Сгущались сумерки, приближалось время ритуальных обрядов.
В центре весело горел огонь, освещая своим пламенем не только поляну, но и близлежащий лес. В это время Костик познакомился с последним обитателем острова. В начале Медведеву показалось, что это тень от дерева причудливо напоминающая человека. Но потом она начала двигаться с грациозностью животного и Костика охватил страх — «Туземец-людоед, сейчас он меня съест!». Паническое настроение Медведева успокоил шаман, он подошел к негру и взял у того шевелящийся мешок. «Значит, не такой он и дикий, раз шаман с ним разговаривает», Костик старался утихомирить бешено колотившееся сердце.
— Кто это? — спросил он у Ребеки.
— Лейтон, — толстуха перемешивала большой деревянной ложкой густое варево в медном чане.
— Он что туземец? — Медведев смотрел на сильное рельефное мускулистое тело Лейтона.
— Формально наш, но живет не в деревне, а где-то в лесу, а здесь появляется только когда захочет, — Ребека поддела со дна чана рис и, подув на ложку, попробовал, готово ли блюдо.
К костру подошел Джек и сел рядом с Костиком на бревно.
— Вашу Сесиль не поймешь, сначала сама дала, а теперь требует, что бы я ей заплатил!
— Это у нее уже в крови, — на вкус толстухи, рису не хватало остроты, и она добавила в чан несколько стручков перца. — Она же раньше в порту жила. А там для девки только одна работа — проститутка. Вот Сесиль по старой памяти с мужиков и тянет деньги.
— Так, где же я их на острове возьму, — в отличие от Костика, Джеку не выдали не то что пятидесяти франков, но и печати со справкой.
— Вот и я о том же, не прибыльный это бизнес, — закрыв чан крышкой, Ребека облизала ложку и запихнула ее за пояс юбки. — Гостиницу бы построить, как шаман мечтает, туристов запустить, вот тогда другое дело.
— Чего обсуждаем? — в разговор встрял Марсель.
— Да Сесиль с Джека деньги требует, — о том, что бы поделиться своими пятьюдесятью евро Костик как-то и не подумал.
— А, ты у нее уже отметился, — Марсель подмигнул здоровяку. — Не бери в голову, выловишь завтра ракушку, подаришь, она их страсть как любит, — при этом он обернулся посмотреть, не слышит ли его слова Гвинет. Убедившись, что все в порядке Марсель продолжил. — Только особо ни балуй, что бы не задавалась. За маленькую ракушку раз оприходовал, за большую два. Я думаю это разумные расценки.
— И шаман тоже платит? — сломав об колено сучковатую палку, Джек положил ее в костер.
— Нет, он уже давно не ныряет. Шаман ей каждый раз чего-то наколдовывает. Я у Сесиль спрашивал, какой прок от этих заклинаний, а она только хихикает. Дура одним словом! — Марсель потянулся к крышке чана.
— Самый умный в племени нашелся? — Ребека не больно шлепнула Марселя по руке ложкой. — Не высовывайся!
— Долго еще ждать? Наверное, похлебка уже готова, — Марселю не терпелось поскорее наесться.
— Шаман еще жертву не принес, а тебе уже жрать! — чтобы убавить пламя толстуха принялась разгребать угли в стороны от костра.
К обряду шаман готовился долго и тщательно. Для начала он разукрасил лицо и тело вперемешку желтой и красной красками, затем водрузил на голову корону из перьев, как у Тусегальпо, а закончил перевоплощение, прицепив сзади к тростниковой юбке, хвост из водорослей.
— Я думал, он и крылья наденет, — в ритуальных вопросах Костик был полным профаном. Он не помнил, что бы когда-то ходил в Камнегорске в церковь. Хотя в памяти всплывал один мутный момент, как они с Вероникой со свечками стояли перед образами, а где-то за ними пел церковный хор.
— Всему свое время, — по случаю праздника Сесиль оделась по скромному. Вместо черного лифчика на ней была сетчатая кофта, сквозь ячейки которой пробивались острые соски, а красную юбку заменил кусок ткани, обмотанный вокруг бедер. — В начале он выступает в роли первородного змея, а уже потом перерождается в человека птицу.
Таким кратким либретто Медведев был вполне удовлетворен.
Перед тем как пустится в пляс, шаман растолок камнем в кокосовой скорлупе несколько порошков, высыпал их в миску с дымящейся жидкостью, перемешал содержимое рукой, пошептал над зельем магических заклинаний, сбрызнул каплями снадобья: землю, растительность и небо, а затем выпил добрую половину напитка. После чего шаман упал навзничь и стал, корчась кататься по земле.
