Она была уверена, что прекрасно видит в сумерках, тем не менее свалилась, едва сделав три шага: корень подвернулся под ногу. Всплеск руками — но трава, за которую ухватились пальцы, не выдержала, и Анна свалилась в воду. Плавать она умела, только вода оказалась неправильной — слишком податливой.
Девушка задержала дыхание, притянула колени к подбородку — теперь вода просто обязана была вытолкнуть ее наверх. Ничего подобного — Анна уходила все дальше вниз, и дна не предвиделось. Тогда она начала бить руками, пытаясь вынырнуть, но вода проскальзывала между пальцами, словно какой-то газ. Вот только дышать им не получалось, после первого же глотка Анна в этом убедилась.
Потом рядом возникло нечто темное, схватило ее за волосы и потащило наверх. Анна пыталась подгребать, но толку не было. За «хвост» ее выволокли на берег, поставили на колени у кромки воды. История повторялась — опять ее спасали, опять она лезла, куда не положено. На этот раз спасителем был Гьял-лиэ. Кашляя, фыркая и выплевывая воду, Анна созерцала отделанные металлом носы его «казаков». С штанов владетеля ручьями лилась вода.
— Тихо, — сказал Серебряный. — Постарайся кашлять потише, тогда, может быть, тебя не услышат.
— Х-хто? — спросила Анна, поднимаясь на ноги.
— Они, — Серебряный показал вверх, туда, где располагался лагерь. — Если успеешь высохнуть, я не буду рассказывать о твоих купаниях в сей тихой заводи.
— Спасибо, — кивнула девушка. — Боюсь, меня не одобрят.
— Ты совершенно права, — слегка поклонился владетель. — Меня тоже. Я же не должен был отпускать тебя.
— Спасибо, — уже наверху сказала Анна. — Как ты меня вытащил?
— Магия, — улыбнулся Серебряный. Склонившись над костром, он сушил волосы. Куртку и майку он приспособил на рогатину для просушки. Действие мази давно прошло, теперь Анна опять видела владетеля как почти человека.
— Тебя не слишком смутит, если я сниму штаны? — церемонно поинтересовался Гьял-лиэ.
— А если я? — хихикнула в ответ Анна.
— Пожалуй, что нет, — после некоторого раздумья сказал владетель.
Анну разобрал смех, она старательно зажимала себе рот, стараясь не заржать во весь голос. Серебряный был в своем репертуаре — то почти нормальный, то на полном серьезе выдающий из себя совершенно комичные реплики. Похоже, разницы он не видел. Девушка стащила майку и джинсы, оставшись в одних трусиках. Владетель же был представлен в натуральном, так сказать, виде. Анна с испугом подумала, что мог бы сказать Вадим, проснись он сейчас. Но вся тройка попутчиков спала сладким сном.
Анатомия Гьял-лиэ принципиально от человеческой не отличалась — на первый взгляд. Длинноватые для такого торса руки и ноги, узкие, хотя и красиво развернутые, плечи. Никакой растительности на теле. Явно иначе сконструированная грудная клетка — без проступающих контуров ребер. Отсутствие типичного для людей мышечного рисунка — даже при движениях под кожей не обозначались ни бицепсы, ни икроножные мышцы. Но чтобы заметить все это, нужно было хорошо знать, как устроены люди. Анна знала — увлекалась когда-то массажем, читала пособия, пыталась что-то зарисовывать. Других же Серебряный мог бы и обмануть.
Две мокрые фигуры зябко жались к костру. Огня не хватало, чтобы высохнуть быстро, и приходилось поворачиваться то боками, то спиной. Периодически они сталкивались руками или коленями, улыбались и чуть отодвигались друг от друга. Наконец, Анна довела майку до состояния «досохнет на мне» и натянула ее, чуть смущенно глядя на компаньона. Обычно она не стеснялась наготы и спокойно загорала на нудистских пляжах, если было такое желание, но общество Серебряного не казалось ей подходящим для невольного стриптиза. Что-то непонятное, не слишком приятное было во взглядах, которые она чувствовала спиной. Когда они встречались глазами, владетель был совершенно равнодушен и держался в рамках приличия, но стоило отвернуться, как по коже проходился невидимый жаркий луч.
— Типа искупались, — улыбнулась Анна.
Владетель кивнул, потом в очередной раз взлохматил волосы.
