— Это тоже зола! — удивленно воскликнул он.
— Мы в пекле, — напомнил ему старец. — Время от времени здесь бывает очень жарко!
Никита согласно кивнул, с надеждой посматривая на ямку: на дне медленно скапливалась мутная вода.
— А не отравимся? — засомневался вдруг Никита.
— Если отравимся, то не умрем от жажды, если умрем от жажды, то не отравимся! — с умным видом ответил волхв.
— Тоже мне, прорицатель! — сказал Никита, осторожно пробуя воду кончиком языка. — На вкус — обычная вода. Как из лужи. Вы не пейте, подождите, — предложил он, делая несколько мелких глотков, — если со мной ничего не случится — пить можно.
Некоторое время Кожемяка сидел тихо, прислушиваясь к своим ощущениям. Не обнаружив сколько-нибудь существенного недомогания, Никита просиял.
— Пейте, — разрешил он, — со мной вроде как все в порядке!
В его желудке громко заурчало. Кожемяка испугано покосился на собственный живот и продолжил:
— Но поносом будем вместе маяться!
— От этой хвори у меня травки найдутся! — весело ответил Морозко, тряхнув заплечным мешком, который он не бросил даже покидая в спешке обреченное судно.
— Налетай! — вновь повеселел Кожемяка, зачерпывая ладошками мутную жижу.
Как долго они брели по этой серой выжженной равнине, определить было невозможно. День здесь никогда не сменял ночь, а черное навье солнце, изредка выглядывавшее из-за плотной пелены грозовых облаков, никогда не закатывалось. Пройденные под землей версты давали о себе знать: парни еще держались, а вот старик начал сдавать. Все чаще и чаще присаживался он отдохнуть на пыльную землю. Всякий раз парни терпеливо ждали, пока волхв восстановит силы. Морозко даже отдал ему свой посох, с которым не расставался с самой смерти Силивеста.
— Ладный посох! — сказал Алатан. — В нем сила чувствуется! Жаль, мой посох пропал, — сокрушался старик, — он хоть и не столь хорош, но без него я как без рук!
На одном из привалов путников окружили несколько неприкаянных душ. Парни с изумлением рассматривали прозрачные невесомые тела. Души что-то шептали на незнакомых языках, жалобно стонали и просительно протягивали руки.
— Чего это они? — не выдержав, спросил Кожемяка.
— Крови просят! — пояснил волхв. — Хотят вместе с ней вновь почувствовать дыхание жизни.
Никита замахал руками, размазывая и без того зыбкие очертания духов:
— А ну брысь отсюда попрошайки! Нету у нас дармовой крови!
Духи, обиженно вздыхая, разлетелись в разные стороны и больше не приставали. Пройденные версты были похожи одна на другую как близняшки. Морозко взялся было для разнообразия считать шаги, но быстро плюнул на это дело. Наконец когда путники уже совсем потеряли надежду когда-нибудь пересечь эту однообразную безжизненную равнину, её неожиданно пересек бурный водный поток.
— Речка! — изумленно воскликнул Морозко.
Река появилась так внезапно, что путники ошеломленно глядели друг на друга не веря глазам.
— Ну, хоть умоемся! — обрадовано воскликнул Кожемяка, его глаза весело блеснули на чумазом лице.
Он быстро стянул через голову грязную рубаху и бросил её на землю.
— Не смей! — вдруг резко остановил собравшегося окунуться Никиту Алатан.
Парень вопросительно посмотрел на старика. Волхв осторожно, чтобы не оцарапаться, отломил ветку узловатого шипастого деревца, росшего на берегу, и опустил его в воду. Дерево моментально обуглилось, в воздух взвился легкий дымок. Старик вытащил ветку из воды, на её почерневшем кончике плясал маленький веселый огонек.
— Ну как, — спросил волхв, помахивая дымящейся веткой, — купаться больше не тянет?
— Не-а! — промычал Кожемяка.
— Не забывайте, сынки, где мы! — наставительно произнес волхв. — Это, — он указал на речушку, — один из притоков Смородины. Он слишком разбавлен простой водой, чтобы пылать огнем, но все-таки кой чего может!
Он вновь помахал перед чумазыми лицами тлеющей веткой.
— Ты, Алатан, вот что скажи, — обратился к старику Морозко, — как на тот берег перебираться будем?
— Здесь нам точно не перебраться, — согласился Кожемяка, — сгорим!