— Уже пора, — Марсель встал с бревна и пошел к себе в хижину.
Скоро он вернулся с большим обтянутым красной кожей барабаном, бока которого покрывал зеленый растительный орнамент. Сев спиной к костру и зажав барабан коленями, Марсель принялся отбивать неторопливый ритм.
Перестав извиваться и корчиться, шаман замер и вот из него полилась песня на непонятном языке.
— Какой у шамана голос стал странный — низкий гортанный прямо не человеческий, — заметил Джек, до того абсолютно не проявлявший интереса к каким-то там ритуалам.
— Тихо черти, — Ребека приложила деревянную ложку к губам, — первородный змей просыпается!
«И она туда же» — Костик записал про себя толстуху в слабовольную сектантку.
Постепенно Марсель наращивал темп «мелодии», лупя по барабану все отчаяннее и отчаяннее.
Шаман сел на колени. Мотая головой, он водил по сторонам руками. Зрачки его глаз закалились, так что шаман смотрел на окружающих одними белками. С пронзительным утробным криком он одним прыжком вскочил на ноги и пустился в пляс вдоль хижин по кругу. Просто не верилось, что это один и тот же человек, что еще два часа назад не мог самостоятельно забраться на причал. Сейчас же казалось, что он может даже взлететь. В вихре кружения шаман подобрал с земли миску с зельем и стал поочередно предлагать испить из нее всем присутствующим. Первым, с нескрываемой радостью к напитку приложился Лейтон и будь его воля, он бы выпил все до дна, но шаман не дал такой возможности, передав миску Гвинет. Та скромно пригубила зелье, после чего стала покачивать бедрами в такт барабану.
— Что это за напиток? — потравленный за годы лечения в психушке всевозможными транквилизаторами, Костик не собирался и на свободе измываться над своим телом.
— Молоко пробуждения! — с благоговейным трепетом ответила Ребека.
— Предложили бы мне водки — другое дело, а это я пить не буду, — толстуха Медведева не убедила.
— Ты что, Тусегальпо обидится! — от такого наплевательства к традициям острова Изабель, Ребека чуть не поперхнулась.
— Далась вам эта ящераподобная птица, — Костика поддержал Джек. — Без нее может и спокойнее будет.
— Многие до вас так же думали. Только где они сейчас? Нет! Все кончились! Тусегальпо лучше не гневить, — продолжала наставлять еретиков на путь истинный Ребека.
Пока Костик с Джеком припирались пить или не пить, миска с зельем дошла до Сесиль, а после и до Марселя, которого шаман напоил из своих рук, дабы барабан не умолкал ни на секунду.
Джек, заявивший последнее и решительное «Нет!», получив подзатыльник от Ребеки, согласился таки отведать «молока пробуждения».
Лишившийся поддержки со стороны здоровяка Медведев тоже сдался.
— Хорошо, я уважу вашу традицию. Пусть Тусегальпо будет доволен, — Костик повернулся вместе с чашей к деревянному изваянию. — Всех тебе благ, — и сделал осторожный глоток, действительно похожей на молоко сладковатой жидкости. «Мм, не такая уж и гадость!», сделал вывод Медведев после второго глотка. «А что-то в ней есть!», заключил он, вытирая рот после третьего глотка.
— Пусть моя душа улетит вместе с тобой! — высказала пожелание Тусегальпо Ребека и вкусила «молока пробуждения».
Допив остатки зелья после толстухи, шаман, закапал в песке, пустую миску. Затем он принялся с песнями пританцовывать на месте «схрона». К пляске присоединилась Гвинет, а за ней и Лейтон. Троица согласованно разыгрывала целый спектакль. Шаман в образе Первородного змея, показывал, как он выбирается из моря на сушу, которую сам и создал. Гвинет, перевоплотившаяся в колышущееся Древо жизни, поднимала на своих ветвях небесный свод. Лейтон же олицетворяя дикую и не обузданную Стихию, наполнял мир ветрами, дождями, громовыми раскатами и молниями. По мере развития сюжета к танцующим примкнули Сесиль и Ребека. Им достались роли: Утренней зари и Лунного света. Даже большой и тяжелый Джек не усидел на месте — пылающим Огнем он ворвался в круг. Один Костик оставался сторонним наблюдателем, Марсель был не в счет, так как давно стал единым целым со своим барабаном и ритмом. В казалось бы, полном хаосе танца Медведев угадывал каждое движение, каждый нюанс истории. Так, погружаясь в нее мысленно, он не заметил, как оказался в центре пляшущего хоровода. И уже руки и ноги Костика сами отбивали такт, а голос подпевал незнакомую и одновременно родную песню.
