла свою сумочку. Потом вынула из нее револьвер и сказала, что она человек отчаянный и что стоять на ее пути небезопасно. В общем, что-то в этом духе.
— Теперь я прошу вас ответить мне, видели ли вы этот револьвер раньше?
— Я не знаю. Я видела очень похожий на него.
— Где?
— В сумочке подзащитной.
— Вопросов не имею, — сказал Бергер. — Теперь ваша очередь, мистер Мейсон.
С этими словами Хэмилтон Бергер повернулся и направился к своему столу. Удобно устроившись в кресле, он улыбнулся, и лицо его опять излучало полное довольство собой.
Мейсон спросил:
— Так, значит, разговор затеяли вы, мисс Гренджер?
— Разумеется. Мне просто надоело шпионство, и я решила положить этому конец.
— Кто-нибудь еще слышал ваш разговор с подзащитной? Мисс Билан, например, не присутствовала при этом?
— Мисс Билан не было дома. Подзащитная была в квартире одна.
— Иными словами, — заключил Мейсон с веселой улыбкой, — против подзащитной свидетельствуют лишь ваши слова.
— Вы ошибаетесь, — саркастически ответила Сюзанна Гренджер. — Наш разговор подслушал мистер Ричи и, кстати, сделал мне внушение по этому поводу. Он заявил мне, что людям, живущим в таких фешенебельных домах, не позволительно учинять столь шумные скандалы…
— Меня не волнует, кто что кому сказал, — парировал Мейсон. — Это из области слухов. Я спрашиваю, присутствовал ли кто-нибудь еще при вашем разговоре?
— В этот момент в соседней квартире находился мистер Ричи. Дверь была открыта, и он слышал весь разговор.
— У меня нет вопросов, — объявил Мейсон.
— Одну минуту, — вступил Бергер. — Почему вы не сказали мне о том, что мистер Ричи слышал ваш разговор?
— Вы меня не спрашивали об этом.
— Мне кажется, — вмешался Мейсон, — что свидетельница уже все сказала. Она не знала, что Ричи слышал их разговор.
— Ведь я объяснила, что он сделал мне замечание гораздо позже…
— Успокоитесь, успокойтесь, я не собираюсь больше вас ни о чем спрашивать, — заверил Бергер. — Ваша честь, я хочу обратить внимание на то, что этот факт знаменует собой начало новой и очень интересной фазы в нашем деле, о которой я даже не догадывался. Почему вы не рассказали мне об этом, мисс Гренджер?
— О чем не рассказала?
— О том, что кто-то присутствовал при вашем разговоре?
— А никто и не присутствовал. Просто мистер Ричи случайно подслушал. Кроме того, я не привыкла, когда мне не верят.
— Простите, но это суд, — заметил прокурор. Затем он посмотрел на часы и обратился я судье: — Ваша честь, я знаю, что еще не время, но обвинение просило бы вас объявить перерыв на несколько минут. За это время я хотел бы посоветоваться со своими помощниками, дабы убедиться в том, что обвинение представило суду всех своих свидетелей.
— Не возражаю, — согласился судья Моран.
Когда женщина в полицейской форме подошла к столу, чтобы сопроводить Элеонор Корбин в отведенное для нее помещение, Мейсон обратится к ней со словами:
— Вы не возражаете, если я поговорю с моей подзащитной? Может быть, мы пройдем в комнату для свидетелей?
— Пожалуйста, мистер Мейсон, — сказала она. — Минут двадцать вам достаточно?
— Благодарю вас. Думаю, что этого хватит, — ответил Мейсон.
Он кивнул Делле Стрит и обратился к Элеонор:
— Прошу вас, миссис Хепнер, следуйте за мной.
Элеонор поднялась и вместе с Деллой Стрит и Мейсоном направилась в комнату для свидетелей. Войдя в помещение, Мейсон резко захлопнул за собой дверь.
— Вот так-то, — сказал он.
— Что случилось?
— Хватит притворяться, — раздраженно бросил он. — Из-под ваших ног почва выбита. Творить же чудеса я не умею. Сейчас самое время рассказать мне всю правду. У прокурора есть все основания обвинить вас в совершении убийства первой степени. Если вас заставят давать свидетельские показания, вы погибли. Если вас не вызовут в свидетельскую ложу и вы будете отстаивать свою версию с амнезией, вас разденут догола. Если вы подтвердите свой телефонный разговор с Этель Билан, вас изжарят как рождественского гуся, а ваша уловка с амнезией окажешься банальной «липой». Если же вы станете утверждать, что такого разговора не было, то у прокурора, вероятно, найдется свидетель на телефонном коммутаторе, который подтвердит, что вы звонили по номеру Этель Билан. И звонили вы именно в тот момент, когда медсестра выходила из палаты. Кроме того, в резерве у прокурора целая рота психиатров, которые обследовали вас. Они поклянутся, что потеря памяти
— всего лишь мимикрия. Вот так. Теперь расскажите мне правду.
— Почему прокурор попросил перерыва? — спросила Элеонор, отводя взгляд от Мейсона.
