Наконец-то настал этот тревожный и одновременно радостный день, выписки из клиники. Костик прощался со своим единственным другом Антуаном. Тот был вял, апатичен и почти не реагировал на слова Медведева. Три дня назад Антуана посадили на новые таблетки.
— Ты сегодня что-нибудь ел? — Костик вложил в руку друга печенье.
— А оно не отравленное? — Антуан разломил галету пополам. — Я боюсь, что меня здесь убьют.
— Ну, ни придумывай. Вот видишь, я ем и ни чего, — Медведев надкусил печенье.
Подошел санитар.
— Собирайся, тебе пора.
— Да, сейчас, всего минуту, — Костик обнял Антуана, уткнувшись лицом ему в плечо. — Ты поправишься, обязательно, только надо в это верить.
— Галета действительно вкусная, — Антуан толи ни расслышал, толи ни понял смысл медведевской фразы.
От этого у Костика сильно защемило сердце. Он понял, что больше ни когда не увидит этого человека, а если даже и увидит, то Антуан вряд ли его узнает. На глазах навернулись слезы, и Медведев сильнее вжался Антуану в плечо.
— Ты что плачешь? Не надо, я тоже сбегу из этого ада. — На краткий миг Антуан стал прежним, таким, каким он был еще две недели назад.
Размазывая слезы по щекам, Костик заглянул французу в глаза, но в них уже угасала искра разума.
— Прощай, может когда, свидимся, — Медведев трижды расцеловал Антуана в щеки.
— На, съешь, — Антуан протянул Костику половину галеты.
— Нет, это же я тебе дал, вот еще, — Медведев отдал ему весь свой запас галет.
— А они не отравленные? — Антуан принюхался к печенью.
Не в силах, что-либо ответить, Костик показал французу большой палец и, повернувшись, пошел скорым шагом прочь.
За те восемь лет, что Костик провел в психушке, он не накопил практически ни каких вещей. Поэтому к воротам клиники он подошел налегке. На нем были выданные взамен пижамы: буро-зеленые, выцветшие от многочисленных стирок шорты, и едко желтая футболка с надписью «Елисейские поля». Ступни ног защищали, растоптанные, заношенные сандалии, норовившие соскочить при первом же шаге. Как сувенир о психушке, в кармане Медведева лежала металлическая ложка, с выбитым на обратной стороне рукоятки номером тридцать шесть.
Из будки вышел вооруженный автоматом охранник. Санитар, сопровождавший Костика, передал автоматчику документы. Тот, небрежно просмотрев их, усмехнувшись, показал на Медведева дулом автомата.
— На остров?
— А куда еще? — вопросом на вопрос ответил санитар.
Охранник надавил красную кнопку на пульте, и ворота медленно, с гудением распахнулись.
«Вот она свобода!» — Костик развел руки в стороны и, приподнявшись на мысках, потянулся. «Теперь полечу как птица!» — Медведева только смущало, что ему не выдали ни денег, не документов. О чем он не замедлил поинтересоваться у санитара.
— Ах да, чуть не забыл, — тот достал из папки справку.
Костик бережно как драгоценную взял ее в руки. В справке сообщалось, что она выдана Константину Медведеву, стояла круглая печать клиники и подпись главного врача Гарисона.
— А паспорт? — такой справки Медведеву показалось мало.
— Потом, после получишь. Вот тебе полагающиеся деньги. — Санитар протянул Костику банкноту в пятьдесят евро.
«Странная какая деньга, раньше таких не было?» — Медведев изучил купюру с обратной стороны.
— Только все сразу не трать, — в голосе санитара проскользнула ирония.
Шуршащие в руке деньги навеяли Медведеву воспоминания о Камнегорске, как он на сэкономленный со школьных завтраков рубль накупил стаканчиков фруктового мороженого по семь копеек, а потом угощал ими девчонок в классе.
— Хорхе тебя проводит, — голос санитара вернул Костика к реальности.
Из будки вышел другой охранник, тоже вооруженный калашниковым.
— А куда? — Медведев убрал справку и деньги в карман.
— Не на улице же тебе жить, — Хорхе подтянул лямку автомата на плече. — Тут недалеко, есть деревенька, тихая, спокойная. То, что тебе сейчас надо. Поживешь там, акклиматизируешься, а потом уже можешь и в Сан-Мигель подаваться.