— Пойдем вверх по течению, — решил старик, — возможно, встретим пороги. А там поглядим.
— Смотрите! Смотрите! — истошно завопил Кожемяка, глянув мельком на реку. — Корабль! И ничего, не горит!
— Нагльфар! — изумленно прошептал Алатан. — Не думал, что придется увидеть его собственными глазами! Судно сделано из ногтей мертвецов, — пояснил он парням, — сцепленных вместе особой магией! Поэтому ему не страшен даже огненный поток!
— Это ж сколько нужно ногтей насобирать? — изумился Кожемяка. — Кораблик-то не маленький!
На судне тем временем заметили путников. До берега донеслись обрывки команд, которые отдавал стоящий на корме пузатый великан. Судно повернулось носом к путникам и начало стремительно приближаться. Ветер полоскал истлевшие лоскуты парусов, натужно скрипели в уключинах резные весла. Великан, перебравшись с кормы на нос, покрикивал на гребцов, заставляя их пошевеливаться.
— Это хримтурс Хрюм — предводитель мертвого воинства, — произнес старик. — Боюсь, что нам не сдобровать…
— Ну, это мы еще посмотрим! — с дрожью в голосе произнес Кожемяка, нащупывая дрожащей рукой рукоять меча.
Морозко сбросил с плеч мешок и удобнее перехватил посох.
Наконец, уродливый корабль ткнулся в пологий берег. Великан в мгновение ока перепрыгнул высокий борт и оказался рядом с путниками. Земля дрогнула, приняв на себя тяжесть исполина.
— Смертные? — втянув воздух волосатыми ноздрями, удивленно рыкнул Хрюм. — В Нильфхейме? Откуда?
Его, покрытое чудовищными оспинами лицо, растянулось в довольной ухмылке.
— Целых три тушки сладкого человеческого мясца! — плотоядно облизнулся великан. Из его рта пахнуло так, как будто он только что хлебнул водицы из стигийского болота.
— Ты не больно-то здесь распоряжайся, урод! — быстро справившись с тошнотой, заносчиво крикнул Никита. — И не таким быкам рога обламывали! Лучше нас на тот берег перевези!
Мохнатые брови великана озадаченно поползли вверх, открывая маленькие поросячьи глазки, посаженные слишком близко друг к другу. Некоторое время хримтурс мучительно соображал и наконец гулко расхохотался:
— А ты мне нравишься, козявка! Я наглых люблю! Ты готов взойти на моё судно?
— Готов! — не подумав, выкрикнул Никита.
Великан сгреб путников в охапку и по одному забросил их на борт корабля. Затем он в одиночку оттолкнул судно от берега и запрыгнул сам. Со всех сторон путников обступили полуразложившиеся тела команды Нагльфара.
— Только я забыл предупредить, — захохотал Хрюм, — за проезд придется заплатить!
Хрюм требовательно протянул руку, и один из мертвецов вложил в нее позеленевшую от времени медную чашу.
— Пока мои ребята гребут, вы будете наполнять чашу…
Великан сделал паузу, его толстые губы раздвинулись в жуткой ухмылке.
— Чем мы должны её наполнить? — с дрожью в голосе спросил Кожемяка.
— Если бы ты был бабой, я бы сказал, что слезами! Конечно кровью! — громыхнул Хрюм. — Как только первая капля упадет на дно чаши, я дам команду гребцам! Пока кровь льется — гребцы гребут! Если кровь закончиться раньше — вы останетесь в моей команде! До самого Рагнарека!!!
— Ты хочешь нас обмануть! — воскликнул волхв. — Кто помешает твоим гребцам грести вполсилы?
Великан вновь оглушительно захохотал:
— А вы не так просты, козявки! Признаюсь, у меня была такая мысль! Но, — великан гулко стукнул себя кулаком в бочкообразную грудь, — клянусь вечными водами Стикса — все будет честь по чести!
Старик удовлетворенно кивнул: клятву водами Стикса боялись нарушить даже боги. Волхв тяжко вздохнул и невесть откуда вытащил небольшой изумрудного цвета нож, выточенный из камня. Лезвие ножа было тонким, почти прозрачным. Некогда нож был украшен вязью неизвестных символов, но к сему моменту они были едва различимы.
— Ых, — удивленно хрюкнул великан, заметив нож волхва, — откуда?
