— А где доктор Оберманн? — спросил он.
Фишер, однако, лишь молча оглядывал комнатку, словно ничего подобного доселе не видел. Его бледно-голубые глаза бегали словно маленькие рыбки в сети морщин и странным образом казались на несколько десятков лет моложе всего остального тела. Наконец взгляд врача остановился на брошюре, что Даниэль положил себе на грудь. Фишер взял проспект и, хлопнув им себе по ладони, с улыбкой проговорил:
— Доктор Оберманн больше не является вашим лечащим врачом. На последнем собрании решение об этом было принято единогласно.
— Почему? — поразился Даниэль. — Я прекрасно с ней ладил.
Карл Фишер рассмеялся и бросил брошюру обратно ему на грудь. Даниэля охватила острая неприязнь к этому человеку.
— Нисколько не сомневаюсь, Даниэль. Ее-то вам удалось обвести вокруг пальца, верно? Вот только никто кроме нее не верит в эту чепуху насчет новой личности, зарубите себе на носу.
Даниэль сел на кровати, однако движение оказалось чересчур резким. Бок тут же пронзило болью, и ему пришлось на секунду закрыть глаза и сделать несколько глубоких вдохов.
— Я ни слова не говорил о новой личности, — раздраженно бросил он. — А лишь сказал, что я не Макс, а его брат-близнец.
Доктор Фишер словно в мольбе соединил ладони и кончиками пальцев прикоснулся к губам. Хитро глянув на Даниэля, он ответил:
— Так ведь нет никакого близнеца, друг мой.
— Нет? Кто же тогда приезжал в клинику и записался в журнале на стойке регистрации?
— Ваш старший брат, я полагаю? — подмигнул ему врач.
Даниэль издал исполненный отчаяния стон.
— Макс назвал вам неправильную дату рождения. Не знаю зачем, но так он поступил. И кто-то из персонала должен был заметить, насколько мы похожи. Кто-то должен был заметить, что мы близнецы!
Доктор Фишер пожал плечами и принялся изучать свой ноготь.
— Меня не спрашивайте, я вашего брата в глаза не видел. Насколько мне известно, у вас обоих темные волосы, вот и все. Но моим пациентом являетесь вы, и ваш брат меня совершенно не интересует. Он уехал, и впредь я намерен ограничить вас в плане посещения гостей. От них вы лишь вдохновляетесь сумасбродными идеями, никакой пользы. В Химмельстале вы оказались неспроста, и вам суждено пробыть здесь до конца жизни. И чем скорее вы это усвоите, тем легче вам станет.
Даниэль ахнул и вцепился в кровать, словно Фишер пытался столкнуть его в глубокую яму.
— Мне нужен настоящий телефон, — заявил он, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Я хочу позвонить в Швецию.
Он понятия не имел, кому собирается звонить. У него и друзей-то не было. Кому-то, кто сможет подтвердить, что он действительно тот, за кого себя выдает. Школа, где он работал? Летом там никого не застанешь. Тогда в службу регистрации населения?
Доктор Фишер хлопнул ладонью по кровати и сухо произнес:
— Резидентам запрещается пользоваться внешними телефонными линиями.
— Тогда я хотел бы поговорить с доктором Оберманн.
Даниэль продолжал отчаянно бороться с дрожью. Сломаться перед доктором Фишером он позволить себе не мог. Перед доктором Оберманн еще куда ни шло, но только не перед этим типом.
Врач снисходительно улыбнулся.
— Отныне вы мой подопечный и доктора Оберманн больше не увидите. В палате будете оставаться еще неделю. Если ожоги за этот срок заживут и вы перестанете докучать окружающим своей чушью, вам позволят вернуться к себе в коттедж. Чтобы больше никакого вздора о близнецах! — повысил он тон. — Ничего подобного я не потерплю.
Нагнувшись над обожженным боком Даниэля, он зашипел прямо ему в лицо — дыхание его пахло озоном, как воздух после грозы:
— А сунетесь во Вторую зону еще раз, вас переведут в подвал. Это понятно?
Даниэлю было непонятно, однако он счел за благо кивнуть.
Часть III
35
Ягненок среди волков, думал Даниэль, стоя на крыльце медицинского центра и оглядывая раскинувшийся перед ним парк.
