Теперь казалось, что семья превратилась для него в такое же бремя, как и работа, — избавляясь от одного, он вовсе не стремился взвалить на себя другое. Окружающий его мир прогнил и погряз в коррупции, работа не вызывала ничего, кроме отвращения, и даже Масако не позволяла ему столь необходимой свободы — в результате Йосики просто сбился с курса. Чем отчаяннее он стремился к сохранению личной независимости, чем строже оберегал свою внутреннюю целостность, тем нетерпимее относился к тем, кто жил не по его стандартам. Выбрав такой путь, отказавшись от всех и всего, он неминуемо закончит отшельником. А Масако совсем не собиралась жить с отшельником. Ей вдруг пришло в голову, что это ее решение как-то связано с ее недавним сном, с теми чувствами, которые так неожиданно напомнили о себе. Словно то, что томилось внутри нее под замком, вышло на свободу.
— Почему мы больше не спим вместе? — спросила она, повысив голос, чтобы Йосики услышал ее за стеной музыки.
— Что?
Он снова снял наушники.
— Почему ты все время хочешь быть один? Почему отсиживаешься здесь?
— Наверное, как раз поэтому: я хочу быть один, — ответил Йосики, глядя не на нее, а на аккуратно выровненные корешки выстроившихся на полке книг.
— Но мы все хотим того же, мы все стремимся к одиночеству.
— Да, ты права.
— Почему ты перестал спать со мной?
— Так случилось. — Он едва заметно передернул плечами и отвел взгляд в сторону. — Мне казалось, что ты устаешь, что тебя лучше оставить в покое.
— Да, наверное, так и было. — Масако попыталась вспомнить, что именно послужило причиной того, что они — это произошло лет пять или шесть назад — разошлись по разным комнатам. Впрочем, дело было не в какой-то одной причине, а в десятках постепенно накапливавшихся мелких обид и недовольств, которые уже давно забылись.
— Секс не единственное, что связывает людей, — сказал Йосики.
— Знаю, — тихо ответила она. — Но ты ведь отвергаешь и все прочее, как будто не переносишь нас, как будто не хочешь иметь с нами, Нобуки и мной, ничего общего.
— Не забывай, это ты решила работать в ночную смену, — недовольным тоном напомнил он.
— Мне пришлось, — возразила Масако. — Ты же знаешь, что я не смогла найти работу по специальности.
— Считай так, как тебе удобнее. — Йосики впервые за время разговора посмотрел ей в глаза. — Но ты и сама отлично знаешь, что при желании легко устроилась бы бухгалтером в компанию поменьше. Дело в другом: с тобой обошлись несправедливо, ты чувствовала себя оскорбленной и не хотела рисковать, боялась вновь испытать унижение.
Масако нисколько не удивило, что Йосики, человек восприимчивый и проницательный, так легко уловил ее тогдашнее настроение; вполне вероятно, что он даже чувствовал ее боль.
— Так значит, ты хочешь сказать, что все пошло не так, когда я перешла на работу в ночную смену?
— Нет, но ведь очевидно, что мы оба хотели тогда одиночества, хотели, чтобы все оставили нас в покое.
Масако кивнула, понимая, что он прав, — каждый выбрал себе отдельный путь. В этом не было ничего особенно трагичного, если не считать трагедией одиночество. Некоторое время они молчали.
— Ты не очень удивишься, если я уйду? — спросила она наконец.
— Для меня определенно стало бы сюрпризом, если бы ты вдруг исчезла. Конечно, я бы тревожился.
— Но ты ведь не стал бы меня искать?
Йосики ненадолго задумался.
— Скорее всего, нет, — ответил он и снова надел наушники, показывая, что считает разговор оконченным.
Масако молча смотрела на него. Она уже приняла решение уйти из этого дома, и то, что придавало ей уверенности, лежало в нижнем ящике комода, завернутое в ее белье: пять миллионов йен наличными. Осторожно, стараясь не шуметь, она открыла дверь и вышла в коридор, где обнаружила неподвижно стоящего в темноте Нобуки. Ее неожиданное появление застигло его врасплох, но он все же справился с собой и остался на месте. Масако закрыла за собой дверь.
