Это состояние длилось доли секунды, но Ренате казалось, что всё вокруг — эти миражи, образы чуждого пространства — движется медленно, как под водой... И голос…
…Саша выдергивает джип из тисков преследователей и проскакивает между проезжающими друг мимо друга грузовиком и цементовозкой. Водители двух приотставших автомобилей не успевают ни затормозить, ни свернуть. Одну машину расплющивает столкновением со встречным грузовиком, везущим сено; другая цепляется за нижнюю часть кузова этого же грузовика и его колесо, вертится и переворачивается, угодив под центральную ось цементовозки. Преследователи из дальнего, третьего, автомобиля, отделываются легким испугом: когда в их сторону летит тюк сена, они притормаживают, затем плавно разворачиваются и едут назад.
Джип пролетает мост, минует еще полгорода, чудом избегая аварий. И только загнав машину в лес, только убедившись, что погоня отстала, Саша неуверенно отпускает руль и прижимается к нему лбом.
Рената смеется; смех переходит в истерический хохот, а из глаз брызжут слезы…
…Телохранитель поднял голову и уставился на нее. Девушка задыхалась, лицо покрылось красными пятнами.
Саша намахнулся и влепил ей пощечину. Рената смолкла, жадно глотая воздух. Телохранитель увидел, что в правом глазу у нее от напряжения лопнула жилка, и белок стал красным. Он быстро отстегнул ремни, протянул руки, прижал девушку к себе, гладя по волосам и шепча:
— Все в порядке, девочка! Все позади…
— Папа! Помоги, папа!
Осознав то, что сказала, Рената вскинулась. И это привело ее в чувство.
На мгновение перед ней вместо Саши появился отец. Его взгляд, высокие скулы, волевой подбородок с ямочкой... Это был Александр Сокольников, полковник Сокольников, десять дней назад застреленный в Новосибирске…
…Саша обнимал ее, но видел другое…
…Умирающий, он лежит на этом самом месте в джипе. Жизнь вытекает из него кровавым потоком. Боли почти нет. Просто странно смотреть на окровавленную грудь и понимать — уже без желания удержать себя здесь — что это всё. Всё. Удивительно, непонятно и… совсем не страшно. Вот-вот произойдет коллапс этого мира, сожмет его в тисках небытия.
Значит, была «прослушка». Значит, сработало. Но успела ли Дарья?..
…Глаза еще видят. К нему бегут люди. Саша и еще двое… как их? Неважно, ерунда. Главное — здесь Саша!
Он вцепляется в пиджак телохранителя:
— Саша! «Дипломат»… Рената знает, какой… Возьмите «дипломат»… Его…
Мир схлопывается, мерцают синие электрические спирали. Ощущение пути — бесконечного пути…
…Лицо коротко стриженой красноволосой девушки. Имени нет. Голос Саши:
— Александр Палыч только что был убит. Я должен видеть его дочь…
Всё меркнет.
…Рената. Дорогая, любимая, единственная Рената. Растерянные глаза. Сашино смятение, Сашин страх — страх за нее, порожденный осознанием главного… Всё снова. Всё снова — так же… Дочь теряет сознание.
Всё меркнет…
— Прости меня, если можешь... — говорит он теперь другой Ренате.
Она пережила уже очень много. Черты ее лица заострились, она стала взрослее. То ли от удара, то ли от перенапряжения глаз ее полон крови. Дочь плачет и в ужасе смотрит на него…
…Рената смотрела в непрозрачные, гранитно-серые глаза своего телохранителя:
— Саша?! Что это было, Саша?!
— Т-ш-ш-ш! Все позади! — ответил он уже своим голосом.
— Саша, на мосту была смерть. Она — такая?
Телохранитель промолчал. Стены меж ними больше не было, Рената поняла это. Как и то, что отныне она — посвященная. Во что-то, прежде ей недоступное. По крайней мере, недоступное в этой жизни…
— Нам надо ехать, — проговорил он. — Спи.
Рената ощутила только руку, скользнувшую перед ее лицом…
ЗА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ ДНЕЙ...
…Была пытка страхом, были долгие скитания по чужим краям и пристанище в стране Ин.
Многие годы спустя явились они.
