— Нравится. Очень нравится! Но кто такие «ори» и где ты научился говорить на их языке?
— Увлекался когда-то этой темой, собирал сведения. Разве это не интересно — искать осколки и составлять из них целое?
— Интересно. Но это если знать, где и что искать… Что такое Оритан? Где он? То есть — где он был, как они считают?
— Если верить легендам, где говорится, что его сковала стужа и вечные льды, то это один из полюсов…
— Антарктида?
Саша тихо засмеялся, пожал плечами и не ответил.
— Саша, я не могу представить: когда ты все это успел! Ты актер, ты телохранитель, ты знаешь языки, интересуешься такими вещами, о которых многие и не знают… Разве можно совместить все это?
— Я знал одного журналиста, он музыкант, владел четырьмя иностранными языками, а образование у него медицинское. Думаешь, одно мешает другому?
— И этот человек тоже умеет перевоплощаться в других? Сегодня в гостинице ты дважды принял облик неизвестных мне людей. Как ты делаешь это?
— Гм… — телохранитель задумался. — Непроизвольно, пожалуй.
— Кто они? Это реальные люди? — допытывалась она.
— Да. Оба.
— И?
— И — что?
— Кто они? Кто был тот, когда ты делал мне массаж?
— Тот самый журналист с медицинским образованием…
— А второй, в коридоре?
— Отец Саймон, священник из Англии. Он приезжал в Новосибирск еще во времена перестройки.
— И ты его охранял?
— Ну, скажем так, я был в группе секьюрити, сопровождавших Саймона.
Рената подозрительно посмотрела на него. Ответы Саши не удовлетворяли. То есть, не были исчерпывающими. Где-то он не договаривал, но девушка не знала, как выведать у него все.
ЗА ТРИДЦАТЬ ТРИ ДНЯ...
Девятое октября у Николая выдалось суетливым. Он уехал еще затемно, а вернулся лишь к полуночи. Из-за той московской командировки накопилась масса неотложных дел, а Гроссман привык, чтобы в бизнесе у него был полный порядок.
Он добрался до кровати и сразу нырнул в глубокий омут сна. Только под утро, перед самым пробуждением, ему пригрезилось нечто странное. Он видел себя в громадном храме с высокими колоннами. Что-то древнеегипетское… Люди, находившиеся в святилище, были участниками непонятной мистерии — с молниями, громом, опрокидыванием земли, гигантской огненной птицей.
Присниться может всякое, тем более — «с устатку». Неважно, что прежде Гроссман вовсе не испытывал большого интереса к исчезнувшим цивилизациям, умолкнувшим языкам и религиозным культам. Необычно другое: во сне он знал тот язык, на котором говорили жрецы, он был среди своих, одним из главных участников ритуала. Ощущение собственных сил — не физических, но совсем иного характера — переполняло его в этом наваждении. Он знал, что и как нужно делать, чтобы достичь цели, он даже не задумывался об очередности своих манипуляций, об источнике энергии. Удивительно, прекрасно, завораживающе! Николай из сна был кем-то другим, и этот другой мнил себя вселенским центром, которому подчиняется бег солнц и планет, который волен разрушать и создавать галактики. И вдруг все пропало: силы, власть, мастерство. Это случилось, когда замер в неподвижности каменный бык на барельефе. Это случилось, когда был смертельно ранен человек в черном одеянии. Меч, что выпал из руки умирающего, звеня, сверкая, кувыркаясь на гранитных плитах пола, полетел под ноги Николаю. Но поднять оружие тот был не в состоянии.
Эти строчки прозвучали на языке ори и угасли с пробуждением разума.
Николай попробовал вспомнить их смысл, проснувшись окончательно, однако это ему не удалось.
— Вот это бред… — пробормотал он, подходя к зеркалу и обращаясь к самому себе: — Где вы достаете такую чудную «траву», Коля?..
Гроссман залез под холодный душ и проорался. Кто-то из соседей отчаянно загрохотал по трубе.
— Ша, дятел! — жизнерадостно откликнулся Ник, прыгая по ванной на одной ноге и ожесточенно растираясь полотенцем. — Наши в городе!
Проходя мимо телефонного аппарата, он вспомнил, что не проверил вчера записи на автоответчике. Наверняка ведь завалили сообщениями, за целый-то день!..
В основном звонили опоздавшие поздравить с днем рождения. Николай, напевая себе под нос какую-то ерунду в стиле «Ксюша — юбочка из плюша», собирался на работу. И вдруг вздрогнул, услышав нежный женский голос, бросился к автоответчику, перемотал катушку, чтобы прослушать с самого начала:
— Уважаемый электронный секретарь! — говорила Рената. — Передайте, пожалуйста, вашему хозяину, который явно заотмечался, что ему звонила бывшая супруга по очень важному и срочному делу. Если ему не будет слишком трудно, то не мог бы он хоть раз переночевать дома? Понимаю, что девочки — на первом месте, но ведь иногда можно сделать исключение! Мы направляемся в Москву. Мы будем там, где однажды, в его день рождения, заблудились и познакомились с парнем, который сыграл нам на гитаре «Вальс-бостон». Перезвоню при первой же возможности. Целую ваши микрочипы и заранее благодарна. Адью! Да, и еще! Пусть сжует пленку с этим сообщением!