— Подслушивал? — Сын смущенно отвернулся, но ничего не сказал. — Ты, наверное, думаешь, что если будешь отмалчиваться, то сможешь избежать всех неприятностей, которых полно в жизни, — сказала она, глядя ему в глаза, — но так не бывает. — Он был высокий, выше ее — даже не верилось, что когда-то этот, ставший таким большим парень помещался у нее в животе. Долгое время она бессильно следила за тем, как сын постепенно уходит все дальше и дальше, становится чужим, но теперь уже не он, а она сама собиралась обрезать связывающие их узы. — Я, вероятно, уйду отсюда. Но ты уже взрослый. Так что поступай так, как находишь нужным. Хочешь — возвращайся в школу, хочешь — убирайся из дому, если так, на твой взгляд, будет лучше. Отныне тебе придется самому принимать решения.
Она искала в лице сына признаки того, что он хочет что-то сказать, но, хотя губы его слегка дрогнули, слова не прозвучали. И лишь когда Масако, повернувшись, пошла по коридору, в спину ей ударил хриплый, наполненный юношеской обидой и болью крик.
— Не думай, что я скажу тебе «спасибо», сука!
Второй раз за год Масако услышала его голос. Голос скорее мужчины, чем мальчика. Повернувшись, она посмотрела на него. В глазах сына блеснули слезы, но, когда Масако попыталась снова заговорить с ним, он резко развернулся и помчался вверх по лестнице. Грудь резануло болью, вот только искать путь назад она уже не хотела.
По пути на работу Масако впервые за последние месяцы решила навестить Яои. Ветер бросал в стекло сухие листья, и те с приятным шелестом падали под колеса. Почувствовав сквозняк, она стала было поднимать стекло, и в салон влетел жук. Ей вспомнилась ночь, когда она ехала по этой же самой дороге, размышляя над тем, нужно или нет помогать Яои, и как в какой-то момент в машину ворвался запах цветущей гардении. Это было совсем недавно, прошлым летом, но казалось, с тех пор минули годы.
На заднем сиденье что-то зашуршало, и, хотя Масако знала, что, скорее всего, шуршит сползшая на пол карта, ей вдруг представилось, что на самом деле там сидит Кэндзи, решивший вместе с ней навестить свою жену.
— Приятная компания, — пробормотала она вслух и на всякий случай оглянулась.
Кэндзи так часто являлся ей в снах, что она воспринимала его почти как старого знакомого. Что ж, они вместе посмотрят на эту Йоко Морисаки, бескорыстную помощницу, остающуюся с детьми, пока их мать на работе.
Как и в ту ночь, Масако проехала по улице мимо дома Яои и остановилась у тротуара. Через шторы в гостиной просачивался теплый желтый свет. Она нажала кнопку интеркома и почти сразу услышала взволнованный голос подруги.
— Это я, Масако. Извини, что беспокою так поздно.
Не ожидавшая гостей Яои даже вскрикнула от удивления, и через секунду Масако услышала торопливые шаги.
— Что-нибудь случилось?
Она, видимо, только что принимала ванну, потому что со лба свисали еще влажные темные пряди.
— Я могу зайти на минутку?
Не дожидаясь приглашения, Масако вошла в узкую, заставленную вещами прихожую и закрыла за собой дверь. Взгляд ее сам собой остановился на том месте, где лежал в ту ночь Кэндзи.
Яои отвернулась.
— На работу еще рано, — сказала она, словно оправдываясь.
— Знаю. Мне нужно с тобой поговорить.
Лицо Яои напряглось; она еще не забыла их ссоры на фабрике.
— О чем?
Масако заглянула в гостиную.
— Когда обычно приходит Морисаки?
Дети, похоже, уже легли спать. Голос ведущего программы новостей звучал приглушенно.
— Как раз собиралась тебе сказать. — Лицо Яои потемнело, как будто на него набежало облачко. — Она больше не приходит.
— Почему? — настороженно, словно почувствовав новую опасность, спросила Масако.
— Примерно неделю назад она вдруг сообщила, что должна вернуться в деревню. Я пыталась ее переубедить, но она сказала, что выбора нет, что таковы обстоятельства. Мальчики, конечно, очень расстроились, да и сама Йоко едва не заплакала.
— В деревню? А ты знаешь, откуда она? Где ее родители?