Наконец первородный змей стал перерождаться в человека птицу. У него отпал хвост, но что бы за спиной выросли крылья, необходима была жертва. Тут-то шаман и взялся за принесенный Лейтоном шевелящийся мешок. В нем оказалась маленькая обезьяна, которой шаман без малейших раздумий и переживаний отрубил голову здоровенным тесаком. Остальных танцующих это «зверство» ни чуть не покоробило. Даже Костик, до глубины души «гринпис», сейчас остался безучастным к агонизирующему телу обезьяны. Шаман с жадностью пил, сочившуюся из разорванных вен и артерий, кровь обезьяны. Утолив жажду, шаман передал голову Лейтону. Все племя попробовало на вкус жертвенной крови. После чего тело обезьяны было разорвано на куски и брошено к основанию деревянного идола. Голову же зверя шаман насадил на шест и воткнул его в песок, рядом с закопанной миской. Обряд двигался к своему логическому финалу. Шаман, надев крылья, устремился сквозь лес к берегу. За ним последовали и соплеменники. Со всего маха шаман прыгнул в воду. Где и состоялось омовение от всех накопившихся грехов. Соплеменники плескались и резвились как дети, наяривали друг другу бока и пели здравницу Тусегальпо.
Обратно к хижинам уже возвращались в темноте. Только серп молодого месяца освещал тропинку. Ритуальные пляски с жертвоприношением отняли все силы у шамана, он еле переставлял ноги. Джеку пришлось даже поддерживать его под локоть, что бы вожак ни упал на пол дороги. Остальные участники «праздника» немногим отличались от шамана. Ребека то и дело спотыкалась о коряги, Сесиль пошатывало из стороны в сторону, Гвинет как сомнамбула то засыпала, то просыпалась на ходу, а Марсель с трудом волочил за собой барабан. Мышцы Медведева были ватными, суставы скрипучими, а в пустой голове блуждал осколок мысли — «Чего-то мне….?».
Выйдя на поляну, соплеменники попадали возле тлеющих углей костра. Ни кто, ни с кем не разговаривал. Джек, постаравшийся нарушить тишину, смог только прохрипеть: «Может, поедим?», после чего зашелся сухим и едким кашлем. В ответ Ребека вяло кивнула и протянула здоровяку деревянную ложку.
Соблюдая субординацию, Джек сначала угостил рисом шамана, а затем уже приступил к насыщению своего желудка. К чану подползла Сесиль и стала облизывать внутренние стенки котла, к которым прилипли рисинки и специи. Ее примеру последовала Ребека. Набрав полные пригоршни риса, она устроилась жевать под бревном. Вместе со всеми поел и Костик. Трапезничающей компании не хватало только Лейтона. Он растворился в лесу так же не заметно, как и появился.
— По моему, Лейтон пропал на обратной дороге, — после риса к Джеку возвращался голос. — Может стоит организовать его поиски?
— Пустое, он всегда так уходит, — шаман безнадежно махнул рукой. — Сколько не пытался, не могу приучить Лейтона к оседлой жизни. Вечно где-то шляется, — опираясь на посох, он самостоятельно подняться на ноги. — Надеюсь, вы с Костиком не такие.
— Мы хорошие, — это была первая законченная мысль со стороны Медведева за последний час, к тому же членораздельно выговоренная в слух.
— Тогда завтра приступим к работе, а сейчас спать, — и шаман, подволакивая левую ногу, поплелся к хижине.
— Ну, этого нам на завтра хватит, — Ребека накрыла крышкой чан с рисом. — Джек, может, у меня переночуешь? — спросила она, между прочим, придавив сверху крышку камнем.
— Я даже не знаю, — здоровяк посмотрел на Сесиль, ведь по первоначальной задумке он должен был спать именно у нее.
— Можешь забирать, — сделала барский подарок толстухе Сесиль. Она уже строила планы на счет Костика.
Так в нехитрый расклад шамана была внесена всегдашняя островная путаница. Джек «примостился» на двойном матрасе у Ребеки в хижине, а Медведев устроился под бочок к Сесиль.
Зевнув, Костик закрыл глаза и натянул одеяло к подбородку. Сесиль подождала, может чего Медведев предпримет сам, но тот уже явно посапывал во сне. Тогда она пихнула Костика задом.
— Значит, так и будет спать?
— А, опять куда-то идти? — хлопая ресницами, Медведев ни как не мог сообразить, к чему его разбудили.
— У тебя в клинике за все эти годы кто-нибудь был? — Сесиль повернулась всем телом к Костику.
— Да, Борька, мы с ним хорошо ладили.
— А кто он такой? — Сесиль потерлась коленкой о ногу Медведева.