Старик неопределенно пожал плечами:
— Да так, наследство!
— Это осколок палицы Громобоя! — воскликнул Хрюм. — Меняю!
— Что ты можешь предложить взамен? — поинтересовался Алатан.
— Трюмы Нагльфара полны! — проревел Хрюм.
— Нет! — непреклонно заявил старик. — Мне ничего не надо!
— Хорошо! Тогда я провезу тебя на тот берег без платы! — не отступал хримтурс.
— Перевези всех, — пытался торговаться волхв, — и нож станет твоим!
Но великан был непреклонен:
— За нож — только одного! Подумай старик, доживешь ли ты до того берега! Эти, — он кивнул в сторону парней, — здоровые, словно молодые телки! Им кровопускание только на пользу! А ты…
— Соглашайся, Алатан! — посоветовал волхву Морозко. — Он прав!
— Получишь нож только на той стороне! — заявил волхв.
— Добро! — проревел великан. — Вот чаша. Моя команда истомилась в ожидании платы!
Старик молча взял чашу и подошел к друзьям.
— Раны, нанесенные этим ножом другу, заживают быстро, а у недругов — не заживают никогда! Давайте руки!
Парни протянули руки волхву. Старик быстро и безболезненно чиркнул их каменным ножом по запястьям: в чашу упали первые тягучие капли. Едва только они коснулись дна, судно пришло в движение: заскрипели проржавевшие уключины, весла вспенили воду. Нагльфар развернулся и, тяжело набирая ход, направился к противоположному берегу. Черная кровь стекала струей по пальцам, наполняя чашу. Лица парней бледнели.
— Держитесь, сынки! Берег близко!
Когда до земли осталось совсем немного, вода за бортом полыхнула огненными языками. На палубе судна стало невыносимо жарко. Не выдержав жара, обессиленный от потери крови Морозко рухнул на палубу.
— Ага, — торжествующе взревел Хрюм, — тот, кто не платит, остается на судне!
— Накося, выкуси! — пробормотал старик, вскрывая себе вены.
Его кровь смешалась в чаше с кровью парней.
— Так не честно! — обиженно рявкнул хримтурс.
— Все по чести! — возразил волхв. — Двое платят, а один — нет!
Судно, шурша днищем по гальке, наконец выползло на прибрежную отмель. Мертвецы разом подняли весла. Нагльфар остановился.
— Приехали! — облегченно выдохнул старик, зажимая ладонью рану.
Никита кинулся к лежащему без сознания Морозке. Приложил ухо к его груди, стараясь услышать биение сердца.
— Жив! — радостно закричал Кожемяка. — Жив!
Морозко вздрогнул и открыл глаза. Хрюм недовольно поморщился: он надеялся, что его команда увеличиться еще на одного.
— Нож! — потребовал великан, протягивая руку.
Старик с сожалением посмотрел на чудесный нож и, вздохнув, вложил его в волосатую пятерню хримтурса. Хрюм довольно заурчал, пряча нож за голенищем растоптанного сапога.
— Этот ножик еще покажет себя, когда придет Рогнарек! А сейчас — выметайтесь! И не попадайтесь больше мне на пути! — сказал Хрюм, забирая наполненную кровью чашу.
Переваливаясь через борт, старик бросил прощальный взгляд на жуткую команду Нагльфара. Навьи жадно глотали свежепролитую кровь, бережно передавая сосуд с ней из рук в руки. Чаша ходила по кругу словно пиршественная братина. Волхв в сердцах сплюнул и спрыгнул на долгожданный берег, где его уже поджидали Никита и Морозко. Раны, нанесенные изумрудным ножом Громобоя, действительно заживали очень быстро. Мрачный Нагльфар еще не успел скрыться, а страшные порезы затянулись твердой коричневой корочкой, которая на глазах осыпалась, открывая нежную розовую кожу.
— Еще хорошо отделались! — проворчал Алатан. — А ты, — обратился он к Никите, — думай, прежде чем кричать!
— Я не нарочно! — оправдывался парень. — Он ведь мог нас и просто так прихлопнуть!
— Мог, — согласился старик. — Но к добру или к худу — перебрались! Что еще нас впереди ждет?
Парни, переглянувшись, пожали плечами.
— То-то и оно, что не известно! — согласился волхв. — Ты-то как, оклемался? — спросил он Морозку.