— Вообще-то нет. Она упоминала очень расплывчато… — Яои старалась не показывать виду, но было видно, что она обижена. — Сказала, что еще даст о себе знать. А я думала, что мы подружились.
— Послушай, расскажи мне подробно, как именно ты с ней познакомилась.
Яои шмыгнула носом и заговорила. Слушая ее, Масако все больше убеждалась, что Морисаки появилась здесь не просто так, а пришла с какой-то целью. С какой? Что-то пронюхать, выведать?
— А тебе-то чего беспокоиться? — спросила Яои, заметив, как хмурится Масако. — По-моему, ты просто видишь то, чего на самом деле нет.
— Может быть. Однако мне кажется, что за нами кто-то следит. Я хочу, чтобы ты не забывала об осторожности.
Теперь, когда подозрения обрели словесную форму, заволновалась и Яои.
— Ты уверена? Но кто? И почему? — зашептала она, оглядываясь по сторонам. С волос полетели капельки воды. — Думаешь, полиция?
— Сомневаюсь.
— Тогда кто?
Масако покачала головой.
— Не знаю. Потому и беспокоюсь.
— Так ты считаешь, что Йоко как-то к этому причастна? По-твоему, ее подослали?
— Похоже на то.
Судя по всему, Морисаки уже съехала с квартиры, так что следов не осталось. Ясно было по крайней мере одно: кто бы ни стоял за этим, он явно не останавливался перед тратами и даже оплатил аренду квартиры, чтобы подобраться к Яои поближе. При мысли о том, что кто-то предпринял такие усилия, чтобы шпионить за ними, по спине пробежали мурашки.
— Может, страховая компания, — предположила Яои, — они ведь проводят свои расследования.
— Разве они уже не согласились заплатить?
— Согласились. Деньги можно будет получить на следующей неделе.
— Не исключено, что эти люди охотятся как раз за деньгами, — задумчиво сказала Масако.
Яои потерла руки и поежилась, словно от холода.
— Так ты думаешь, им нужна я? И что же мне делать?
— Они узнали о тебе после того ток-шоу. На твоем месте я бы не ходила на работу. Тебе вообще сейчас лучше не высовываться.
— Ты действительно так считаешь? — спросила Яои, глядя на подругу. — Но если я перестану ходить на работу, те двое сразу догадаются, что у меня появились деньги.
Масако лишь теперь поняла, что многое из сделанного в последнее время Яои объясняется ее неуверенностью в Йоси и Кунико. И еще ее поразило, какой расчетливой стала подруга, после того как избавилась от Кэндзи.
— О них можешь не волноваться, — сказала она.
— Наверное, ты права.
Яои согласно кивнула, но сомнение в глазах осталось — похоже, она уже не была полностью уверена в надежности самой близкой в недавнем прошлом подруги.
— Я никому ничего не скажу, — поспешила успокоить ее Масако.
— Знаю. К тому же ты получила два миллиона.
Слова больно хлестнули Масако — оказывается, стычка на фабрике не забылась.
— Вполне справедливый гонорар за то, что я разрезала твоего мужа. — Она подняла руку. — Ладно, мне пора.
— Спасибо, что заглянула.
Масако уже закрывала дверцу машины, когда Яои выбежала из дома.
— Чуть не забыла…
Яои опустилась на переднее сиденье, пригладила еще не высохшие волосы, и по салону расползся фруктовый запах шампуня.
— Что?
— Что ты имела в виду тогда, на фабрике? Ты говорила о какой-то «работе». Что за работа? Еще один труп, да?
Масако покачала головой и повернула ключ. Звук заработавшего мотора разнесся по притихшему кварталу.
— Не скажу.
— Почему? — поинтересовалась Яои, покусывая от нетерпения нижнюю губу.
Не глядя на нее, Масако пересчитала прилипшие к ветровому стеклу листья.
— Не хочу.
— Но почему?
— Тебе это знать ни к чему. Ты же у нас невинная овечка. Не говоря ни слова, Яои выскочила из машины. Масако
осторожно подала назад и, переключая передачу, услышала, как за спиной громко хлопнула дверь.