— Знаешь, я и вправду не знал, что все окончится именно так. Флейтист не понимает, почему я столь строго придерживаюсь правил. Но наши законы запрещают любые игры с Безвременьем. Мы можем воевать за владения, плести интриги и делать многое… только не это. И наши войны всегда происходят по строгому кодексу.
— Это, конечно, утешает, — пожала плечами девушка. — Что у вас все так здорово и правильно… Мне не легче, веришь, нет?
— Я никогда не посмел бы призвать Безвременье. Даже желая погубить Флейтиста, — Анне резанул ухо пафосный выбор слов, но это вообще было отличительной чертой Серебряного. Чем больше он волновался, тем сильнее сбивался на язык романов девятнадцатого века.
— Мы тоже очень рады, — издевательски сказала Анна. — Я тебе верю, успокойся. Если бы ты еще знал, как отсюда выбраться…
— Увы, — развел руками Серебряный.
— Тогда надень штаны, они высохли уже, — сердито показала рукой на рогатину Анна. — Потом разбуди кого-нибудь и ложись спать. Большое тебе спасибо, что ты меня вытащил, и все такое, но… Достал. Ясно тебе?
Серебряный странно улыбнулся, сверкнул глазами и покорно отправился в указанном направлении. Разбудил он не Вадима, как Анна надеялась, а Флейтиста. Пока тот поднимался и растирал плечи, девушка размышляла о преимуществах феодальных войн в сравнении с попаданием в Безвременье. Преимущество было налицо: на феодальные войны Полуночи можно было плюнуть и не участвовать в них. А тут вот не получалось. Плюнуть, конечно, было можно. Хоть себе под ноги, хоть с бережка в реку. Не участвовать — увы, никак.
ГЛАВА 5. ЧЕРНОЕ И БЕЛОЕ НЕ ВЫБИРАТЬ…
Вадима никто не будил, и проснулся он сам, когда окончательно замерз. Оказалось — уже утро, рассвет. Правда, никакого солнца не было — его восход заменяло усиление свечения неба. Сейчас оно было раскрашено в яркие розовые и желтые тона. Вадим полюбовался на мраморное, абрикосовое в красных, лиловых и белых прожилках небо, потом начал проводить ревизию частей тела.
Ноги замерзли — летние кроссовки, надетые на тонкий носок плохо годились для ночлега на природе. Шея и плечи занемели и затекли до той степени, когда уже кажется, что между лопатками нет ничего. От избытка свежего воздуха голова слегка кружилась. Глаза чесались от дыма. В общем, ничего хорошего, кроме плохого, в походном образе жизни Вадим не обнаружил. Палатка, спальный мешок и котелок, чтобы заварить чай, были теми предметами, без которых в чисто поле лучше не соваться.
Вадим поискал взглядом Анну и обнаружил ее у костра. Там же сидели и остальные. Оказывается, все уже проснулись — или вовсе не ложились. Судя по тому, что Флейтист возился с углями и песком, на завтрак вновь ожидалась печеная рыба. Вадим не имел ничего против — сейчас его устроила бы любая горячая пища. И желательно — побольше. Анна оглянулась, почувствовав его взгляд, подошла, села рядом. Теплые руки, пахнущие дымом, пробежались по лицу и волосам.
— Лохматый, — промурлыкала она. — Ты выспался?
— Ну, в общем и целом…
— А я ночью в воду свалилась, только никому не говори. Меня этот, с нормальными ушами, — девушка щекотно хихикнула в самое ухо. — вытащил.
Вадим вздрогнул, поближе притянул к себе Анну. Один из самых больших страхов — собственная беспомощность. Можешь потерять что-то очень дорогое, даже не заметив, не успев отреагировать. Просто спишь или находишься слишком далеко — и вот, все решается за тебя и не в твою пользу. Стоит только расслабиться, утратить контроль над ситуацией, и немедленно все пойдет под откос…
— Зачем ты туда полезла?
— Да умыться хотела… Вообще я хорошо плавать умею, но там вода какая-то неправильная была. Не держит совсем.
— Знаешь что… — Вадим прикусил губу, тщательно выбирая слова. — Давай поосторожнее. Это все-таки не кино.
— Угу, — прошептала Анна. Короткий поцелуй, прикосновение длинных ресниц к щеке. — Давай я тебе плечи разомну?
— Откуда ты знаешь? — удивился Вадим.
