— Они тебе не понадобятся, дедушка, — обиженно сказал Хэлли. — Я не промахнусь.
— Знаю, Хэлли, но так полагается. Кроме того, кое-кому из нас, возможно, не мешает попрактиковаться. — Далакотт обнял мальчика за плечи и пошел с ним к тропинке, что бежала по склону между двумя высокими сетками.
Сетки эти использовали для того, чтобы отловить пару-тройку птерт. Они образовывали коридор, который пересекал площадку, взбирался на склон и исчезал в тумане наверху. Как ни странно, несколько шаров всякий раз обязательно попадало в ловушку — возможно, из-за чрезмерного любопытства. Кстати говоря, кое-кого подобное поведение птерты наводило на мысль, что шары отчасти разумны, однако Далакотт никогда этому не верил: ведь внутри у птерты была только пыльца, чем же ей думать?
— Я готов, дедушка, можешь меня оставить, — сказал Хэлли.
— Хорошо, молодой человек. — Далакотт отошел на дюжину шагов и присоединился к свидетелям. Он вдруг осознал, что его внук уже не тот маленький мальчик, который сегодня утром играл в саду. Хэлли шел на испытание с достоинством и мужеством взрослого. Неожиданно генерал сообразил, что не понял Конну, которую пытался подбодрить за завтраком. Она была права — ребенок к ней больше не вернется.
— Я знал, что долго ждать не придется, — прошептал Ондобиртр.
Далакотт посмотрел вверх, на стену тумана в дальнем конце сетчатого коридора. Сердце тревожно сжалось, когда он увидел, что появились две птерты сразу. Ниэко над землей, рыская из стороны в сторону, багровые шары диаметром не меньше двух ярдов каждый спускались по склону.
Хэлли сжал в руке крестовину, слегка изменил позу и приготовился к броску.
«Подожди!» — мысленно скомандовал Далакотт, опасаясь, что присутствие второй птерты заставит, мальчика попытаться уничтожить хотя бы одну на максимальном расстоянии.
Пыльца из лопнувшей птерты почти мгновенно теряет ядовитые свойства, и минимальная безопасная дистанция составляет около шести шагов, если, конечно, нет ветра. На таком расстоянии промахнуться практически невозможно, и хладнокровному человеку одинокая птерта, в общем-то, не противник. Но Далакотту случалось видеть, как новички от волнения теряли голову; некоторые даже впадали в оцепенение и глядели, словно завороженные, как шары неумолимо приближаются к добыче.
Птерта надвигалась на Хэлли. Их разделяло шагов тридцать. Мальчик отвел назад правую руку, но метать снаряд не спешил.
Далакотт стиснул одну из своих птертобоек, готовый в любой момент броситься вперед. Хэлли шагнул к левой сетке.
— Ты понимаешь, что этот чертенок задумал? — выдохнул Джихейт. — Он, по-моему, и впрямь…
В этот миг птерты оказались на одной линии, и Хэлли метнул оружие. Крестовина угодила точно в цель: пурпурные шары исчезли, будто их и не было…
Хэлли подпрыгнул от восторга и вновь принял боевую стойку: из тумана выплыла третья птерта. Мальчик отстегнул с пояса еще одну птертобойку, и Далакотт увидел, что это треугольное баллинское оружие.
Птертобойка пронеслась над тропинкой и уже на излете — все-таки расстояние было весьма приличным — рассекла и уничтожила птерту. Радостно улыбаясь, Хэлли обернулся к мужчинам и, как полагалось по ритуалу, низко поклонился. Он предъявил три обязательные победы и теперь официально вступал во взрослую жизнь.
Во дворике перед особняком стояло множество карет, в саду играли дети. Хэлли первым выпрыгнул из экипажа и помчался искать мать. Далакотт последовал за ним.
Конна встретила генерала в дверях и крепко обняла.
— Спасибо, что присмотрели за Хэлли, — сказала она. — Он действительно совершил все подвиги, о которых рассказывает?
— Он был просто великолепен!
Оставив Конну встречать других гостей, Далакотт направился в гостиную, взял с накрытого для детей стола бокал фруктового сока и встал у окна.
Солнце приближалось к Верхнему Миру, наступало время красочного зрелища: вот-вот в атмосфере планеты-сестры заиграют, заискрятся солнечные лучи. На глазах у Далакотта холмы и дальние поля полыхнули всеми цветами радуги и резко потускнели. За сумеречной полосой, что мчалась по земле, следовала густая черная тень. Не прошло и минуты, как дом погрузился во тьму — началась малая ночь.