Их было немного, но они коварством и вероломством завладели ее землей. Танрэй любила их предводителя — полупомешанного, одержимого Тессетена. И он любил ее. Это было странное чувство, замешанное на страсти и нежности, обожании и горечи. В нем жил Разрушитель, удар которого он однажды мужественно принял на себя — дабы уберечь их. Вот только уберег ли?..
…Сетен стоял между колоннами, почти сливаясь в своем нищенском рванье с мрачными рисунками на стенах, и задумчиво глядел на воду бассейна.
— Я хотел бы, чтобы ты это запомнила, сест… царица. И этот зал, и эту купель…
Все прежнее всколыхнулось в ней в тот миг. Жуткий, почти нечеловеческий облик растворился, открыв перед ее взором обличье благородного воина ори, сильного духом, прекрасного. Такого, каким она помнила настоящего своего Попутчика…
А Сетен улыбался, ведая, что ощущает она. Таков тяжкий удел чуткого сердца — ведать и переживать за другого.
И была любовь, было мимолетное счастье, сокрытое меж часами заката и нового восхода солнца…
А затем — тысячелетия войны равновеликих. Не было победы, не было поражения.
Дух в тисках расчетливого разума — сердце в плену смерти… Две стороны, что воюют меж собой. Осколки единого. И лишь вместилище, которое прежде объединяло всё, отныне было одиноко.
И забывало… забывало… забывало…
Рената с трудом открыла глаза. Ресницы на правом слиплись, и Ренате пришлось разрывать их пальцами. На коже остались крошки засохшей крови. Мучительная боль стукнула в голову и застряла в висках. Состояние будто с похмелья…
Было еще темно, шел дождь. Девушка сдвинула куртку, под которой лежала, огляделась по сторонам. Где они?
Саша дремал, откинув голову на спинку кресла. Рената включила подсветку и подвинулась к нему, укрывая телохранителя отцовской курткой. Он слегка поморщился, повернул к ней лицо, но не проснулся. Девушка давно заметила, что он умеет по желанию погружать себя в состояние сна. И — были у нее подозрения — не только себя. Наверное, какая-то восточная техника, с которой она соприкоснулась тогда, на берегу Волги. Рената до сих пор не могла понять, что это было. А постоянно чем-нибудь занятой телохранитель не объяснял.
Девушка осторожно прикоснулась пальцами к морщинке возле его рта. Еще неделю назад этой морщины не было. Он кажется старше теперь. Явственнее проступили черты. Почему Рената прежде не замечала, насколько он красив? А сейчас, спящий, он спокоен и похож на ангела — такого, какими она представляла себе этих небесных созданий. И еще — то, чего не было прежде: она почувствовала, что боится за него. Теперь — вовсе не потому, что случись с ним что-нибудь, погибнет и она. То был неприкрытый, банальный эгоизм. Рената мало думала о Саше как о человеке. Он был исполнителем своих обязанностей. Да, добросовестным. Да, временами обаятельным. Но — не равным. Супермен из американского фильма. Робот. Все умеющий, все просчитывающий.
А теперь эта морщинка, обозначившаяся на его бледной щеке между носом и краешком губ, превратила Сашу в человека из плоти и крови, в смертного мужчину. Что-то перевернулось в сознании Ренаты. Он был живым. Непонятным, но живым, не идеальным.
Девушка провела рукой по его подбородку, по горлу, ощутила биение пульса в тонкой жилке под горячей кожей. Сашины веки слегка задрожали, и Рената замерла. Но телохранитель вздохнул и не проснулся. Она прикрыла глаза и, едва коснувшись, поцеловала его в губы. Впервые в жизни она первой подарила свой поцелуй…
Саша очнулся, потер лицо. Рената успела отстраниться.
— Что случилось? — спросил он.
— Ничего. Где мы находимся, Саш?
— На подъезде к Казани. Как ты?
— Голова болит, а так, в целом — хорошо. Ты спи, еще рано.
— Иди сюда, — попросил Саша.
Она придвинулась и положила голову ему на грудь. Его пальцы коснулись ее головы — как тогда, в Сатке. И даже чуть более нежно.
— Тебе нужно хорошо выспаться, Саш… — сказала Рената.
