— Ну… как вам сказать? Исключительно ради опыта ставя себя на место Ясиарта, я очень отчетливо представляю, что сделал бы с человеком, разбудившим меня в пять часов утра…
— А что, разве простолюдины не встают с первым лучом солнца?
— Не все простолюдины — крестьяне, Ольсар. К тому же, где вы видите первый луч солнца?
Ольсар понял, что в своих путешествиях совсем позабыл о нравах и обычаях горожан. Однако он упрямо покачал головой:
— Айнор, но вы сами сказали, что готовы на все, чтобы разыскать ее величество Ананту. А разве я не хочу того же самого?!
Айнор кивнул и, подойдя к покосившемуся крыльцу последнего дома в Гадком Тупике, загрохотал кулаком по ветхой деревянной двери, погрызенной жуками-короедами.
— Ясиарт, скотина, выходи по-хорошему!
Где-то истерически заклокотали разбуженные куры и заорал свалившийся с насеста петух, а с одной из крыш с царапаньем и воплем рухнула жирная кошка.
— Когой-то принесло в такой час? — послышался из дома надтреснутый старушечий голос, и на порог вышла сутулая женщина в висящей на костлявых плечах длинной льняной рубахе. Она торопливо расправляла на лице маску. Морщинистая шея и корявые пальцы успешно выдавали ее годы. — Айнор?! Ты чего?
— Пусть будут легкими твои дни, Ульрика, — засмеялся тот. — Где твой муж? Буди его, он нам нужен.
Ульрика, прищурившись, оглядела их с Ольсаром и пожала плечами:
— Вроде благородные господа, сами читать-писать обучены… На что вам писарь-то сдался?
— Да не затем он нам нужен. Зови, зови!
— Как я тебе его позову, когда он уехал? Вот дурья твоя голова, весь дом мне перебудил!
— Куда же это он уехал?
— Не доложился. Сказал только, что далеко. Третьего дня уехал…
Ольсар ощутил, как что-то дернуло сердце и как замерла в жилах кровь. Это было предчувствие. Айнор оглянулся на него, и в серых глазах телохранителя сыскарь прочел растерянность. И то верно: куда мог уехать смотритель библиотеки?
— Ульрика, а ты нам одно скажи: он второпях собирался или с толком?
Хозяйка фыркнула:
— Ишь ты, «с толком»! Да чуть ли не голый уехал, едва его надоумила плащ взять — хоть и лето на носу, а вечерами-то холодает! Срочное, говорит, повеление ему было. А какое там повеление, у книжников у этих, ума не прило…
— Госпожа Ульрика, — Ольсар тоже взошел на крыльцо, — а не будете ли вы так любезны проводить нас с Айнором в комнату вашего супруга?
— Да чего там любезничать-то? Пошли!
Айнор посторонился, пропуская сыскаря вперед. Так внезапно закончились перешучивания, и дело приняло совсем иной оборот.
Когда из сеней они вышли в комнатенку с низким потолком — чулан и чулан, право слово! — за лестницу живо метнулась тень. Фигура была женской, только очень уж крупной.
— Это еще кто? — грозно спросил Айнор, подсвечивая дорогу лампадкой и встречаясь взглядом со злыми чернущими глазами.
— Это Дага, приживалка наша, — хозяйка небрежно ахнула рукой в сторону растрепанной худой женщины в грязной маске, которую впору было считать полумаской: она прикрывала лицо только от лба и до верхней губы, а большой бледный рот и острый подбородок приживалки оставались на виду. Ко всему прочему Дага была очень, очень высокой — Ольсар и припомнить не мог, чтобы ему когда-либо попадались женщина или мужчина такого роста. — Вы на нее не смотрите, господа мои благородные, она на голову слаба. Пожалели, приютили убогую. Всё ж по чуть-чуть в доме от нее подмога есть… Уйди, дура, вон! Не скалься на господ!
Дага тут же скрылась за дверью.
— Ворожит? — кивнув ей вслед, поинтересовался телохранитель.
— Да какое там! Бормочет что-то себе под нос. Вы на нее не смотрите, что с убогой взять?
Что-то не нравилось Ольсару в суетливости Ульрики, в Даге, в доме, во всей этой обстановке, но понять, что, он не мог.
Они поднялись на чердак, не слишком удачно переделанный в мансарду, где муж Ульрики предпочитал уединяться для ведения записей или чтения книг — словом, это было что-то вроде кабинета.