Зажгли свечи и масляные фонари; их запах будил воспоминания, и мысли Далакотта вернулись к прошлому, к немногим драгоценным ночам, которые он провел вдвоем с Эйфой Маракайн. Они подолгу обсуждали свое будущее: Эйфе предстоял развод с прежним мужем, а новое замужество могло породить проблемы, поскольку она собиралась замуж за военного, хотя сама принадлежала к другому сословию. Перед Далакоттом стояли те же проблемы, но он не сомневался, что сумеет с ними справиться. Потом началась падалская кампания, разлучившая влюбленных почти на год. Затем пришло известие, что Эйфа умерла, родив мальчика. Поначалу Далакотт хотел усыновить ребенка и сохранить тем самым верность Эйфе. Но вмешался здравый смысл, точнее, боязнь пересудов. Он ничего бы не добился, лишь опозорил бы доброе имя Эйфы, поставил крест на своей карьере и испортил жизнь мальчику, которого назвали Толлером…
Ну да ладно, что было, то было. Сейчас ему предстоит произнести короткую речь перед гостями, так что не мешало бы сосредоточиться.
Далакотт подошел к стулу с высокой спинкой, в честь Хэлли украшенному голубыми стрелоцвета-ми, и тут сообразил, что внук куда-то запропастился.
— Где же наш герой? — крикнул кто-то из гостей.
— Предъявите героя!
— Он, наверно, ушел в свою комнату, — сказала Конна. — Сейчас я его приведу.
Она виновато улыбнулась и выскользнула из гостиной. Через минуту она вновь появилась в дверях со странным, застывшим лицом, кивнула Далакотту и, не сказав ни слова, снова исчезла. Убеждая себя, что ничего страшного произойти попросту не могло, генерал прошел по коридору в спальню Хэлли.
Мальчик лежал на узкой кровати. Его лицо раскраснелось и блестело от пота, руки и ноги судорожно подергивались.
Не может быть, подумал Далакотт, не может быть! Он сразу понял, что Хэлли изо всех сил пытается сесть, но не может. Паралич и лихорадка!
Далакотт медленно опустился на колени рядом с кроватью, положил ладонь на живот мальчика и нащупал еще один симптом заболевания — вздувшуюся селезенку. С губ генерала сорвался горестный стон.
— Ты обещал присмотреть за ним, — безжизненным голосом прошептала Конна, — ведь он совсем еще ребенок!
Далакотт встал и обнял ее за плечи.
— Среди гостей есть врач?
— Что толку?
— Я вижу, на что это похоже, Конна, но Хэлли ни разу не подошел к птерте ближе тридцати шагов, а ветра не было. И потом, птертоз проявляется не сразу, а через два дня. Ну что, есть в доме врач или нет?
— Есть, Визиган, — прошептала она. — Я приведу его. — Конна повернулась и выбежала из комнаты.
— Ты поправишься, Хэлли. — Далакотт снова опустился на колени у койки. Он вытер краем маленького одеяла пот с лица мальчика и ужаснулся тому, какой жар излучает покрытая капельками пота кожа.
Хэлли смотрел на него с немой мольбой, губы мальчика дрогнули. Далакотт заметил баллинскую птертобойку и вложил ее в негнущиеся пальцы Хэлли, потом поцеловал внука в лоб. Внезапно он осознал, что происходит что-то странное: Конна слишком долго не возвращается, а откуда-то доносится женский крик.
— Я вернусь через секунду, солдат. — Генерал вышел в коридор. В гостиной он увидел, что гости столпились вокруг корчившегося на полу человека.
Это оказался Джихейт. Лихорадка, крупные капли пота, судорожные движения — все признаки птертоза были налицо…
Ожидая, пока отвяжут воздушный шар, Далакотт сунул руку в карман и нащупал странный безымянный предмет, который нашел когда-то на берегу Бес-Ундара. Большой палец генерала будто сам собой принялся поглаживать зеркальную поверхность. Далакотт пытался свыкнуться с чудовищными событиями последних девяти дней.