— Да, наверное, в город мне сразу ни стоит, — согласился Костик, делая первый шаг на свободу.
За воротами росли те же пальмы и кусты, что и в психушке, но Медведеву они сейчас показались другими — более нарядными и сочными. Даже пыль дороги, в которой по щиколотку утопали ноги, представлялась мягким пушистым ковром. Адреналин свободы бурлил и пенился у Костика в крови — «Весь Мир теперь мой! Больше я с ним ни расстанусь, обниму руками, стисну, и буду держать, держать, держать!». Захотелось сплясать в присядку и спеть не подобающее для местного климата «Ой мороз, мороз!». Но вот так сразу полностью раскрепоститься не получилось. «Задушенный» и «задавленный» годами жесткой дисциплины в клинике — «Нельзя, не сметь, ходить строго по дорожкам, молчать, принимать лекарства!», Костик «со скрипом» превозмогая табу, сделал первый робкий шажок на пути «неповиновения». Щелкая в такт пальцами, он тихо подхватил: «Не морозь меня, моего коня!». Двигавшийся рядом хмурый Хорхе, бряцая прикладом автомата о ножны тесака, не обратил внимания на «вольность» Медведева.
Петлявшая среди деревьев и кустарников дорога привела Медведева с охранником к деревянному причалу на берегу моря.
— Вот и твоя лодка, — Хорхе показал на пришвартованную рыбацкую шхуну. — На ней и доберешься.
— А это ты, — из капитанской рубки потягиваясь и зевая, вышел бородатый мужик. — А где второй?
— Какой ты скорый, его еще разыскать надо, — Хорхе поднялся на шхуну. У тебя выпить чего ни будь, есть? А то в горле от этого пекла пересохло.
— Да, солнце нынче жгучее, — облокотившись о перила, капитан почесывал бороду. — Ром будешь?
— Мне все сгодится, — Хорхе отер рукавом капли пота с лица, — лишь бы сразу с ног не валило.
— Бутылка в рубке на столе за картами. Мне только ни забудь пол стакана плеснуть, — капитан показал рукой охраннику, где искать ром.
Костик ходил по причалу, осматривая корпус шхуны.
— Долго ли нам плыть? — Медведев остановился у трапа.
— Погода пока держится, — капитан посмотрел на безоблачное синее небо. — Но это не надолго. Еще час промедлим, и начнется болтанка, а там…! — он махнул рукой и скрылся в рубке.
Не добившийся вразумительного ответа от капитана, Медведев снова принялся изучать шхуну. Старая посудина, с облупившейся на корме краской, явно пережившая ни один шторм, показалась Костику какой-то странной. Во-первых, у шхуны отсутствовало какое либо название — «В клинике каждый предмет подписан, даже моя столовая ложка и та с номером. Прямо ни шхуна, а призрачный «Летучий голландец»!». Во-вторых, рыболовные снасти при ближайшем рассмотрении оказались бутафорскими — «На них и бычка-заморыша не поймаешь!». И в-третьих, самое главное за капитанской рубкой стоял большой пулемет, явно от вертолета. На палубе Медведев нашел стреляные гильзы — «Акул они, что ли распугивают?». Затем Костик нафантазировал, что в здешних водах водятся кровожадные пираты, грабящие и топящие суда. «Может тогда не плыть? Чего зря рисковать. Поживу пока здесь на берегу, или потихонечку пойду в Сам-Мигель».
С этими мыслями, сморенный жарой Медведев закимарил возле накрытого брезентом ящика.
Уже не в первый раз ему снился Париж, залитая солнцем площадь, маленькие уютные кафе, туристы с фотоаппаратами, щелкающие вспышками на каждом углу. Он сам загримированный до неузнаваемости, с красным бутафорским носом, в клоунском синем с золотыми звездами костюме показывающий фокусы и пантомимы прохожим. И наконец девушка, красавица с большими серыми, капельку удивленными глазами, с розовыми пухлыми улыбающимися губками и золотистыми длинными почти до середины спины волосами, протягивающая ему двадцать франков. В прошлый раз на этом сон обрывался, на этот раз Костик предложил девушке выпить с ним кофе. Посмотрев на наручные часы, она согласилась.
— Хорошо, у меня есть в запасе двадцать минут.