Несколько коротких гудков.
Голос у жены довольно бодрый. Вряд ли она говорит с приставленным к виску стволом. Хоть это отрадно… Отрадно? Отрадное? Да нет, вряд ли. Вот же любительница квестов!
Где они заблудились тогда? Где слушали песню Розенбаума?
С огромным трудом Николай воскресил в памяти события трехлетней давности.
Точно! Они пересели не на ту ветку метро, увлеклись поцелуями в пустом вагоне — и их занесло бог весть куда, вышли на одной из последних станций. Это вам не Новосибирск с генеральной Ленинской линией и уже много лет строящейся (но пока все без толку) Дзержинской. А электричка была последней. Да и название нужной улицы оба забыли…
…Выскочили из вагона впопыхах, наугад. Оказалось — «Бибирево». Ренатка вспомнила Сусанина. Пошутили, решили идти ловить такси. Но на грязных ступеньках увидели перебирающего гитарные струны парнишку лет семнадцати и остановились. Рената очень любила песню «Вальс-бостон». Она была странной девчонкой: когда все ее сверстницы «умирали» по Шатунову и плакали по «Modern Talking», она слушала «Любэ» и Розенбаума. А парнишка играл и пел — ни для кого:
И Ренатка вдруг ни с того ни с сего затанцевала. На ней было сиреневое вечернее платье с легким палантином. Ее стройная фигурка закружилась между опустевших прилавков, среди обрывков газет и мусора. Точеные руки, раскинувшись, будто крылья колдовской птицы, подняли над головой трепещущую от сквозняка полупрозрачную накидку. И вся эта грязь, вся нелепость окружающей реальности не портила ее Танец…
— С днем рождения, Ник! — порхнув к нему в объятья, прошептала она. — Я не умею танцевать, но все равно, это — тебе!
А парнишка, не обращая на них внимания, играл и пел. Только теперь Николай понял, что лишь в тот день он был по-настоящему счастлив…
…Отряхнувшись от незваных воспоминаний, молодой человек вытащил кассету из автоответчика, переложил связку ключей в более теплую куртку, оделся и вышел из квартиры. Если Рената просила уничтожить сообщение, она просила не зря. Судя по зверству, с которым был убит средь бела дня Александр Сокольников, эта мера предосторожности не была лишней. И, разломив кассету в руках, Николай сунул перемотанные пленкой осколки в мусоропровод. Похоже, за Ренатой учинили нешуточную охоту.
Убедиться в этом Николаю довелось в тот же день, когда при выходе из офиса его остановил седой элегантный мужчина в длинном черном пальто, похожий на московского правительственного чиновника. Человек представился Константином и предложил Гроссману пройти в стоящий у кинотеатра «Мерседес». Николай понял, что все начинается.
— Простите, что отнимаю ваше время, — низковатым вкрадчивым голосом заговорил Константин, — но дело не терпит отлагательств. Я, знаете, по делу вашей жены, Ренаты Александровны Гроссман…
Афиша на фасаде кинотеатра сзывала всех на фильм «Парк Юрского периода». Ольга смеялась, что Гроссман внешне чем-то напоминает одного из героев блокбастера, зануду-ученого, и даже одевается подобным образом…
— Нас интересует ее местонахождение…
Странно: стоящий визави — единственный собеседник Николая, а говорит «нас». Либо он из органов, либо…
— Ничем не могу помочь. На днях меня самого вызывали для дачи показаний, и я уже сообщил все, что знал об этом деле… — и, подчиняясь властному жесту Константина, Гроссман сел в автомобиль.
— А что вам известно об этом деле, Николай Алексеевич? — «чиновник» запахнул пальто, подобрал полы, бережно усадил себя на водительское кресло и лишь после этого слегка прищурился, изучая Ника. — Повторите, будьте любезны, для меня…
Ну и взгляд у него! Словно жало скорпиона! Лучше отвечать, как оно есть, безо всяких завираний…
— Практически — ничего. Я вернулся из командировки, а тут таки повестка. Мне сказали, что тесть убит, жена пропала…
— И вы так спокойны? Не ищете супругу? — продолжал допытываться Константин.
— Вся беда в том, что мы с нею давно расстались. Официально мы не разведены, но живем порознь.
— Понятно. Тогда скажите, какие отношения были между нею и Александром Сокольниковым?
— При мне? Я ведь могу судить только о том, что было при мне. Потом — не интересовался…
— При вас так при вас…
— Она работала у отца. Менеджером. Ну, когда семья и работа смешиваются — сами понимаете… Стремилась к независимости и ничего не умела делать самостоятельно. Таким вот образом…
— И что?