— Айнор, позавтракать с господином… э-э-э… — она вопросительно взглянула на Ольсара, и тот, чуть поклонившись ей по привычке, скромно представил себя. — С господином Ольсаром позавтракать не желаете ли?
Телохранитель пожал плечами. Ольсар понял, что сам телохранитель не прочь перекусить, но ждет решения попутчика.
— Я не возражаю, это будет очень любезно с вашей стороны, госпожа Ульрика.
— Давай, Ульрика, у меня со вчерашнего вечера во рту ни крошки, ни капли, — обрадовано согласился Айнор. — А мы пока здесь поглядим, у Ясиарта твоего…
— Да вы меня спросите, если чего надо. Я малость грамотная — может, и подскажу чего?
Айнор вопросительно покосился на Ольсара, однако тот протестующее замотал головой:
— Не беспокойтесь, мы тут сами. Это по его служебным делам, вы вряд ли…
— Хорошо, хорошо, не буду больше донимать благородных господ. Скоро подоспеет завтрак, вы уж не засните. А то, бывало, Ясиарт засядет тут — и ну храпеть на весь дом, аж крыша скрипит!
Когда она, смеясь над своим остроумием, наконец ушла вниз, телохранитель и сыскарь тут же впились друг в друга глазами.
— Что ищем? — спросил Айнор.
— Смотрим все подряд, а там, глядишь, повезет и подвернется что-нибудь важное, зацепка какая-нибудь. Чую, что подвернется!
На столе Ясиарта было много всего. Тут и книги, которые он, похоже, тайком приносил из королевской библиотеки, и груды свитков, и куски пергамента, и старые сломанные перья…
— «Устройство мира», — взяв наугад первую попавшуюся книгу, прочел Айнор, а затем передал ее Ольсару. — Видел ее когда-то давно у ее величества месинары…
— «Устройство мира»…
Ольсар пролистал труд. Книга была снабжена иллюстрациями в виде копий старинных гравюр. Некоторые изображали мир в виде бесконечного океана Мглы, в котором дрейфовала суша, приводимая в движение воротом Ам-Маа Распростертой и разделенная тремя почти равными руслами реки Забвения, начинавшейся где-то на Севере, в землях кочевников, и впадающая в Южное море. Верх ворота Ам-Маа отвечал за день, низ — за приход ночи. На иных картинках наивно рассказывалось о звездном небе над океаном Мглы и о тверди, на коей зиждилось всё ныне сущее. Так, например, одна из гравюр являла собой неплохого качества карту, и на ней были переданы почти точные очертания Целении, Цаллария, Ралувина, земель кочевников, а заодно и крупных островов-осколков, цепочкой протянувшихся от континента к владениям Ам-Маа наверху и внизу.
— Надо будет почитать при случае, — заметил сыскарь. — Вы, Айнор, ищите все-таки вон там, в шкафу, а я, пожалуй, осмотрю содержимое этого стола.
Айнор обтер пыльные ладони о бока и пожал плечами:
— Как скажете…
Ольсар усмехнулся. Лишь невозмутимый телохранитель мог отнестись без тени протеста к предложенной расстановке сил: если даже на столе все успело покрыться слоем пыли и зарасти паутиной, то страшно представить, что делается в шкафу!
Пока Айнор боролся с заклинившей дверцей, Ольсар перевернул еще несколько книг и принялся за манускрипты. Когда он раскручивал очередной свиток, тот вдруг разделился на две части и внутренняя упала на пол. Ольсар поднял ее; оказалось, что упавший пергамент еще не старый, на нем делались пометки рукой самого смотрителя Ясиарта. Так и есть: это начало копии, которую библиотечных дел мастер так и не завершил из-за побега. А оригинал лежал рядом и повествовал о некой странной расе, более привычной в волшебных сказаниях стариков. В манускрипте говорилось, что эта раса — хогморы — прежде жила бок о бок с человеческой в мире и согласии. Об этом говорилось так:
«В древности люди были мудрее. Они не боролись с миром, а пользовались его особенностями, сживались с ними и брали нужное для себя, не нарушая равновесия. Хогморов не считали злом тогда, хогморы были оплотом и советчиками человеческой расе, получая взамен послушание и заботу людей. Да они и были порождением людей, созданным природой в противовес человеческой безграничной алчности и слабоволию, они были сотворены, чтобы управлять своими невольными создателями»…
Тут в дверь загрохотали. Кто-то бесцеремонно пинал ее ногой.