— Давайте я вам помогу донести, — Костик снял у нее с плеча мольберт. — Вы наверное рисуете портреты?
— Иногда, а сегодня вон тот фасад, — откинув с лица прядь волос, девушка показала на здание времен Наполеона. — Я в Париже учусь, а сама я из Лиона.
— Значит мы почти соседи, я из Камнегорска, — Костик прислонил мольберт к столику.
— Наверное, это севернее, — девушка села на стул.
— Да все верно, в России, — Медведев широко улыбнулся.
— Никогда там ни была, — девушка тоже улыбнулась. — Я Вероника.
— А я Константин.
Подошел гарсон.
— Что будете заказывать?
— Кофе и круасаны, — Костик оттянул резинку и задрал на лоб накладной красный нос.
— Так ты еще смешнее выглядишь, — серые глаза Вероники заискрились.
Гарсон скрылся в кафе.
Вероника открыла рот, чтобы еще что-то сказать, но на этом Франция закончилась.
Над Медведевым стоял Хорхе. В руке у него была бутылка рома.
— Ты же у нас пловец. Глубоко, наверное, ныряешь?
— Я этого не помню, но доктор Гарисон говорит, что я работал инструктором по дайвингу.
— Гарисон все знает! — Хорхе состроил хитрую пьяную мину. — А то как бы ты тут оказался, — и похлопав Костика по плечу, он ушел в рубку.
«К чему он это сказал? А если бы я не умел плавать, тогда что?», Костика посетили первые смутные сомнения. «Нет, Хорхе просто пьян и не соображает, что говорит», он прогнал тревогу проч.
Погода, как и предсказывал капитан, за то время, что Медведев спал — переменилась. Небо заволакивали фиолетово-серые тяжелые тучи, море покрылось бурунами волн, а на горизонте сверкали зигзаги молний.
— Ну, где же они? — из рубки вышел капитан. — Как есть, зальет! — он принялся укрывать брезентом пулемет.
— А кого мы все-таки ждем? — особо не надеясь получить ответ, спросил Медведев.
— Такого же, как ты выздоровевшего психа, — для того, что бы шквалом ни сорвало с пулемета брезент, капитан обматывал орудие еще и веревкой.
На палубу упали первые крупные капли дождя. Порывом ветра на корме перевернуло бочку, и она, подпрыгивая, покатилась к борту.
— Держи ее! В ней горючее осталось! — отворачиваясь от мокрых брызг, прокричал капитан.
— Сейчас я ее остановлю! — Костик побежал на корму но, поскользнувшись, упал на живот и поехал по палубе к борту мимо бочки.
На шум, из рубки пошатываясь, вышел Хорхе.
— Чего шумим, пожар что ли? — в левой руке он все так же сжимал горлышко ромовой бутылки.
— Шторм, будь он неладен! — капитан погрозил черному от туч небу кулаком.
Чиркнув по касательной плечом балку и больно ударившись головой о крышку люка, Медведев закончил «полет», свесившись по пояс за борт.
— Хватай этого придурка, пока его в море не смыло! — сам капитан предпочел спасать бочку с горючим.
— Да, только бутылку поставлю, — и Хорхе обратно скрылся в недрах сухой и безопасной рубки.
У хлебающего соленую забортную воду Медведева, снова зародились сомнения насчет нынешнего положения — «Что я тут делаю? Кому я вообще нужен?». Но развивать измышления, не было времени, надо было подниматься с палубы и двигаться в рубку, пока не накрыло с головой очередной волной.
— Пригнись и хватайся за канат, — сладивший с бочкой капитан, шел в сторону Костика.
Вдвоем, поддерживая друг друга, практически на ощупь, они добрались до рубки.
С порога Хорхе протянул капитану бутылку.
— На, выпей, небось, продрог?
— Да, хлещет на славу, — капитан хлебнул рома. — Как бы нам борт о причал не размолотило.
— А если в море податься? — Хорхе придавил ногой, елозивший туда-сюда по полу автомат.
— Поздно, раньше надо было, — капитан передал бутылку Медведеву. — У Гарисона, наверное, ромом не поили?
— Нет, в клинике алкоголь запрещен, — Костик колебался пить или не пить, но подумав, что он теперь свободен, поступать, как хочет, приложился к горлышку. Медведев закашлялся, ромом ему обожгло горло, а глаза заволокли слезы, — За восемь лет отвык.
