56
Брэтт Кахилл припарковался в начале Голд-стрит посреди 84-го участка на маленькой забитой машинами улочке. Помассировав виски, он выбрался на холод. Нет, так больше невозможно. Ему нужен отдых. Так или иначе, надо расслабиться, нельзя вариться в этом бесконечно. Держаться наравне с коллегами днем и быть в центре событий по ночам становилось невыносимо. Но и ударить в грязь лицом он не мог, это неправильно. Да он и сам не хотел этого. Если однажды ему придется выбирать между позором и работой, он бы предпочел второе; он уже принял решение, пусть даже само место работы придется сменить.
Он шел по тротуару в сторону управления полиции — он хорошо знал этот квартал, поскольку трудился здесь целый год — в коричневом бункере с узенькими окнами. Он обогнул патрульные машины — белые, накрытые снежным покрывалом «Форд Краун Виктория», на дверцы которых был нанесен девиз «Вежливость — Профессионализм — Уважение». Кахилл вошел в здание участка — он понимал, что его бы в любом случае отправили сюда: именно здесь хранились все улики, найденные у Шапиро во время обыска. Перед входом в серое пятиэтажное здание, которое якобы давным-давно реконструировали, как и многие другие полицейские учреждения в этом городе, были свалены белые и синие мусорные мешки.
Кахилл миновал холл, расстегнув шерстяное пальто, под которым обнаружился безукоризненный костюм. Если у него еще хватало времени забрать из чистки костюмы, значит, ситуация не столь уж безысходная, пошутил он про себя.
Показав удостоверение, он коротко объяснил, что ему нужно; дверь подземного хранилища открылась, и он оказался в комнате с высокими стальными этажерками, заваленными документами. Дело Шапиро лежало в панках под номерами 1–36. Описи еще не было: прошло слишком мало времени.
Брэтт Кахилл принялся рыться в коробке, между кассетами с отвратительным содержанием и отчетом о татуировке. Дневник действительно нашелся, но никакого кожаного футляра и в помине не было. Кахилл сердито выругался.
Вернувшись в машину, он отправился в сторону Флэтбуш-авеню, проехал мимо мрачного, голого массива Проспект-парка и пересек Кенсингтонский квартал, двигаясь к Парквиллю и 19-й авеню. Он остановился в крошечном тупичке, вклинившемся сбоку в коммерческую дорогу.
Выйдя из машины, он убедился, что вокруг никого — тупик был пустынным, — и прошел к черному входу в дом Шапиро. Сломав печати на двери, забрался внутрь. Агент Кил всем своим видом дал понять, что дневник очень важен, посему инспектор не переживал по поводу своего вторжения: главным сейчас был дневник.
Кахилл сразу же поднялся на второй этаж. Вначале он заглянул в комнату, покопавшись в вещах, которые копы не стали забирать. Озадаченно бормоча себе под нос, перебрался в соседнее помещение. Сделав по нему круг, он не обнаружил ничего, что хотя бы отдаленно напоминало записную книжку Лукаса.
Кахилл спустился вниз и принялся прочесывать гостиную, перевернул несколько журналов, заглянул за софу… Воздух здесь был тяжелым: панели на стенах, да еще и дурманящий запах лаванды. Кахилл не мог удержаться от мысли обо всем, что тут происходило, о жестокости в отношениях между Лукасом и его сестрой, непристойных сценах физических и моральных пыток.
И вдруг он его увидел.
Дневник лежал в паре метров от Кахилла.
Возле телефона, ленивого свидетеля наступившей ночи.
Дневник в потертом кожаном футляре. В точности там, где ему и следовало быть.
Нереально! Они его даже не заметили! Кахилл открыл записную книжку и пролистал страницы от начала до конца. Результаты спортивных соревнований, датированные субботой, 19 января, накануне встречи с Бобом. Он перевернул страницу — ничего.
Но она должна здесь быть…
Сверху, возле шва, торчал клочок бумаги — значит, последнюю исписанную страницу вырвали. Кахилл поискал лампу и зажег ту, что стояла рядом со столом. Наклонил дневник, стараясь разглядеть на следующей страничке следы, которые должен был оставить вдавливаемый в бумагу стержень. Безрезультатно.
