Рэйф рванулся к Габи и стащил ее со стула. Быстро окинув взглядом весь зал, он попытался найти ее каталку, но в темноте это было невозможно. Габи с трудом передвигала ноги, спотыкалась, но все-таки двигалась, причем довольно быстро, чего Рэйф от нее никак не ожидал.
Едва различимая в сгустившемся воздухе черная фигура надвигалась на Габи, но девушка успела отскочить в сторону. Удар ногой — и коридор перед ними очистился.
Рэйф, Габи и вместе с ними Мартин, спотыкаясь, побежали к выходу. По дороге они проскочили мимо трех черных силуэтов. Дышать становилось все тяжелее. Но наконец показалось отверстие в скале, то самое, возле которого приземлился их самолет.
Огромные ворота были подняты. На площадке стояло несколько самолетов. Сквозь стекло кабин были видны лежащие там люди. Все они, по-видимому, находились в состоянии транса. Из открытых люков доносилось тяжелое дыхание, дыхание людей, спящих неспокойным сном.
— Он сказал, пятиместный самолет… — сквозь зубы процедил Рэйф, уже почти не в состоянии дышать. — Должно быть, вот этот… Быстро!
В это время за их спиной бесшумно возникли два черных силуэта с ножами.
Рэйф был уже почти у самолета, когда неожиданно ноги его подкосились. Он увидел, как Мартин, высунувшись из самолета, протягивает ему руку. Затем наступила полная темнота.
…Очнувшись, Рэйф услышал ровное гудение мотора. Что-то сдавливало грудь. Скосив глаза вниз, он увидел, что рубашки на нем нет, а вся грудь перебинтована. Какое-то время он лежал, ничего не понимая, и не сразу ощутил боль.
Потом появились смутные очертания лица Габи.
— Лежи спокойно. В тебя всадили нож, когда ты залезал в самолет.
Рэйфа захлестнула волна нестерпимой обиды, чуть ли не стыда.
— Где Мартин?
— Ведет машину. Лежи спокойно, — сказала Габи. — Ты действительно серьезно ранен, это уже без шуток. Мартин везет нас к врачу.
— Нет, — покачал головой Рэйф, — подожди. Сейчас я попробую…
Он закрыл глаза и попытался снова перейти на язык подсознания. Поначалу ему это не удавалось. Слишком много событий, слишком яркие переживания наслоились на тот уровень, куда ему надо пробиться. Рэйф еще раз сосредоточился — и вышел на него.
Если я ранен, думал он, то наверняка могу почувствовать, где конкретно и насколько серьезно.
Его мысль блуждала по всем нервным узлам и сплетениям, пытаясь все прочувствовать и осознать.
— Все в порядке, — сказал Рэйф, открывая глаза.
— Ничего серьезного. Кости, мышцы, крупные сосуды — все цело. Забавно, почему я все-таки так оплошал?
— Нормальным людям, — сердито сказала Габи, — не кажется забавным так «оплошать», когда нож торчит в боку.
Услышав вдруг как бы со стороны свои собственные слова, она рассмеялась. А начав смеяться, остановиться уже не могла. Смех ее все больше напоминал рыдания и постепенно перерос в настоящую истерику. Совершенно обессиленная, не в состоянии взять себя в руки, она уронила голову на грудь Рэйфа, и теперь он всем телом ощущал ее дрожь.
Над головой Габи появилось озабоченное лицо Мартина.
— Что такое? — спросил он. — Что тут происходит?
Девушка выпрямилась и, наконец успокоившись, откинула со лба волосы.
— Все в порядке, — сказала она. — С ним все в порядке. Это я просто сорвалась.
— Никаких врачей, — вкрадчиво произнес Рэйф, глядя в лицо Мартина. — Дай мне руку и помоги добраться до пульта.
— Ты не должен двигаться!
— Должен. И буду. — Рэйф сделал усилие и рывком сел.
— Послушай! Ты же истечешь кровью!
— Нет. Я собираюсь выздороветь куда быстрее, чем могут себе представить любые врачи. А теперь помоги мне добраться до пульта — или прикажешь ползком?
Мартин открыл было рот, но предпочел промолчать. Он взял Рэйфа под руку и довел до кресла у пульта управления.
— Спасибо, — сказал Рэйф. — Отлично, — окинув взглядом приборную доску, добавил он. — Ты, значит, еще не стер…
Он схватил левой рукой правую руку Мартина, скользнувшую к клавиатуре автопилота.