— Потому что он хочет выяснить, действительно ли Ричи подслушал разговор. Если это так и если его показания совпадут с показаниями Сюзанны Гренджер, он вызовет его в суд.
— Значит, вы все же допускаете, что я утаиваю правду, и не верите в то, что я действительно ничего не помню? Не так ли, мистер Мейсон?
Мейсон пожал плечами.
— Это ваши похороны, — сказал он, — причем в самом прямом смысле злого слова. Вам вынесут приговор, потом вас посадят в небольшое стальное креслице в крошечной комнатке со стеклянными стенами. Все выйдут, лязгнет дверной замок, щелкнет клапан, послышится шипение газа и…
— Не надо! — закричала Элеонор. — Я не хочу этого! О, боже, неужели вы не знаете, что каждую ночь я испытываю эти кошмары?!
Делла протянула ей сигарету и дала прикурить.
Элеонор сделала глубокую затяжку, выпустила густое облако дыма и произнесла:
— Все чертовски плохо, мистер Мейсон. Если я расскажу вам, вы откажетесь от меня.
— А вы попробуйте все-таки рассказать.
— Все это правда, — сказала Элеонор.
— Что, это?
— То, что здесь говорилось.
— Вы имеете в виду историю, которую рассказала свидетельница?
Она кивнула.
— Значит, убили его вы? — спросил Мейсон.
— Я его не убивала. Ну а если я все расскажу, какая мне от этого польза?
— Давайте начнем по порядку, с самого начала, — сказал Мейсон, вложив в интонацию всю силу своего убеждения. — Расскажите правду, только очень коротко, потому что у нас нет времени. Затем я задам вам несколько вопросов, на которые мне хотелось бы получить ответы.
И Элеонор начала свою исповедь:
— Я всегда была довольно взбалмошной и нередко попадала в разные истории. Отец мой, напротив, довольно консервативен. Он всячески оберегает свое доброе имя, свое положение в обществе и всякое такое. Возвращаясь из Европы, я повстречала Дугласа Хепнера. Отцу он не поправился. Но так уж случается — одно влечет за собой другое. Отец заявил, что, если я выйду за Дуга замуж, он порвет со мной семейные связи и лишит материальной поддержки.
— Что же произошло потом? — спросил Мейсон.
— Дуг и я полюбили друг друга, правда, случилось это позже. На судне же было обычное дорожное увлечение. Дуг увлекался танцами, и… вначале мне показалось, что он просто судовой фат и ловелас. Но на деле оказалось не так. Он был цельной натурой, настоящим человеком.
— Хепнер рассказывал вам, чем он занимается, на какие средства собирается содержать вас?
— Да.
— Когда он об этом сказал?
— Несколько недель назад, когда мы строили наши свадебные планы. Он тогда много о себе рассказывал. Сначала был, что называется, перекати-поле, любил приключения, даже в некотором роде авантюры. Потом нашел работу. Он именовал себя детективом-любителем. Его задачей было выявлять тех, кто незаконно ввозит из-за границы драгоценности, редкие камни. За добытые сведения он получал вознаграждение.
— Так-так, я слушаю, — сказал Мейсон.
— Однажды у Дуга зародилось подозрение, что Сюзанна Гренджер является главой организации, занимающейся контрабандным ввозом камней. Не спрашивайте, как ему это пришло в голову, потому что я все равно этого не знаю.
— Он что, работал на таможню? — задал уточняющий вопрос Мейсон. — Они оплачивали ему информацию?
— Точно не могу вам сказать. Во всяком случае, у таможни насчет Сюзанны Гренджер не было ни малейшего подозрения. Она проходила досмотры с такой легкостью, и при этом ей оказывали столько уважения, будто она была главой какого-нибудь государства, прибывшего с официальным визитом.
— Я прошу вас забыть свою ненависть к ней и изложить лишь факты. И притом поскорее, — поторопил Элеонор Корбин Мейсон.
— Дуг сказал мне, что, если ему удастся внедриться в это контрабандное кольцо, к которому принадлежат Сюзанна, он получит столько денег, что их хватит на то, чтобы купить небольшую фирму.
— И что же предпринял Хепнер?
— Дуг сказал, что назначит свидание Сюзанне и попробует войти к ней в доверие. Он просил меня не волноваться, ибо не собирается за ней ухаживать. Ему просто надо было прозондировать почву. Он не отрицал возможности провести обыск в ее квартире. Но чтобы решиться на это, нужна была полная уверенность. Ему нужно было найти такое место, откуда можно было бы подслушивать, что происходит у нее на квартире. У него был микрофон с каким-то усилителем, который стоило приложить к стене, хотя бы в комнате Этель Билан, и можно было слышать все, что происходит у Сюзанны. Тогда мы с Дугом разработали совместный план. Я должна была представиться ревнивицей, коварной женщиной и поселиться у Этель Билан. Вот так я и оказалась ее квартиранткой. Потом как-то так случилось, что Сюзанна пронюхала о том, что я живу по соседству. Я об этом не знала, но Дуг узнал. Может быть, ему сказала сама Сюзанна…