— Это сложно сделать… — тихо ответил он, глядя на тусклую лампочку в пололке. — Нам все время дышат в затылок… Сдается мне, мы имеем дело с еще одной группировкой. Которая конкурирует с нашими преследователями… «Третья» сила…
— Но сколько еще это будет продолжаться?
— Я не знаю. Наверное, пока мы не отыщем «дипломат». Или пока они все не потеряют наш след…
— Ух, здор-р-рово! Ч-черт! — распаренный мужчина, похожий на кашалота, фыркая, выскочил из бассейна с холодной водой и нырнул в более теплый, с гидромассажем.
— Васильич, лови! — волосатый, как обезьяна, в золотой цепочке на шее, Анвар толкнул к нему в джакузи обнаженную девицу с огромной грудью. — Давно к тебе просится!
Та с визгом плюхнулась на «кашалота». Все расхохотались, комментируя действия Анвара скабрезными остротами и отпуская сальные шуточки в адрес грудастой проститутки. Даже из парилки выскочил Стасик — любитель невыносимой жары — и грянулся в воду.
Но вопли заглушала громкая музыка. Васильич любил классику, по его заказу играл «Фауст» — к недовольству остальных, предпочитавших легкую и ненавязчивую «попсу». Однако энергичная ария Мефистофеля устраивала всех.
— Пива мне, пива! — перекрикивая хохот проституток и «presto» злорадствующего духа тьмы, завопил «кашалот».
Стасик с воодушевлением подхватил одну из трех красоток и поволок на кожаный диван в комнате для отдыха.
— Ста-а-асик! — кокетничала фемина. — А про что это поют?
— Про любовь, бл, — буркнул тот, увлеченно тиская загорелое женское тело.
Она расхохоталась от щекотки и накрутила на палец мокрую прядь:
— Про вечную?
— Еще какую, бл, вечную...
Стас предпочел бы, чтобы она заткнулась и не мешала, но и так неплохо. Пускай трындит.
— Это как? Покажи мне вечную любовь! Побудь моим гидом, Стасик!
— Гадом буду — гидом побуду! — охотно согласился он, а потом усадил Машку (или Аньку? или Ленку?) на диванный валик.
«Кашалот» Васильич выбрался из бассейна, обмотал свое обрюзглое тело простыней и, заполучив пиво, расположился на деревянной скамейке у бассейна. Грудастая девица досталась стройному, по-кавказски поджарому Анвару, и тот развлекался с нею прямо в воде.
— Ладно, хрен с тобой, — сказал наконец «кашалот». — Давай на завтра... Новосибирские мне уже все мозги оттрахали, говоря по совести. Ночами не сплю, веришь?
— А нам, татарам, все равно! — отозвался Анвар, даже и не думая отвлекаться от своего занятия. — Мы нэ впэчатлительные, понимаешь!
Васильич визгливо расхохотался:
— Татарин, ёшкин кот! Кстати, о Коте… Тож затрахал. Не меньше новосибирцев. Ребят, што ль, послать уже? Ну внаглую, падла, прет, зарвался… Пугнуть пора засранцев, раз по-русски не понимают. Эй, Андрей Кириллыч! Ты там не спекся?
Из парилки послышалось невнятное, но явно протестующее мычание.
— Анвар! Так ты слышь, че я те говорю?
— Ну? — волосатый наконец отпустил свою девицу и подплыл к бортику. — Слышу, Васильич, слышу!
— С налоговой рамс ты все же утряси. Надо, надо… Мелочи, а неприятно. А завтра...
Тут в дверях возник недовольный Стасик, прикрываясь полотенцем:
— Леонид Васильич, вас! — он подал «кашалоту» его мобильник и удалился к ожидающей Машке-Аньке-Ленке.
— Я! Я-я! Ну?.. Ну-у-у!... Суки, ты смотри... М-м-м... Ц-ц-ц! У-гм... Ладно... Понял, грю! От же ж мать вашу!..
Анвар нырнул напоследок и выбрался из воды. Грудастая тоже шагнула было за ним на лесенку, но он со смехом столкнул ее обратно:
— Поработай еще, с ребятами вон!.. Халявить в другом месте будешь.
— Анвар Муратович, я шампанского хотела! — игриво запротестовала проститутка и все-таки вылезла из бассейна, чтобы взять бокал.