— Уже нормально, — ответил тот. — Не могу я жар терпеть! То в бане в обморок брякнулся, то здесь!
— Это плохо, — сказал старик, — нам еще по пеклу придется побродить! А ведь места могут встретиться и пожарче!
Но Кожемяка не терял надежды:
— Ничего, выдюжим! Я Морозку если чего на закорках понесу!
Наконец унылая пыльная равнина осталась позади. Сменившая её каменистая дорога явно вела наверх. Парни повеселели, им казалось, что вот — вот они покинул мрачную обитель смерти. Дорога забирала вверх все круче и круче, терялась в больших валунах и наконец превратилась в узкую тропинку, петлявшую меж острозубых скал на большой высоте. Тропинка оборвалась на плоском каменном плато, на краю отвесной бездонной расщелины. Через пропасть на ту сторону вел ветхий подвесной мостик. Прочные некогда веревки перетерлись и расплелись, топорщась в слабых местах неопрятным ворохом грязных бечевок. Толстые доски настила подгнили и рассыпались при прикосновении мягкими коричневыми щепками. Мост зиял дырами: кое-где доски отсутствовали совсем.
— Приплыли! — сказал Никита, пробуя на прочность ветхое сооружение.
Он взялся за веревку, налег на нее своим немалым весом. Веревка натянулась, но вес выдержала. Тогда Кожемяка позвал друга:
— Морозко, давай вместе!
Старая веревка выдержала и на этот раз. Не поддалась она и после того, как к ним присоединился Алатан.
— Доски, конечно, дрянь, — задумчиво произнес Никита, растирая в пальцах трухлявую древесину, — но веревка должна выдержать. Попытаемся?
— А нам деваться некуда! — вздохнул Морозко. — Алатан, ты как думаешь?
Волхв теребил кончик седой броды.
— Пойдем по-очереди! — решил старик. — Я — первый! Просто я легче любого из вас, — пояснил он, — если мостик выдержит, то пойдете кто-нибудь из вас. Если нет, то не поминайте лихом старого Алатана!
— Все будет нормально! — не унывал Кожемяка. — С Нагльфара удалось живыми уйти, а уж здесь… Если хотите — я первым пойду, — предложил он.
— Нет! — отрезал старик. — Первым пойду я! Я уже свое пожил… Дай боги и вам столько же прожить. Вы уж мне один раз жизнь спасли, дайте же и старику что-нибудь для вас сделать!
Алатан ухватился руками за видавшую виды веревку, затем осторожно наступил на ветхие доски.
— На настил не наступай! — посоветовал Кожемяка. — По веревке иди! Вот с правой стороны, она получше сохранилась!
Алатан внял совету парня — пошел боком, стараясь наступать только на нижнюю веревку. Так приставляя одну ногу к другой, ему удалось пройти почти половины пути. Когда до края расщелины оставалось всего ничего, из-за черных облаков спикировала какая-то размазанная тень. Она промелькнула так быстро, что парни, все внимание которых было приковано к Алатану, заметили её лишь в последний момент. Громадная птица, внешне похожая на стервятника, вонзила острые крючковатые когти в беззащитное тело волхва. Старик не успел даже вскрикнуть — он умер быстро: чудовищные когти пронзили его сухощавое тело насквозь. Птица довольно закричала и вновь взмыла к черным небесам, унося в лапах добычу. Ошеломленные парни растерянно смотрели ей вслед. В их глазах стояли слезы, но они ничем не могли помочь старику.
— Он уже в ирие! — убежденно сказал Морозко. — Здесь осталось лишь его бренное тело. Я уверен!
Кожемяка скрипел зубами, сжимая в ладони бесполезный сейчас меч.
— Никита! — позвал его Морозко. — Дальше пойдем? По мосту?
— Пойдем! — глухо ответил Кожемяка. — И пусть она попробует еще раз! Пусть! Я так просто не дамся!
Вдруг черные небеса расступились и вновь исторгли крылатую тварь. На этот раз птица была похожа на раздувшегося до небывалых размеров черного ворона.
— Ах ты, тварь! — выругался Кожемяка, размахивая в ярости мечом. — Кормушку здесь устроила! Ну, давай, подлетай поближе! Отведай сладкого мясца!
Птица снижалась медленно по спирали, словно и не собиралась нападать. Слегка взмахивая крыльями, она плавно парила над головами парней. Она как будто рассматривала их. Первым не выдержал Никита.