— Осторожно, — проговорил Рэйф, — хоть меня немного и помяли, но оставить тебя без пальцев еще смогу. Уйди.
С минуту Мартин не двигался, но затем убрал руку.
— Спасибо, — еще раз сказал Рэйф.
Он попытался найти программу, которую Мартин собирался стереть. С маленького дисплея автопилота исчезла навигационная карта и вместо нее появилась карта Англии со светящейся точкой милях в пятидесяти к северо-востоку от Лондона.
— Понятно. Значит, сюда нас и должны были доставить.
— Это просто направление, общее направление, — нервно заговорил Мартин. — Как только самолет попадет туда, его поведут наземные службы. Я клянусь тебе, никто там, я имею в виду там, откуда мы только что вырвались, никто не знает, кто или что нас ждет в этом месте. Если бы мы знали, возможно, нам и не пришлось бы расспрашивать тебя и мисс Лезинг.
— В таком случае, — Рэйф посмотрел ему в лицо, — почему вы собирались отправить нас туда?
— У нас не было выбора, — ответил Мартин. — Я говорил тебе, что не мы, а кто-то другой или что-то другое привело тебя сюда, на Землю.
— Значит, по-твоему, — вступила в разговор Габи, — Повелитель Демонов, Тебом Шанкар, или как там его еще зовут, ждет нас?
Габи говорила спокойно, но в словах чувствовался страх.
— Не знаю! — и без того вытянутое лицо Мартина совсем перекосилось. — Может, это и не он. Это было бы слишком просто. Я думаю, нас решили убить, когда выяснилось, что мы пытаемся вытянуть из вас какую-то информацию, вместо того чтобы сразу отправить к нему. Но это всего лишь мои догадки. Не знаю!
— Все это мы выясним через несколько дней, как только я встану на ноги, — сказал Рэйф.
Он нагнулся к пульту и перепрограммировал автопилот на Северную Америку.
— Куда мы летим? — спросила Габи.
— Найдем Лукаса и отсидимся вместе, — ответил Рэйф.
Самолет, послушный автопилоту, уже разворачивался, оставляя сзади себя полуденное солнце.
Глава X
— Лукас! — позвал Рэйф. — Лукас!
Спустившись вновь в глубины подсознания, он нашел волка, и голос Лукаса позвал его в Канаду, в глухие северные леса. Лукас обосновался на берегу озера, заросшего густым сосняком, словно спрятавшегося еще со времен девятнадцатого века и от краснокожих, и от вездесущих трапперов. Самолет, покружив над озером, сел на небольшую лужайку на берегу. Пейзаж освещали звезды — солнце уже село, луна еще не взошла. Рэйф, не в силах шевельнуться, устало откинулся в кресле.
— Вставай-вставай, — сказала Габи, помогая ему подняться на ноги. — Мы с Мартином устроили тебе вполне уютное ложе в хвосте самолета.
— Не надо, — отмахнулся Рэйф, но от изнеможения едва мог говорить и поэтому не особенно возражал, когда Габи, поддерживая, повела его по салону.
— Ничего со мной не случится. Я в порядке, только немного устал.
Он позволил уложить себя в импровизированную постель и накрыть одеялами из аварийного запаса, воняющими нафталином.
— Вот увидите, — едва шевеля губами, сказал он, — завтра утром я встану первым.
Но тут он ошибся.
На следующее утро он проснулся от боли и жара, с трудом вырвавшись из лихорадочных бредовых снов. Опять он бродил по бесконечным подземным пещерам, где жили пустотелые твари, которыми заправляло бумажное чудище. Временами он попадал и в другие места, не существующие ни в реальном мире, ни в его памяти. Но и здесь, и в бесконечных лабиринтах пещер он находил лишь боль и кровавые схватки. Снова и снова Рэйф либо дрался, либо спасался бегством. Время от времени к нему возвращалось сознание, но вскоре галлюцинации вновь обрушивались на него.
Когда наконец Рэйф окончательно вернулся в реальный мир, то был совершенно опустошен. Он осознал свою смертность, словно увидел внутри себя тикающие часы. Тело, надежно служившее ему, отказывалось подчиняться.
Он ощутил слабый прилив гнева, почувствовав свою беспомощность, но раздражение вскоре прошло, и Рэйф принялся вслушиваться в новое растущее чувство, которого доселе не испытывал. Он был почти рад своей слабости: утраченное ощущение физического превосходства словно примирило его с другими людьми. «Может быть, в конце концов я стану таким, как все», — подумал он.