Хэлли умер до исхода малой ночи, в день своего совершеннолетия. Джихейт и Ондобиртр пали жертвами новой страшной формы птертоза к концу того же дня, а на следующее утро скончалась на руках Далакотта и Конна. Так генерал впервые столкнулся с тем, что птертоз стал заразным. В ту же ночь умерло тридцать два человека из сорока присутствовавших на празднике. И на этом наступление смерти не остановилось. Население деревушки Клинтерден и ее окрестностей в три дня сократилось с трехсот до пятидесяти человек, после чего зараза наконец-то отступила…
Гондола слегка накренилась. Далакотт пододвинулся ближе к иллюминатору и посмотрел вниз. Все знакомо до боли: домики с красными крышами, сады, полоски полей. Минувшие девять дней превратили генерала в старика. Неожиданно для себя он постиг, что можно, оказывается, завидовать мертвым.
ЧАСТЬ II ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ ПОЛЕТ
Глава 6
Опытный оружейный завод располагался на юго-западной окраине Ро-Атабри, в старом фабричном районе Мардаванских Набережных.
Район находился в болотистой низине, по которой в свое время проложили канал. Заросшие сорняками пустыри, сточные колодцы, скотомогильники соседствовали с многочисленными заводами и фабриками, мастерскими и складами, поблизости от которых лепились друг к другу хибарки рабочих.
На Толлера Маракайна окружающая обстановка наводила жуткую тоску. Кроме foro, ему не нравилась сама работа, тем более что в глубине души он считал планы Харгета создать новое оружие из заменителя бракки пустой затеей. Ни один из созданных на станции композитов не выдерживал сравнения с браккой — самым твердым и стойким материалом на планете. А если природа столь любезно предлагает идеальный материал, какой смысл искать другой?
Впрочем, хотя нередко и ворчал, работал Толлер усердно, так как твердо решил доказать Лейну, что он тоже на что-то годится.
Однажды утренним днем в складское помещение, где Толлер развешивал нарезанное стекловолокно, вошел Харгет.
— Пошли, Толлер, — позвал он, — нам понадобятся твои крепкие мышцы.
— Зачем?
— Ты вечно жалуешься, что тебе не дают работать с машинами, так? Считай, что твои мольбы услышаны.
Харгет подвел Толлера к небольшому передвижному крану, который установили на площадке между двумя мастерскими. Обычная конструкция из бревен стропильника, за исключением того, что зубчатые колеса, которые у кранов всегда делают из бракки, у этого образца были из созданного на опытной станции сероватого композита.
— Скоро должен прибыть магистр Гло, — сказал Харгет. — Он собирается продемонстрировать эту зубчатую передачу финансовому инспектору принца Пауча. Мы сейчас проведем пробное испытание. Проверь тросы, получше смажь шестерни и нагрузи короб камнями.
Толлер кивнул и начал готовить кран. Не успел он нагрузить короб, как послышался цокот копыт. В ворота станции вкатился красно-оранжевый фаэтон магистра Гло. Магистр вылез из экипажа, поздоровался с Харгетом, о чем-то у него спросил, а затем направился к крану.
— Вот ты где, мой мальчик! — воскликнул Гло, увидев Толлера.
— Здесь шестерни из старого композита номер 18, — сказал Харгет, — которые мы испробовали на низкотемпературную выдержку и получили весьма обнадеживающие результаты. Конечно, на деле этот кран — всего лишь опытный образец, но я уверен, что мы движемся в правильном направлении.
— Конечно, конечно, но позволь мне посмотреть его в работе.
— Разумеется. — Харгет кивнул Толлеру, и тот взялся за рычаг.
Вообще-то по проекту крановщиков должно было быть двое, однако Толлер легко справлялся один. Несколько минут он под командованием Харгета поворачивал стрелу и демонстрировал, с какой точностью машина кладет груз. Все шло гладко, и вдруг, когда Толлер уже заканчивал испытание, собачка храпового механизма дробно застучала и срезала несколько зубьев на главной шестерне. Короб с грузом полетел вниз, затем барабан заклинило, трос перестал разматываться и кран опасно наклонился. Несколько рабочих бросились к машине, навалились на задравшуюся «лапу» и прижали ее к земле. Кран был спасен.
— Поздравляю, — злобно сказал Харгет, когда
Толлер спрыгнул на землю. — Как это ты сумел?
— Если бы ваш кран был из бракки, а не из остывшей каши, ничего бы… — И тут Маракайн заметил за спиной у Харгета магистра Гло, который лежал на земле и не шевелился. Испугавшись, что в Гло попал отлетевший зуб шестерни, Толлер подбежал к магистру и опустился рядом на колени.