— Геккон, ящерица такая небольшая. Каждую ночь ко мне в палату приползал. Застынет, где-нибудь на потолке и смотрит на лампочку. Ждет когда муха или мотылек мимо пролетит. А я с ним разговариваю. И что интересно Борька все понимал.
— Я тебя не про то — про человека спрашиваю, — Сесиль стянула с себя сетчатую кофту.
— Под конец я с Антуаном познакомился, он француз. Интересная личность, убил свою мать и сестру.
— Ну, этим здесь ни кого не удивишь. Вы с ним вместе спали? — Сесиль поцеловала Медведева в угол рта.
— Нет, мы были просто друзьями, — наконец сквозь усталость и «молоко пробуждения» до Костика дошло, что от него хотят.
— А вообще ты с женщинами общался? — Сесиль хотела занять позицию сверху, но тут Медведев проявил инициативу и перевернул ее на спину.
— Кажется, у меня была жена, — Костик раздвинул ноги Сесиль.
— И как ее звали? — прошептала она на ухо Медведеву.
— Вероника, — Костик вошел в Сесиль.
МАТЕРИК
В шестом часу вечера Костик решил сворачивать представление. Набежавшие после обеда тучи, а за ними и мелкий дождик, распугали и тех немногочисленных туристов, что гуляли по площади. Толку же от деловито снующих под зонтами парижан было мало. Единственно чем они готовы были поделиться это улыбками. Но на них, увы, еды не купишь.
Укрывшись под навесом кафе, Медведев считал дневную выручку. В месте с мелочью выходило тридцать пять франков. Тут было от чего приуныть. Ладно, на кофе с бутербродом хватит, ну а как насчет всего остального. Гостиница — исключено. Может пойти к Жилю, тоже исключено, у него места нет, к тому же Костик задолжал ему двести франков. Нет конечно Жиль ни чего не скажет, но самому не удобно, ведь обещал отдать еще на прошлой неделе. Что за дни пошли, заработки грошовые — но сегодня это рекорд! Видать наступила черная полоса. А ведь как хорошо начинался месяц. Неприкосновенного запаса было восемьсот франков, да и каждый день выступления приносил не меньше трехсот. Костик жил в номере с широкоформатным телевизором и королевским джакузи. У него даже останавливались свои цирковые ребята из Воронежа. Они вместе гуляли по Парижу, смотрели достопримечательности, а по вечерам зажигали в клубе «Тюльпан». Тогда же Костик и познакомился на площади с Вероникой. Хорошая девушка и секс у них был замечательный. Но через неделю ненавязчивого общения, она вдруг пропала, не оставив даже записки. А где-то дня через четыре, вместе с Парижской погодой, дела у Медведева стали портится. Воронежские ребята на память о столице Франции и Костике, прихватили с собой неприкосновенный запас — восемьсот франков. Тут еще подмоченные дождями туристы начали скряжничать и привередничать. Экономя средства, Медведев перебрался в мотель с душем в конце коридора и комнатушкой с тонкой перегородкой, за которой денно и нощно скандалила семья выходцев из Алжира. Окно он так же делил с соседями, половина здесь — половина там. Петли были утоплены в стену так, что фрамугу окна можно было открыть, градусов на сорок пять не больше. Костик возвращался в мотель поздно вечером, накрывал голову подушкой, что бы ни слушать склоки и спал до утра. Вставал он часов в пять, пока еще не образовывалась очередь в душевую, спокойно мылся и снова ложился часов до восьми. После чего собирался на работу.
Так продолжалось, пока Медведев не познакомился с Жилем. Тот водил экскурсии по старым улочкам Парижа. Жиль предложил Костику перебраться к него. Большая квартира в районе Дефанс представляла из себя — наполовину склад обуви (последствия неудачной предпринимательской деятельности Жиля), наполовину коммуну, в которой обитали автостопщики со всех уголков света. В кухне над обеденным столом висела карта, на которой отмечались маршруты тех или иных путешественников. Костик с легкостью вписался в коллектив. Его даже подбивали сорваться с места и махнуть в Непал к ламам и просветлению. Но в свое время изрядно напутешествовавшийся Медведев, вежливо отклонил предложение. Париж был последним пунктом его назначения. Здесь Костик хотел обосноваться на всю оставшуюся жизнь. Накопить денег на квартирку. Затем обзавестись женой, а там глядишь, и детишки пойдут. Правда, эти мечты с каждым новым днем, прожитым в Париже, становились все более призрачными и эфемерными. Особенно после неудачного похода на ипподром. Медведев просадил на скачках и свои деньги и те что занял у Жиля. И вот Костик дошел до того, что не знал, где устроится сегодня на ночлег.