— Черт! — выругался он.
Кахилл достал мобильник и набрал номер Нейла Кила.
— Дневник у меня, но последней страницы не хватает, именно той, на которой был адрес, — вздохнул он.
— Плохо, везите его сюда.
— Я проверил, не оставила ли ручка следов. Их нет.
— Возвращайтесь как можно скорее, инспектор Кахилл. Я научу вас, как заставить бумагу говорить.
— А…
— Не спорьте и поторопитесь. Боб, нимало не смущаясь, свел с ума женщину и отрезал ребенку фаланги пальцев, предупреждая конов: пора прекратить дело; поэтому представьте только, что он сделает, узнав, что теперь за ним гонится ФБР.
— Хорошо, я еду.
Брэтт Кахилл отключился и влажными пальцами взял кожаный дневник. Кил прав, СМИ уже выдвинули версию о том, что к расследованию подключилось ФБР, и это должно удесятерить бешенство Боба. Действовать надо было быстро — пока он не нанес новый удар. Этот тип способен довести до безумия совершенно здоровую женщину! И, не колеблясь, отрезал фаланги пальцев мальчику. Что он еще может сделать? Какую ужасную выходку теперь надо от него ожидать?
Необходимо как можно скорее его найти.
57
Гостиничная дежурная позвонила в шесть вечера, как Бролен и просил. Прогоняя остатки сна, он бесконечно долго стоял под душем. Предвидя, что ночь будет бессонной, он устроил себе сиесту, совершенно не зная, что его ждет. Он собирался погрузиться во мрак. Дрожь, выброс адреналина и дальше — шаг в неизвестность.
Он вышел из отеля вместе с Сапфиром, долго гулял по выстуженным улицам квартала — не столько ради собаки, сколько для того, чтобы очистить голову от мыслей. Покрытые инеем высотные здания были похожи на искусственные сталагмиты. Автомобили беззаботно сновали туда и сюда возле освещенных витрин магазинов.
Посреди этого сверкающего хоровода попадались прохожие, под ногами которых скрипел снег. Каждый из них был озабочен собственным существованием, собственным видением мира: в каждом было что-то трагическое, — поскольку все они были совершенно равнодушны к кому-либо, кроме себя. Прочно севшие на мель посреди беспокойного моря собственного бытия, они избегали Бролена, стремясь оказаться в тысяче миль от него и вообще от какого-либо признания того факта, что он существует на самом деле.
Детектив вернулся в номер и легко поужинал; у его ног жадно глотала еду собака.
В половине десятого он достал пачку купюр, разделил ее на несколько частей и распихал в самые разные места: в карманы, в носки… Вогнал магазин в «глок» и вышел из отеля, направляясь к метро.
Немек был пунктуален, он не заставил Бролена слишком долго ждать посреди Литт Нассау-стрит. Старый красный «шевроле» с белой, изъеденной ржавчиной крышей стоял рядом. Немек открыл дверь:
— Готов?
В ответ Бролен протянул ему две сотни.
— О'кей, раз ты этого хочешь, — подытожил Немек, закуривая «косяк».
Они поехали в сторону Манхэттена. Вскоре весь салон пропитался дурманящим запахом травы. Не заостряя внимания на этом очевидном правонарушении, Бролен в течение нескольких минут оценивал собственное зрение: ему показалось, что благодаря наркотику его чувства обострились.
— Ну, куда едем? — поинтересовался он.
На лице Немека появилась таинственная улыбка, в знак молчания он поднес к губам указательный палец.
Они пролетели над Ист-Ривер и направились на север, двигаясь мимо черных, спокойных вод по одну сторону дороги и агрессивного гребня высотных зданий — по другую. Перед ними мерцали мириады пурпурных задних фар, напоминая гигантскую демоническую процессию. Немек свернул с шоссе в районе 102-й улицы, тем временем Бролен разглядывал бежевую громаду Психиатрического манхэттенского центра, спрашивая себя, что могут скрывать его стены.
Повернув на 111-ю улицу, в Испанский Гарлем, Немек наконец заговорил:
— Что бы ни случилось, я веду тебя, а ты идешь и не задаешь мне никаких вопросов, согласен?
— Да.