— Бывало, ссорились они. Потом, я слышал, она свое дело открыла. На отцовские средства, конечно… Он для нее на все готов был.
— Долго просуществовало это ее «дело»? Да вы не бойтесь, голубчик, говорите! Это в интересах супруги вашей!
— Понятия не имею. Но, зная Ренату, думаю, что недолго…
— Александр Павлович посвящал дочь в свои проблемы?
— При мне — нет. Я какое-то время тоже работал у него, и при мне он ни с кем никогда не делился проблемами…
— Когда вы перестали с ним работать?
— Да уж пару лет назад, наверное. Ушел в другую фирму, и сейчас там же. Может быть, вам уже стало что-нибудь о ней известно?
Константин поглядел на него, затем понял, что Гроссман принимает его за человека из органов, и усмехнулся:
— Еще ничего не известно. Мы выясняем. Как, по-вашему, мог ли Сокольников доверить своей дочери нечто очень важное?
Николай задумался, пощипал кончик носа, покачал головой:
— Сомневаюсь я что-то… Очень сомневаюсь… Особенно если бы это чем-то угрожало ей… Нет.
— А почему вы решили, что ей должно что-то угрожать?
— Сопоставил.
— С обыском в ее квартире?
— И с Ренаткиным исчезновением. Люди просто так не пропадают.
Колючий, жалящий взгляд Константина смерил Гроссмана с головы до пят, пытаясь проникнуть в его мысли. Николай уже понял, каким будет следующий вопрос «чиновника».
— Бывшая жена не давала вам знать о себе? — под глазом Константина дрогнула жилка.
Гроссман с честным-пречестным видом выдержал своеобразное «сканирование» и развел руками:
— Пока нет.
— Возьмите это, — Константин протянул ему листочек с какими-то цифрами. — Позвоните по этому номеру в том случае, если она объявится. Настоятельно прошу. Я умею благодарить, — краткая, скользящая улыбка.
Николай кивнул, но для убедительности добавил:
— Договорились. Только сомневаюсь я сильно, что она обратится ко мне… Мы нехорошо расстались в свое время…
— Что ни делают люди, когда над ними висит Дамоклов меч… — философски заметил «чиновник», с намеком отворачиваясь и протягивая руку к вставленному в замок зажигания ключу.
Николай понял, что «свободен». Тертый калач этот Константин. Его не проведешь заверениями, что какая-то глупая девица кричала обидевшему ее супругу: мол, ты, Гроссман, последний человек на этом свете, к которому я обращусь за помощью. Хотя, в общем-то, она так и не кричала, но «чиновнику» этого знать не обязательно.
Ник перебежал дорогу Красного на светофоре, нажал кнопку на брелке. «Форд», пискнув, разблокировал двери, и Гроссман плюхнулся за руль. Тяжело отделываться от ощущения, словно из тебя вытянули все силы. Но надо еще работать, расслабляться некогда.
Ренатка попала в суровую переделку, теперь это ясно, как божий день. Вляпалась. И никакой этот Константин не «чиновник». Он как раз из тех, в страхе перед кем жена просила уничтожить пленку на кассете автоответчика. Гроссман подумал: как бы так впоследствии исхитриться, чтобы вытянуть из сегодняшнего собеседника информацию о том, что им нужно от Сокольниковых? Делать это сейчас было бессмысленно. Незачем показывать перед ними свою излишнюю заинтересованность. Эти ребята должны увериться в мысли, что Николай порвал со своей женой раз и навсегда, что ее жизнь ему до синей лампочки. Так, между делом, согласился сотрудничать — да и все. Походя, играючи. Не придавая особенного значения. Как и должно быть в подобной ситуации.
Фигуры игроков медленно занимали свои позиции на воображаемой шахматной доске. Стереотип, но любая игра идет по правилам, причем чаще всего — именно шахматным. Николай знал теперь кое-кого из фигур одной и кое-кого — из фигур другой стороны. Кем назначено быть ему, вот что интересно! С королем все понятно, нынче он женского пола. Как и положено быть королю — бессилен. Пешки-следователи и пешки преследователи суетятся, однако подобно главному персонажу могут продвигаться лишь короткими шажками и неясно, к победе или поражению. Но, коли слабый король до сих пор жив, у него должен быть сильный ферзь. Кто он?.. Есть ли у них еще какая-то поддержка? Где они, в какой части «игровой» зоны?
Ник потер лицо. Он уже решил, что выяснит это. Хотя отныне за ним наверняка установлена слежка…
Белый жрец-послушник видел Пятое Солнце, рожденное, когда опрокидывался мир. Он видел и Нефернептет, над которой взмывала ослепительно сверкающая птица. Тень от птицы падала на женщину, на воду храмового бассейна, на поверженные колонны, и тень эта была человеческой...
Но затем свершился прорыв: лавина огненных ящериц вторглась в святилище.