«Кашалот» Васильич был мрачен и тихо объяснил Анвару:
— Котовы «шестерилы» с нашими сцепились... Вот, часа три тому назад… У них была одна тачка, у наших — две. Тернин с Колосовым — в лепешку на мосту, да и этот гаврик на «Паджеро» — с ними за компанию... А котовские, падлы, развернулись да поехали себе... Ни царапины! Ладно… Хоть девка к ним не попала — и то радует. Ну а Скорпион с Рушинским, поди, рвут и мечут…
— А я тебе и говорил, — буркнул Анвар и закурил, — меня же никто не слушает... Думают — хачик, чего с него взять... — он рассмеялся.
— Ну уж! Хачик! Тебя с самого начала надо было слушать! И я Косте с Витькой и Стасом втолковывал — ай-яй-яй! сколько втолковывал! Так они же умные! Веришь, дерьма с ними в свое время съели — гору немереную! И на тебе! По-тихому вдруг захотели… А оно вот как по-тихому оборачивается… Такой шанс был с Котовым разобраться — упустили…
Анвар согласно кивнул, упал рядом на скамейку, вытянул шерстистые ноги:
— Не надо было вообще связываться. С Полковником. Не прощают такие вещи, Васильич, понимаешь, да? Наши его пацанов еще когда в Свердловске шлепнули? Во-о-от... Мы уж и забыли, а он — помнил. И не верил я в то, что он спустит. Я бы на его месте тоже не спустил... Говорят, это были его лучшие ребята, еще по Афгану кореша… Да и не «братки», так что вообще непонятно, чего наши на них взрыпнулись… Я тебе, Васильич, так скажу: я после этого Полковника зауважал…
— Ну, че теперь на Ё-бург оглядываться. Сучку эту, дочуру его, поймать надо. Уж она-то, бл…, все знает…
— Ясно, что нужно. До сих пор только ума не приложу, какого черта они на самолете не полетели? Давно бы уже за бугром где-нибудь на пляжу загорали…
«Кашалот» ухмыльнулся, хлопнул себя по толстому татуированному плечу, как будто убивая комара, и почесался:
— У богатых свои причуды, Анварчик!
— Ну! Не говори... — фыркнул тот.
— Может, не успели, — продолжал размышлять Васильич. — А может, сами за «дипломатом» вернуться хотят…
В эту секунду в комнате для отдыха раздались выстрелы. Дверь с грохотом распахнулась, впуская пятерых парней, которые тут же открыли пальбу по сидящим у бассейна, а заодно и по плавающим в воде.
Стасик безжизненно скатился с дивана и раскинулся на полу. Не двигалась и ублажавшая Стасика проститутка. Это все, что Леонид Васильевич с Анваром успели увидеть напоследок через раскрытую дверь...
Музыка смолкла. Слышна была только непрерывная пальба.
Из парной вылетел Андрей Кириллович, в плавках, но с пистолетом в руке. Прежде чем с простреленной головой рухнуть в бассейн, он успел нажать курок. Хоть и страдал Кириллыч близорукостью, но в одного все же попал.
Сбитый с ног его пулей, парень выматерился и вскочил: все пятеро вломившихся в сауну были в бронежилетах, так что он отделался в худшем случае синяком на ребрах.
Вода покраснела, крики стихли. Спустя минуту раздалось еще несколько отдельных выстрелов, а затем пятеро молодых людей с незатейливой внешностью, пряча оружие под одежду, как ни в чем не бывало вышли из прочь.
Через некоторое время сюда нагрянет опергруппа и обнаружит девять плавающих в крови тел…
Пятиэтажная чебоксарская гостиница «Чувашия» была, наверное, не тем местом, где согласилась бы остановиться прежняя Сокольникова Рената Александровна. Ну а теперь девушка сочла «Чувашию» весьма уютным заведением. Мало того: им достался номер с телефоном. Это было уж совсем по-царски.
Разумеется, первым делом Рената заняла душ, а когда вышла, застала телохранителя крепко спящим и укоризненно покачала головой:
— Саш! Ты бы хоть разделся! Вот морока мне с тобой, в самом деле!
— Разбуди меня где-нибудь в шесть… — пробормотал он, просыпаясь и вяло привставая, чтобы она стянула с него пиджак и наконец дала ему покоя.
— Вот я думаю: что это за святой дух, которым ты питаешься?