Любимая женщина только похлопала глазами — мол, «знаю и все тут», перебралась ему за спину. Твердые сильные пальцы безошибочно находили мышечные блоки, разминали, щипали, гладили и хлопали. Ни одного лишнего или слишком болезненного прикосновения. Быстрые, точные, лаконичные нажатия и поглаживания. Минут через пять Вадим воспрянул духом и начал смотреть на мир куда оптимистичнее, чем раньше. Жизнь была удивительна и отдельными фрагментами даже прекрасна.
В этот момент мир, который не без удовольствия созерцал музыкант, мигнул. В следующую секунду пейзаж здорово изменился. Все тот же обрыв над рекой, склоненные к воде деревья — но по правую руку появились высокие горы с белоснежными шапками снега, река оказалась быстрой и мелкой. Теперь компания сидела в узком горном ущелье. Костер погас. Зато небо приобрело положенный ему голубой цвет, правда, солнце так и не появилось. По-прежнему казалось, что оно есть — иначе откуда на земле тени, но в небе не было ровным счетом ничего. Ни солнечного диска, ни облачка. Только ярко-лазурная бескрайняя даль.
— Офигеть, — сказала за спиной Анна. — Вот это да-а…
— Действительно, — согласился Вадим, ибо своих слов у него не нашлось.
Потом он посмотрел на Флейтиста и насторожился. Предводитель компании смотрел вниз, туда, где простиралось бескрайнее море зелени с серыми барашками скал. Прикрыл глаза от света ладонью, замер в напряженной позе — остановленное тревогой движение. Что-то ему сильно не нравилось. Вадим взглянул туда же, и ему картина понравилась не больше. Далеко, у самого горизонта, шла темная, почти черная полоса. Изредка ее прорезали иссиня-белые всполохи. Словно в луже чернил вспыхивали электрические разряды. Но для грозового фронта туча была слишком плотной, слишком темной. И она надвигалась, медленно, но неумолимо, приближая край горизонта.
— Гроза? — как-то растерянно спросила Софья. Слово прозвучало в тишине, как удар бича.
— Нет, — не отрывая взгляда от тучи, ответил Флейтист. — По крайней мере, не простая гроза. Мы должны успеть подняться.
— Куда? — удивилась Анна.
Гьял-лиэ показал ладонью наверх, в сторону гор. Вадим и Анна одновременно повернулись и уставились в том направлении. Не сразу они разглядели прилепившуюся к скалам небольшую крепость. Стены были сложены из того же камня, что и окрестные скальные породы, и разглядеть их оказалось трудновато. Невысокая, от силы в два человеческих роста стена с зубцами поверх, была увита зеленью. За ней виднелась небольшая башенка с едва заметными прорезями бойниц. Можно было заметить часть подвесного моста.
Вадим прикинул путь — от ущелья вверх вела крутая тропинка, петлявшая между камнями. Кое-где подъемы были очень крутыми и вели через усыпанные мелкой галькой склоны. Несколько часов по скалам — сомнительное удовольствие. Но наползавшая снизу «непростая» гроза пугала куда больше. Казалось, окружающий мир медленно сужался.
Музыканту вдруг перехватило горло — не столько страхом, сколько иррациональным ужасом перед происходящим. «Все это нереально, чей-то кромешный бред, а меня просто не может здесь быть…» — мелькнула заполошная мысль. Вадим отследил траекторию ее полета, классифицировал — страх потери контроля над ситуацией, вздохнул. Потом пожал плечами, возражая самому себе. Что уж такого невероятного произошло? Вполне обычное желание назвать сном то, что не подчиняется твоей воле и не укладывается в рамки здравого смысла.
После этого сеанса самоанализа стало гораздо легче — паника отпустила, убрала от горла ледяные руки. Вадим поднялся, начал шнуровать кроссовки, нашел свой гитарный кофр. На этот раз все собрались быстро, без препирательств и паники. Но Вадиму по-прежнему казалось, что все происходит, словно в замедленной киносъемке.