Бушевавшая с час гроза стихла. Выглянуло солнышко, волны терзавшие корпус шхуны угомонились. Палуба, капитанская рубка, фальшивая рыболовная снасть, бочка (чуть не угробившая Медведева), накрытые брезентом пулемет и ящики, постепенно подсыхали.
К Костику вернулось хорошее настроение, «Я свободен и пьян, что может быть лучше?!».
Со стороны клиники по дороге шли трое.
— Наконец-то соизволили появиться! — капитан смотрел в бинокль. — Все-таки нашли второго.
— Дай и я гляну, — Хорхе, взял у капитана бинокль. — А чего он весь такой? — у охранника ни как не получалось настроиться на резкость.
— Видать другого не было, — капитан сделал последний глоток рома и выкинул, пустую бутылку за борт.
О том, кто или что так удивило Хорхе, Костик сообразил, когда троица подошла к шхуне. Санитары вели под руки, связанного смирительной рубашкой рыжеволосого здоровяка. Тот был явно не похож на полностью выздоровевшего человека, скорее, наоборот, в таком состоянии пациенты поступают в психушку. Но Медведев сейчас был добр и пьян, потому и списал странность рыжего на волнение от накатившей свободы. «Я ведь сам, чуть в пляс не пустился, может и здоровяку, чего-нибудь такого этакого захотелось, вот его на время и обездвижили, дабы с непривычки ни убился и не покалечился».
— Развяжете на месте, — предупредили санитары, заводившие на борт рыжего.
— Всяких возил, но такого не доводилось! — капитан покачал головой. — Какой от него будет прок на острове?
— Ни какого, — поддержал бородача-собутыльника Хорхе. — Как пить дать потонет в первый же день.
— Во-во, ишачь потом, доставляй нового кадра! — Капитан заглянул в безумные глаза рыжего.
— А к нам какие претензии, это мы его, что ли выбирали? Все доктор Гарисон решает, — санитар проверял, не ослабли ли ремни на смирительной рубашке здоровяка-психа.
— Да, плохи в клинике дела, раз таких направляют. Местное население надо привлекать, а Гарисон все жмется, денег ему, видите ли, жалко! — капитан по обыкновению махнул рукой и скрылся в рубке.
Санитары уложили рыжего на палубу. Но тому это явно не понравилось, и он стал ворочаться, что бы перевернуться на спину.
— Может, свяжем ему еще и ноги? — предложил один из санитаров.
— Ну его, он меня и так уже раз укусил, — второй санитар пнул ботинком рыжего в бок.
— Чтоб вы провалились крысиные отродья! — брызжа слюной, прокричал по-английски здоровяк.
— Опять по своему лопочет, — первый санитар достал из кармана халата пачку «Camel», и прикурил сигарету.
— Ругается, небось, — второй тоже угостился сигаретой.
— Португальский надо учить, португальский, а не по-обезьяньи «зекать», — первый санитар усмехнулся, пародируя рыжего. — Здесь тебе не Европа.
— Ставлю сто франков, что он и недели не продержится на острове, — предложил пари второй санитар.
— Ни скажи, а филиппинец хера… забыл, как называется, он еще операции голыми руками без инструментов проводил, так пол года и ничего, — убирая в чехол бинокль, возразил Хорхе.
— Да, был такой, его еще акула съела, — первый санитар наморщив лоб, вспомнил, о чем речь.
— Так что еще не факт, кому на острове хуже будет, — и Хорхе со вторым санитаром поспорили на двести франков.
Сидя на носу лодки, Костик смотрел в даль, ожидая увидеть остров. Но горизонт был чист. Тогда Медведев обернулся назад, там тоже было пусто. Берег с психушкой, санитарами и Гарисоном растаял в морской синеве. «Сколько еще плыть? Час, два? Неужели так долго!», Костик встал, отряхнул шорты и, придерживаясь за поручни, пошел на корму шхуны.
Сбоку от рубки Хорхе клюя носом, в пол глаза читал газету. Капитан, оставив пост, занимался смазкой пулемета. Получалось, что шхуна плыла сама по себе, куда ей вздумается.
— Мы мимо острова не промахнемся? — спросил Медведев, с опаской поглядывая на «бесхозный» штурвал.