— Кто там? Входите! — с недовольством отвлекаясь от чтения, воскликнул Ольсар.
В комнату просунулась Дага с подносом, и ей пришлось наклониться в дверном проеме, чтобы не стукнуться головой, так она была высока. При дневном свете видимые части ее лица и тела оказались еще безобразнее.
— Завтракать, — пробасила она и установила поднос на комоде, а сама стала неуклюже пятиться, пока не ткнулась затылком в притолоку, после чего громко охнула, ухватилась за ушибленное место и наконец-то исчезла.
Ульрика прислала горячую, пробуждающую зверский аппетит жареную телятину, свежие лепешки и два кувшина — с вином и молоком. Жуя лепешку, Ольсар вернулся к столу и сказал:
— Вот послушайте-ка, Айнор, как тут интересно написано о хогморах…
— О ком?
— О хогморах, вы не ослышались, о существах из детских сказок. Так, о главных отличиях хогмора от человека я пока пропущу, если не возражаете… Так… так… Ага! Вот! «Существовали в старину обычаи, по которым хогмора следовало почитать, да и велений его слушаться незамедлительно. Но ежели кто шел наперекор, то всякое бывало»… Гм… здесь долго и скучно про урожаи писано, про скот, как, когда и где… угу… Вот! «И прошли те благословенные времена. И стали выискивать хогморов, а доказав их нечеловеческое происхождение, предавать смерти лютой и страшной. Одичали люди, начались войны, все перевернулось с ног на голову: хорошее стало плохим, плохое — хорошим, принялись меняться и хогморы, но им это уже не помогло. Тогда и перебрались все они в океан Мглы через Обелиск Заблудших, прямо во владения Ам-Маа Распростертой, спросить ее милости, и повелела она оставить неблагодарных людей самих по себе, без всякой поддержки, приказала уйти в земли Рэи и Дуэ. Уже давно не встречают люди хогморов, и теперь в народе историю их считают древними легендами о прекрасном, но навсегда утраченном мире». Вот как!.. Понимаете, это же…
— Ольсар!
— Да?
— Вам не показалось, что это вино будто скисло?
— Вино? Я небольшой любитель вин. Там, кажется, было молоко…
— Есть!
— Подайте, пожалуйста, кувшин!
Ольсар отхлебнул беловатый напиток и поморщился:
— Если это простокваша, то она вашей Ульрике явно не удалась…
Тут оба они ощутили, как пол качнулся у них под ногами, как их руки ослабли и выронили все, что перестали держать непослушные пальцы.
Айнор первым рухнул на колени, следом потерял все чувства сыскарь…
Лекарь Лорс Сорл выспался на славу. Он был теперь благодушен и даже игрив. Весеннее солнце наполняло буйством и мечтами о чем-то этаком, и не оказывалось сил противостоять его велению.
— Что ж, — отзавтракав, он поправил маску, поднялся из-за стола и потер пухлые ручки, — к делу. Любезнейший! — обратился доктор к слуге, — сопроводите-ка меня снова к горничной ее величества!
Сегодня даже на помешавшуюся снизошло прояснение. Нейлия, уже прилично одетая и в маске, неподвижно сидела на веранде в глубоком кресле и смотрела на дальние горы, через которые совсем недавно перебралось горячее светило.
— Да будут легкими ваши дни, Нейлия, — сказал Лорс Сорл, осторожно подходя к ней.
Кажется, она слегка кивнула, но вслух ему не ответила.
— Вы сегодня выглядите прекрасно. Знаете, я тоже выспался нынче на славу. Всегда говорил, что сон — это лучшая микстура от всех известных и даже неизвестных хворей.
Нейлия уставилась на него и вдруг ни с того ни с сего задорно и звонко спросила:
— А вы любите смотреть на огонь?
— О, да! И на воду, знаете. Всем тварям земным свойст…
— Тогда поспешите: в Квартале Простолюдинов сейчас пожар на загляденье, — она захохотала, аплодируя сама себе и подвизгивая от восторга.
Лекарь отстранился. Нет, это вовсе не просветление. Это просто еще одно проявление умопомешательства…
— Поглядите вон туда, доктор! Видите — там в небо поднимается густой-прегустой дым? Возьмите меня с собой, я так люблю смотреть на пожары. Но без вас меня отсюда не отпустят. Ну прошу вас!