Мысль эта поразила Рэйфа, как откровение. Неужели его сила, его дар внушения отомстили ему одиночеством в мире людей? Сейчас он, не задумываясь, отдал бы все свои телепатические способности и великолепную реакцию только за то, чтобы стать обычным человеком. Но как можно отказаться от того, что в тебе заложено, что составляет часть тебя? Только смерть способна разрушить стену между ним и всем человечеством. На нем лежит проклятие силы, как на других проклятие слабости, и лишь смерть, сняв проклятие, сделает его человеком. Но Рэйф еще не был готов умереть…
— Как долго? — спросил он.
— Пять дней, — ответила Габи.
Рэйф задумался и невольно покачал головой.
— Все равно, ты выздоровел невероятно быстро, — сказала Габи.
Вечерело. Прекрасное канадское лето было в самом разгаре. Легкий ветерок с озера задувал в открытые двери самолета. Возле его постели сидели Габи, Лукас и Мартин.
Рэйф слабо усмехнулся.
— Выздоровело тело, не я…
— Ты просто ослаб после болезни, — мягко сказала Габи.
Мартин молчал. Молчал и Лукас, не спуская с Рэйфа горящих звериных глаз. Рэйф покачал головой.
— Нет, мне преподали хороший урок. Я понял, что когда-нибудь умру. Знаете, было время, когда я верил, что не подвластен смерти. Я что-нибудь говорил в бреду?
— Ты все время с кем-то сражался, — ответила Габи. — И говорил, что боги не страдают. «Боги не знают боли». «Боги не умирают».
Габи, слегка нахмурившись, с любопытством посмотрела на него.
— Когда-нибудь мы все будем богами, — сказал Рэйф. — Все. Не сейчас. Сейчас мы просто мужчины и женщины. Обидно, но факт. Мы еще только люди. И я всего лишь человек. Но дайте мне немного времени, и, может, я снова стану как и раньше богом среди людей.
Габи пощупала его лоб.
— Холодный, — сказала она. — Жара нет. Как ты себя чувствуешь?
— С головой у меня все в порядке. Хватит безумия. Не волнуйся, — добавил Рэйф. — Хотя чувствую я себя неважно. Живот болит, как от побоев. Мне напомнили о моей человеческой сути и ее пределах. Мы все — только люди, но вынуждены сражаться с богами. Так было всегда. Новые поколения приходили на смену тем, кого боги поглотили или покорили…
Мартин прокашлялся и наконец заговорил.
— Он все еще не в себе, Габи.
— Ничего подобного. Ты тоже всего лишь человек, — сказал Рэйф. Он перевел взгляд на волчью морду. — Вот Лукас понял меня.
Лукас ничего не ответил — ни голосом, ни на языке подсознания.
Рэйф снова повернулся к Габи и Мартину.
— Со мной все в порядке, — сказал он. — Просто теперь я верю в существование Тебома Шанкара, Наставника — называйте его, как хотите. Вот и все. Только, Мартин, это не Эб Лезинг.
— Ты не можешь знать наверняка, — возразил Мартин.
— Того, что я знаю, мне вполне хватает, — Рэйф попытался приподняться на локте. — Помоги мне вылезти. Я хочу, наконец, выбраться на солнце и воздух. Валяясь в постели, с болезнью не справиться.
Мартин чуть ли не на руках вынес его из самолета и, подложив одеяло, усадил на землю. Рэйф заметил, что Габи ходит так, будто никогда и не была парализована. Но больше всего он радовался воздуху — чистому прохладному воздуху, заполнявшему легкие и остужавшему лицо.
Возле самолета почти бездымно горел костерок, рядом с которым Габи и Мартин соорудили что-то вроде навеса из одеял.
— Я зверски голоден, — сказал Рэйф, улыбаясь.
Лицо Габи, однако, сразу помрачнело.
— У нас ничего нет, кроме НЗ самолета, — сказала она, — сухари, пресная вода. Я могу сделать тебе кофе или чай.
— И на этом вы жили все пять дней? — уставился на нее Рэйф.
Можно было и не спрашивать. Пока он лежал в горячке, еда была ему не нужна, но остальным уже давно пришлось вести полуголодную жизнь. Рэйф посмотрел на Лукаса, который вылез вслед за ним и, зевая, сел у его ног.
— В чем дело, Лукас? Ты не мог поймать кролика или куропатку?
— Поблизости нет дичи, — ответил Лукас. — А я не мог оставить Габи.