2
День клонился к вечеру. Едва проснувшись, Кунико включила телевизор, потом достала из холодильника купленный в гастрономе на углу готовый обед — разумеется, производства их фабрики: рис с жареной говядиной. Едва сняв крышку и увидев, как выложено мясо, она поняла, что на конвейере стоял новичок. Оно и к лучшему! Новички редко поспевали за конвейером и обычно не успевали разложить кусочки мяса так, как требовалось инструкцией. Опаздывая, они просто бросали мясо горкой, и его почти всегда оказывалось больше обычной порции.
То, что ей достался именно такой обед, было определенно добрым предзнаменованием — значит, и весь день будет удачный. Кунико тщательно разложила кусочки говядины и пересчитала. Одиннадцать! Просто удивительно, как Накаяма ничего не увидел и не поднял шум. Она усмехнулась. Йоси всегда удавалось закрыть весь рис шестью кусочками. Шкипер… Какая-то в последнее время она возбужденная. Интересно, с чего бы? Недавно вдруг объявила, что собирается отправить дочку в колледж, а потом проговорилась, что присматривает новое жилье. И это все на те пятьсот тысяч, которые получила от Яои? Да этих денег и на переезд едва ли хватило бы.
Может, у нее было что-то припасено? Нет, сомнительно. Кунико знала, как туго ей приходилось до последнего времени, — сама она просто не смогла бы так жить. Нет, во всем этом есть что-то подозрительное, что-то сомнительное. Кунико задумалась — все, имеющее отношение к деньгам, вызывало у нее самый живой интерес.
Размышления сложились в теорию: может быть, Яои в тайне от нее, Кунико, решила заплатить Йоси больше пятисот тысяч йен. Мысль эта, едва придя в голову, вызвала неконтролируемый приступ зависти. Чужое счастье всегда казалось ей вопиющей несправедливостью, так что Кунико легко убедила себя, что ее жестоко обманули. Оскорбленные чувства подталкивали к действиям. Решив не откладывать дело в долгий ящик и, прижав Йоси — нет, лучше Яои, — потребовать объяснений, Кунико достала палочки и с жадностью набросилась за еду.
Она на секунду остановилась, вспомнив, что от полученных денег еще осталось сто восемьдесят тысяч йен. После выплаты процентов по нескольким займам ей удалось порадовать себя покупкой красной кожаной курточки, черной юбки и фиолетового свитера. Внимание привлекли также черные сапожки, но, подумав, Кунико решила отказаться от них в пользу новой косметики. И после всего этого у нее еще осталось сто восемьдесят тысяч! Что может быть лучше наличных в кармане? И какая удача, что ей удалось избавиться от долга Дзюмондзи.
Ее совершенно не интересовало, почему ему так хотелось выведать их секрет и как он воспользовался купленной информацией. Главное — она сбросила с себя проклятый долг. Конечно, время от времени ей приходило в голову, что, если все выйдет наружу, дело вполне может кончиться тюрьмой, однако такой исход казался маловероятным — ведь полиция, похоже, потеряла к убийству всякий интерес. Все, что тогда случилось, ее собственная роль в этом грязном деле, отошло в прошлое. Все, кроме одной маленькой детали: на этом еще можно заработать. И если придется пустить в ход шантаж, угрозы — пусть так, ее это не останавливало.
Кунико швырнула пустой стаканчик в мусорное ведро, умыла лицо и села к туалетному столику, чтобы привести себя в порядок за оставшееся до смены время. В первую очередь она решила попробовать новую помаду. Новый цвет для осени. Купить ее Кунико убедила продавщица в косметическом отделе, но теперь, глядя в зеркало, она поняла, что коричневый ей совершенно не к лицу — на фоне бледных одутловатых щек губы выглядели карикатурно зловещими. Надо же так ошибиться! Четыре с половиной тысячи вылетели в трубу! А ведь вполне могла бы обойтись помадой из супермаркета за восемьсот йен. Может, попробовать с другим кремом? Отличная идея! Довольная собой, Кунико принялась листать журналы в поисках более подходящего варианта макияжа. Да, точно, все будет в порядке, надо только найти другой крем и… купить те сапоги. Покупка одной вещи почти всегда приводила к необходимости покупать другую и так до бесконечности. Впрочем, в конце концов, эта бесконечная погоня и составляла смысл ее существования.