Кадр — Серебряный забирает у Анны рюкзак с еще вчера набранной в бутылки водой. Длиннопалая узкая ладонь движется в воздухе, кончики пальцев отливают металлом. Кажется, рука просвечивает на солнце — прозрачно-розовая, не назовешь бесплотной, но рядом с пальцами Анны выглядит причудливо, не вполне реально…
Кадр — привстав на обломок скалы, Софья вглядывается в надвигающуюся тучу. Левая нога уверенно стоит на камне, второй женщина балансирует в воздухе, стараясь не свалиться. Наконец равновесие утеряно окончательно, но она не падает, а ловко спрыгивает на землю…
Кадр — Флейтист оглядывает площадку. Широкоскулое бледное лицо с твердым подбородком, узкое лезвие переносицы, точеные ноздри раздуваются, как у хищника. Темные волосы плотно обнимают лоб и виски. Бдительный жесткий взгляд, не оставляющий без внимания ни одной мелочи…
Идти было не так уж легко. Галька и песок проскальзывали под гладкой подошвой кроссовок, на подъемах, к которым приводила тропинка, приходилось выворачивать ступни и подниматься боком. От нехватки воздуха кололо слева под ребрами. Вадим жадно дышал, то на счет, то как попало, но кислорода все равно недоставало. От этого кружилась голова, клонило в сон, и он все время боялся ошибиться и сорваться. Кое-где приходилось подниматься, опираясь на руки, и, поскользнувшись пару раз, Вадим расцарапал себе костяшки пальцев.
Назад он старался не смотреть. Хватало и жесткого «Быстрее, быстрее, не спать!», которым подхлестывала всех Софья. Она шла впереди, пробуя на себе пригодность маршрута. Пару раз заставляла подниматься не крутым кратчайшим путем, а по диагонали или в обход. На самых сложных участках она задерживалась, протягивая руки Вадиму и Анне. Каждый раз, когда мягкая ладонь хрупкой с виду женщины сжимала запястье Вадима, он удивлялся: казалось, что рывок, которым она втаскивала его на очередной уступ, ей не стоил ничего. Движение, неизменная улыбка на губах, какая-нибудь дежурная реплика типа «молодец, хороший мальчик», рука, протянутая Анне.
Серебряному все было нипочем — и подъемы, и рюкзак. С естественной небрежностью горного козла он перескакивал с камня на камень, поднимался под немыслимыми углами по склонам, балансировал на таких карнизах, что у Вадима дух захватывало при виде стройной долговязой фигуры, стоящей на одной ноге над самым обрывом. Балетные па и ловкие прыжки скоро намозолили глаза, и вместо козла горного на ум приходил только обычный козел. Именно им Гьял-лиэ и хотелось обозвать, когда он с пренебрежением поглядывал сверху на то, как карабкаются остальные.
Больше всего, конечно, Вадим волновался за Анну. Все остальные были бесплатным приложением к ней, единственному человеку здесь, который был близок и дорог. Ни немножко утомительная, каждый по-своему, но явно и глубоко замкнутая друг на друга пара Флейтист-Софья, ни «горный козел» Серебряный не были Вадиму хоть сколько-то важны. Но следом за ним шла, лезла и карабкалась по горным склонам его вторая половина, зеркало и отражение. Та, кто встречается раз в жизни; то, что нельзя потерять. И хотя Софья с достойным лучшего применения постоянством рявкала «Сам лезь, сам, не глазей», Вадим все равно не мог не оглядываться. Вплотную за Анной шел Флейтист, и никакая опасность ей не грозила, в ловкости он не уступал Серебряному, но полагаться на него не хотелось.
Чумазая от пыли Анна явно устала до изнеможения. Вадим слышал ее тихую брань, глубокие вздохи, полные раздражения. Но она молчала, упорно двигалась вперед, а после того, как Софья наорала на Вадима, когда он едва не уронил всех троих с крутого склона, перестала брать его руку. Вадим не спорил — да, он сам был виноват. Софья вытаскивала его на уступ, а именно в этот момент ему показалось, что Анна срывается, и он схватил ее за рукав. Тут-то девушка от неожиданности и подвернула ногу на камне, съехала на шаг вниз. В результате, все застыли в неустойчивом равновесии, и Софье пришлось делать слишком сильный рывок. Когда все влезли, она сложилась пополам и начала кашлять, потом разогнулась и обматерила Вадима на двух языках, русском и иврите. Добрая половина брани была непонятна, хотя слово «шлимазл» в переводе не нуждалось.
— Слушаюсь, тетенька сержант, больше не буду, тетенька сержант, — попытался остановить речь Вадим, но тут же ощутил на плече подозрительно тяжелую руку Флейтиста и нехотя извинился.