— Да, конечно, — сказал Рэйф, рассердившись на себя за необдуманные слова. Охотиться здесь — значит, уходить далеко в лес. Дикому лесному волку, чтобы прокормить одного себя, пришлось бы целыми днями бегать по лесу.
— Лукас не ел даже хлеба, — вступилась за него Габи. — Я ему предлагала — не брал.
— Я понял. Извини, Лукас.
Рэйфа устроили возле огня, закутав в одеяла, и он сидел, поедая сухари и запивая их растворимым кофе, который приготовила Габи. Сухари были почти несъедобными, но кофе! — словно свежая кровь наполняла его тело. Рэйф смотрел сквозь пламя костра, как Мартин укладывается спать, заворачиваясь в одеяла, и вскоре до него донеслись звуки густого храпа.
— Пять дней, — задумчиво произнес Рэйф, когда Габи с чашкой кофе подошла к огню и устроилась рядом. — Такой человек, как Мартин, не может позволить себе роскоши исчезнуть на столь длительный срок. Он не говорил о том, как нам выбраться отсюда?
— Нет, — ответила Габи. — Я его заставляла спать днем, чтобы не попадать под власть излучения. Мне кажется, он во многом изменился. — Она вопросительно взглянула на Рэйфа. — Кстати, ты сам стал иначе относиться к Тебому Шанкару.
Рэйф улыбнулся. И только по выражению лица Габи понял, насколько дикой выглядит его улыбка после болезни. Он перестал улыбаться.
— Меня эта болезнь заставила о многом изменить мнение, — сказал он. — Кто бы ни стоял за всеми этими событиями, есть по крайней мере две вещи, в которых я теперь абсолютно уверен. Первое — это тот факт, что он действительно существует, и второе — работает он весьма основательно. Иначе, как бы он добрался до меня и довел до такого состояния…
Габи сидела, скрестив ноги, с чашкой кофе в руке, другая покоилась на колене. Распущенные тёмные волосы прятали ее лицо.
— Тебя ведь так просто не выбьешь из седла?
— Нет, — покачал головой Рэйф. — Понимаешь, я всю жизнь был победителем. От этого трудно отвыкнуть.
— А где твоя родина? — спросила вдруг Габи.
В ее карих глазах вспыхнули маленькие золотистые огоньки, и Рэйф поймал себя на том, что раньше не замечал их.
— Везде, — ответил он. — Мой отец был архитектором — Свен Харальд…
Девушка вскинула брови.
— Известное имя. Он проектировал парковый комплекс в Токио…
— И еще много чего, — сказал Рэйф. — По всему миру. Он бродил по свету, и мы с мамой следовали за ним. Говорят, такая неустойчивая жизнь ломает детей, но мне она нравилась. Я не люблю задерживаться на одном месте.
— Понятно, — пробормотала Габи. — Эб говорил, что у тебя феноменальная реакция. Мне казалось, я сразу это увижу. Но внешне это почти незаметно. Ты просто никогда не проигрываешь.
— Так оно и должно быть, — сказал он. — В этом вся моя суть.
— Знаешь, по-моему, ты слишком гордишься собой. Сейчас ты скажешь о том, что и умом не обделен, и читать начал в пять лет…
— В три года, — улыбнулся Рэйф. — Имея такого отца, это было не трудно. Какой бы большой дом мы ни снимали, места для книг все равно не хватало. Он научился скоростному чтению задолго до того, как началось это модное поветрие — так что лет до двенадцати я с ним не мог тягаться. Он покупал новые книги быстрее, чем я успевал их прочесть.
— Он жив?
— Нет. И мамы тоже больше нет. Разбились в самолете.
— Боже мой!.. Ты похож на отца? — спросила она.
— Или больше на мать?
Вопрос удивил Рэйфа.
— Не знаю, по-моему, говорили, что на отца, — ответил он. — Честно говоря, я не знаю. Тебе хочется, чтобы я покопался в своих воспоминаниях?
Габи откинула со лба непослушную прядь.
— Это не важно. — Она искоса, почти вызывающе посмотрела на него. — Ты не можешь всегда побеждать.
— Не могу, — согласился он. — Ты сама видела, как в меня всадили нож. Если я разленюсь или взвалю на себя больше, чем сумею унести, то непременно проиграю. Но я стараюсь быть в форме.
— Но ты говоришь, что Тебом Шанкар — или во всяком случае все эти разговоры про Наставника — все же каким-то образом действуют на тебя.