— Мае Заппе поручилась за тебя на все сто, поэтому давай без глупостей. Чтобы добраться до Двора Чудес, мне придется опекать тебя, и, если ты что-нибудь выкинешь, я тоже окажусь в дерьме. А если я окажусь в дерьме…
— …достанется и мне, поскольку я буду там с тобой, все ясно. Утром ты сказал мне про типов, которые им управляют, проводников. Кто они?
— Банда латиносов. Двор Чудес — курица, несущая для них золотые яйца, поэтому не суетись, они этого не любят. Это значит, что не надо пытаться обвести их вокруг пальца, они опасны и готовы любой ценой защищать свой бизнес. Чем меньше ты о них будешь знать, тем лучше.
Немек направил «шевроле» немного дальше. Снаружи было так холодно, что немели уши, и это раздражало.
По некоему подобию акведука прямо перед ними 111-ю улицу пересекали четыре пары железнодорожных путей, шедших от Большого центрального терминала; здесь заканчивался освещенный тротуар. Рядом с покровом мрака, раскинувшимся далее, над группкой посвященных трещала огнями красно-синяя вывеска. Немек обошел столпившихся перед входом и поприветствовал двух охранников. Пока они обменивались несколькими словами, которых Бролен не разобрал, детектив не без насмешки прочел название клуба: «OE-DEEP».[33] Их впустили; вниз вела лестница, украшенная красным паласом и обитая по стенам тканью того же цвета; она упиралась в площадку над огромной ямой; в ней в яростном танце извивались около сотни человек. Пространство наполняла оглушительная, ритмичная музыка, каждый удар басов, пронизывая воздух, разрывая грудь. Бролен тотчас же перестал ощущать холод. Перед ними была еще одна просторная лестница, уводившая к бесконечному танцполу и его бурлящим волнам. Вправо и влево уходили две металлические дорожки: одна огибала зал, другая поднималась над головами танцоров, разрезая надвое необъятное пространство; на этой полосе, напротив молодых орущих волков, трепетали над яркими лампами танцовщицы.
— Идем! — проорал, перекрикивая музыку, Немек. — Нам туда!
Он указал Бролену на залитый разноцветными неоновыми огнями огромный бар. Прокладывая себе дорогу локтями, оба двинулись дальше. Немек обогнул бар и исчез в правом углу. Бролен успел оценить зрелище: уходящий вглубь коридор был покрыт рисунками, флюоресцировавшими в лучах специально поставленного света. Здесь было темновато, и, чтобы не разминуться в толпе, частному детективу пришлось идти, почти не отставая от Немека. Людская масса была разнородной, настоящее смешение стилей, хотя в ней ощущалось и присутствие чего-то андеграундного. Повсюду так сильно блестели татуировки, что Бролен невольно задал себе вопрос: а не собираются ли все эти люди заменить ими свои удостоверения личности?
Немек ввинтился в проход между кабинетами: единственным источником света здесь был стоявший на столе фиолетовый шар; из темноты проступали силуэты сидевших на канапе призрачных существ. Первая преграда оказалась здесь же, перед незаметной дверью, — колосс в жилетке без рукавов, из-под колпака которого выбивались эбеновые пряди волос. На руке у него готическим шрифтом было вытатуировано «Бойся меня»; несмотря на полумрак, он носил солнцезащитные очки. Увидев Немека, он коротко поздоровался с ним и положил ладонь на дверную ручку. Бролен услышал, как его проводник обращается к колоссу:
— Этот со мной, я его опекаю, он в курсе.
Охранник посмотрел на частного детектива и кивнул ему, а затем открыл дверь:
— Приятного вечера, господа.
Лестница вниз была узкой и длинной, воинственное эхо басов блуждало по ступенькам. У подножия лестницы голые женщины демонстрировали свою сексуальность, исполняя чувственный танец, они находились над зрителями, отделенные от них настилом из прозрачного пластика; пользуясь этим, они время от времени опускались на пол, чтобы потереться о него; мужчины забирались на стулья и прижимались ртами к прозрачной перегородке. В течение двух минут, пока Бролен и Немек пересекали комнату, детектив засек двух дилеров и девушку, проглотившую «колесо» и одновременно подмигнувшую ему. Присутствие здесь женщин удивило Бролена даже больше, чем торговля наркотой.