Она бросилась было целовать ему руки, однако лекарь в ужасе попятился и, пыхтя, торопливо пошел к лестнице.
— Закладывайте карету!
Ожидая, когда управится кучер, Лорс увидел, как два экипажа, груженные бочками с водой, прогрохотали мимо в сторону Нижнего Кааноса.
«Где-то сейчас неугомонный Ольсар?» — мелькнуло в мыслях доктора, когда он уже ступал на подножку кареты.
Квартал Простолюдинов пребывал в немыслимом оживлении. Зеваки-бездельники и случайные прохожие, застигнутые тревожной вестью, сбегались к месту пожара, спорили и кричали.
— Что горит? — высовываясь из окна кареты, спросил Лорс у стоявшего возле мучной лавки стекольщика.
Тот неохотно повернулся со своей ношей за спиной и ответил:
— Говорят, дом Ясиарта в Гадком Тупике загорелся на рассвете.
— Поезжай туда, — приказал доктор своему кучеру и стал проверять содержимое своего саквояжа: вдруг кому-то понадобится врачебная помощь?
Пожарные старались зря. Вряд ли несчастное деревянное строение еще можно было спасти. Расчет постоянно нагнетал помпами потоки воды, пытаясь сбить корону пламени, вознесшуюся высоко поверх крыши сжираемого дома, но огонь был только рад. От притока воды создавался и некоторый приток воздуха, и пламя начинало гудеть, грозя перекинуться на соседние постройки.
Лекарь печально смотрел на бедное дерево, которому не посчастливилось вырасти напротив одного из окон дома библиотечного смотрителя. Испуская целые рои злых мелких искр, не способные меж тем тягаться с тучами огненных шмелей, порожденных гибнущим зданием, ветви метались из стороны в сторону, древесина обугливалась, полыхала красным, переливалась желтым, а сверху ее то и дело норовил покрыть вездесущий пепел. Ветки теряли скрученные листья, и те стремительно уносились в небо, но, не долетев, распадались прахом. Дерево стонало в агонии.
«Да кто же тут смог бы выжить?!» — с грустью подумал Лорс Сорл, даже не догадываясь, что друг, о котором он недавно вспоминал, имел неосторожность посетить этот дом совсем недавно.
Доктор не смотрел по сторонам, увлеченный грандиозным и одновременно жутким зрелищем, а потому не заметил, как чья-то рука просунулась в противоположное окно кареты и бросила на сидение скомканный листок плохой бумаги.
Ольсар открыл глаза и понял, что сделал это зря. Всё, что было у него внутри после завтрака, подкатило к горлу, и с ужасным стоном сыскарь перевернулся набок, чтобы выплюнуть содержимое желудка в траву, не испачкав себя. Он еще не понимал неправильности происходящего, не помнил, чем все кончилось. Его мучила боль в животе и сильные спазмы.
Когда Ольсар наконец нашел в себе силы поднять голову в перекошенной на сторону маске, то увидел неподалеку скорчившегося над кустами Айнора. Что-то сказав телохранителю, доктор Лорс Сорл поспешил к старому приятелю.
Ольсар сплюнул и расправил маску. Доктор плюхнулся подле него в траву и, ухватив пальцами за руку, стал считать пульс.
— Что это было? — спросил сыскарь.
Лорс Сорл молча вынул из кармана измятую бумагу. Свободной рукой он продемонстрировал ее так, чтобы на ней можно было прочесть коряво выведенные строчки: «Немедля ищите ваших друзей за излучиной реки у родника».
Покачиваясь, к ним притащился телохранитель.
— Нас что, отравить хотели? — спросил он.
— Хотели бы — отравили бы, — ворчливо отозвался лекарь. — Частит у вас сердечко-то, Ольсар! Не по вашим годам вровень с молодежью бегать! — в его тоне едва заметно прозвучало торжество нашедшего слабое место у извечного соперника. — Вам на солнышке косточки греть надобно, а не в рискованных предприятиях участие принимать!
— Что за гадость подлила нам эта ворожея, пусть проклянут ее духи Дуэ! — клонил к своему Айнор.
— Не знаю уж, о какой ворожее вы толкуете, господин Айнор, а вот усыпили вас хитрым отваром из смеси листьев одного нередко встречающегося пасленового с соком другого не менее часто попадающегося лилейного… Словом, господа, попали вы в переделку. Как можно было не заметить, когда пили? Это зелье кислое, как муравьиный сок, даже зубы сводит!