— Унеси меня отсюда, мой мальчик, — пробормотал Гло. — Я, кажется, наполовину мертв.
Толлер отвез магистра к нему домой, после чего отправился бродить по городу, чтобы слегка развеяться. Впрочем, ему было не до веселья — уж слишком мрачные мысли его одолевали. Он узнал от Гло, что сразу в нескольких провинциях началось что-то вроде птертовой чумы. Первые сведения о вспышке болезни поступили из воинских частей, расквартированных в провинциях Кейл и Миддак, затем настал черед других — Сорка, Меррил, Падал, Баллин, Ялрофак, Лунгл… Власти, естественно, призывали не поддаваться панике и утверждали, что столице не грозит никакая опасность. Толлер Маракайн отнюдь не разделял оптимизма властей имущих. Если птерта и впрямь стала гораздо агрессивнее, что помешает ей напасть на главный город Колкоррона?
Вдруг Толлер заметил, что прохожие на улице все как один уставились вверх. Он поднял голову. В небе виднелись пурпурные шары. Птерта!
Как ни странно, люди не спешили прятаться под крыши. Хотя что же тут странного? Все твердо верили, что птерта не меняет своих-привычек и не нападает среди бела дня.
Где-то поблизости взвизгнула женщина. Толлер резко обернулся и увидел, что один из шаров опускается на многолюдную площадь. Затрубили горны, раздались испуганные вопли. Птерта лопнула в метре от земли.
Толлер метнулся к ближайшему зданию. Краем глаза он заметил, что площадь буквально усеяна птертой.
То, что происходило в городе в течение часа, напоминало кошмарный сон. Птерта вела себя с небывалой дерзостью. Шары наводняли сады и дворики, неспешно пересекали городские площади, ныряли в проходы между домами, под арки и колоннады. Их уничтожали, однако казалось, что меньше шаров не становится. Толлер не сомневался, что видит птерту-мутанта.
Чума пришла и в столицу.
Те, кто утверждал, что птерта отчасти разумна, всегда подкрепляли свои слова будто бы неоспоримым доводом: шары избегали нападать на крупные города, словно понимали, что там их перебьют в мгновение ока. Так оно и было, пока не появились мутанты — багровые шары, которые разносят чуму. Да, эти шары можно уничтожить, однако ядовитая пыльца наверняка успеет погубить множество людей. Вдобавок, всякий, кто ее вдохнет, становится не менее опасен, чем птерта, ибо превращается в разносчика заразы.
Наконец ветер переменился, и птерта отступила. Но радоваться было нечему: ведь теперь следовало опасаться едва ли не каждого встречного. Судя по всему, этот кошмарный сон никогда не кончится.
С того дня, как птерта впервые напала на Ро-Атабри, минуло без малого два года.
Толлер Маракайн проснулся рано. С недавних пор его сон стал беспокойным. Он встал и вышел наружу, решив прогуляться в одиночестве по территории Башни.
Сначала Толлер проверил, надежно ли закреплены сетки внутреннего защитного экрана. До нашествия чумы экраны устанавливали только в сельской местности, и в те времена достаточно было простых сеток. Теперь же и в городах, и в деревнях появи-лись новые конструкции — двойные, с крепкими подпорками.
Магистр Гло поручил Толлеру важное и довольно опасное дело: руководить сооружением экранов для Башни и других домов ученых. Сознание того, что наконец-то он занимается чем-то полезным, помогло Маракайну слегка обуздать свой буйный нрав; кроме того, работать приходилось на открытой местности, что было достаточно рискованно, а потому приносило известное удовлетворение.
Боррит Харгет создал новое противоптертовое оружие — странный с виду метательный снаряд в форме уголка. Снаряд летел быстрее и дальше, чем обычная колкорронская крестовина, и в руках сильного мужчины мог поражать шары на расстоянии свыше сорока ярдов.
Пока Толлер руководил постройкой защитных экранов, он в совершенстве овладел искусством обращения с новым оружием и гордился тем, что не потерял за время работы никого из подчиненных, хотя шары-мутанты успели за тот же срок истребить две трети населения империи.
Несмотря на бодрящую свежесть утреннего воздуха, Толлер вдруг почувствовал, что ему трудно дышать. Догадываясь, что близок к панике, он сделал то, чего не делал со времен ссылки на Хаффангер — открыл ворота во внутреннем экране Башни, пересек буферную зону и вышел за внешний экран, на незащищенный склон Зеленой Горы.