Следующий зал был не менее запоминающимся. Среди зевак, прилепившихся к ограждавшим сцену прутьям решеток, трое мужчин и две женщины исполняли перформанс в манере боди-пирсинга. В кожу их тел, от бровей до колен, были вставлены металлические кольца. Все пятеро были подвешены к потолку с помощью цепей и пропущенных через кольца крюков, отчего кожа в некоторых местах угрожающе натянулась. Сохраняя абсолютное равновесие на высоте двух с половиной метров от земли, пятеро казнивших себя перемещались по залу: вставая на цыпочки, публика могла дотрагиваться до их щиколоток, и тогда, благодаря закрепленным под потолком роликам, тела приходили в легкое движение. Крюки оттягивали кожу «артистов» на бедрах, ягодицах, на спине и плечах. При каждом толчке казалось, что кожа вот-вот порвется: так сильно она оттопыривалась. Мужчина, висевший лицом вверх, отличался от остальных тем, что у него кольцо было вставлено еще и в головку члена, отчего создавалось ощущение, что член сейчас отлетит. У одной из двух женщин были проколоты в районе сосков бесформенные груди. Глядя на это невесомое самоистязание, толпа исступленно вопила.
Пройдя мимо туалетов, Немек пожал руку другому охраннику, в точности похожему на предыдущего. На сей раз общение продлилось чуть дольше: громила хотел убедиться, что Немек действительно хорошо знает Бролена, а затем пропустил их без малейших сомнений в благонадежности обоих.
Еще одна лестничная площадка, и снова лестница вниз.
— На какую глубину мы так спустимся?
— Очень низко, — с серьезным видом ответил Немек.
— Как в этом клубе смогли вырыть такой подвал?
— Эй, приятель, это же Нью-Йорк! Мы-то с тобой знаем: внизу тут места больше, чем наверху. Под Манхэттеном есть еще один город, тут полно тоннелей! Старые перегоны метро, заброшенные разработки частных компаний — некоторые из них пробовали бурить землю в поисках воды, — каждая имеет свои собственные скважины, теперь все они брошены; та же история с электричеством и канализацией на самых разных уровнях, по большей части все это оказалось никому не нужным. Не забывай про вырытые индейцами подземные ходы, их кладбища и все такое; плюс сотни естественных пещер, разломов, трещин… Множество технических сооружений и тому подобное. Поверь, ты мог бы десять раз обойти под землей весь остров, побывать в самых отдаленных его уголках, но каждый раз шел бы новой дорогой и не знал, как вылезти наружу. Скажу прямо: чувак, оказавшийся здесь без карты и компаса, — мертвый чувак. В свое время мафия использовала Ред Хук, чтобы избавляться от огромного количества трупов, теперь бандосы перебрались на Манхэттен, и они точно смогли бы перетащить сюда всех жителей города, а подземелья так и остались бы незаполненными!
Внизу их ждал невысокий, похожий на испанца тип в шелковой рубашке, на лице которого виднелись отпечатки оспы.
— Nemek! Сómо estás?[34]
— Muy biеп,[35] Энрике.
— Ты уже загнал весь товар? — спросил Энрике, характерным жестом потирая большим пальцем руки указательный.
— Я здесь не ради себя — веду в Двор клиента.
Бролен вышел на свет, и Энрике сдержанно кивнул ему.
— Клевый чувак, я его хорошо знаю, я пришел ради него, — объяснил Немек.
Энрике сжал зубы.
— Он не создаст проблем, — добавил провожатый Бролена, — я опекаю его, не парься: он знает, что надо быть скромным, и у него есть бабло, чтобы купить то, что он хочет.
Бролен приблизился еще немного: он как будто притягивал к себе все тени, отчего казался еще сильнее и выше, взгляд его был исполнен силы.
— У меня самого есть причины быть скромным, — произнес он спокойно и уверенно.
Энрике смерил его с головы до ног взглядом, потом сделал Немеку знак следовать за собой. Отойдя в сторону, они коротко обменялись словами, Немек постоянно качал головой. Затем Энрике вернулся обратно к Бролену.