На смену июлю пришел август. Трава на склонах по-прежнему оставалась неестественно зеленой, но что-то в воздухе уже говорило о приближении осени.
Он так жаждал выбраться из опостылевшей палаты, но теперь, после выздоровления и выписки, вдруг ощутил себя изгнанным, и ему остро захотелось вернуться. Короткая прогулка до коттеджей на пригорке внезапно показалась долгим и опасным переходом.
Даниэль обернулся к зданию центра. В стеклянном фасаде отражались голубое небо и бегущие облака.
Наконец он сделал глубокий вздох, покрепче вцепился в лямки рюкзачка — словно тот его и нес, а не наоборот — и, не оглядываясь по сторонам, устремился через парк, а затем вверх по склону. Как и раньше, возле бассейна, теннисных кортов и столовой ему встречались люди, вот только больше они не выглядели туристами в роскошном отеле. Теперь-то он знал, что каждый не одетый в голубую форму суть хищник в человеческом обличье. Прожорливое зверье, так и норовящее вонзить зубы в настоящего ягненка вроде него.
К своему коттеджу Даниэль намеревался подойти спокойно, однако не сдержался и последние метров пятнадцать преодолел едва ли не бегом. К счастью, соседа Марко было не видать.
Дрожащими руками он отпер замок, тут же устремился к нише с кроватью и отдернул штору. Никого. И в ванной тоже. Все выглядело в точности, как он и оставил. Заперев дверь, Даниэль рухнул в деревянное кресло, задыхаясь, словно после марш-броска. Наконец-то он в безопасности. Пока.
Следующие несколько дней он провел словно узник собственного домика. Питался исключительно консервированной тушеной фасолью, воду пил из-под крана. Дверь так и держал запертой, предоставляя сотрудникам во время утренних и ночных обходов пользоваться собственным ключом. К этим улыбающимся мужчинам и женщинам в форме, согласно проспекту, «преимущественно следует относиться как к обслуживающему персоналу, который неизменно к вашим услугам». Вот только «из соображений безопасности» они вооружены тазерами и всегда ходят по двое. И действительно, вне зданий клиники Даниэль ни разу не встречал хозяек и хозяев поодиночке. Признаков наличия у них парализующих пистолетов тем не менее он не замечал. По-видимому, оружие они прятали под своими голубыми курточками.
Шторы у него оставались задернутыми, так что в коттедже постоянно царил полумрак. Осторожно выглядывая в щелочку, по вечерам он всегда наблюдал Марко, подпирающего стенку своего коттеджа. За что, интересно, его упекли в Химмельсталь?
Большую часть дня сосед проводил внутри своего жилища, и лишь около семи часов вечера с крылечка доносилось его шарканье, а затем топот по ступенькам, после чего Марко весь вечер так и сидел перед коттеджем. И даже когда Даниэль по ночам выходил в туалет и тайком выглядывал наружу, толстяк все равно продолжал нести дежурство и таращиться в темноту, словно затаившееся огромное ночное животное. Днем, в его отсутствие, можно было разглядеть, что стена на его излюбленном месте потемнела от засаленной одежды.
Что же Марко видел со своего наблюдательного пункта? Потому что даже с наступлением темноты, когда большинство, по-видимому, ложились спать, территория клиники отнюдь не была безлюдной. Согласно правилам, необходимо находиться в своем жилище в полночь и восемь утра, чтобы сотрудники во время обхода удостоверялись в присутствии резидента. «А уж чем ты занимаешься в промежутках, это касается только тебя одного», — как объяснял когда-то Макс.
Именно так, похоже, дело и обстояло. Где-то около половины двенадцатого обязательно поднималась суматоха — через парк и вверх по склону люди спешили в свои коттеджи и квартиры. Стоило всем оказаться в своих жилищах, тут же устанавливался период странного затишья, нарушаемого лишь гулом приближающегося электромобильчика, стуком хозяек и их бойкими окликами в соседних домиках.
Где-то через полчаса спокойствия территория клиники оживала вновь, хотя и заметно сдержаннее, нежели днем. Медленно открывались двери коттеджей, тьму оглашал шепот, по лужайке мелькали тени. То и дело окрест доносился осторожный стук в дверь — а однажды, к ужасу Даниэля, постучались и к нему. «Пест!» — прошипел кто-то, словно гигантское насекомое, а потом медленно и очень тихо несколько раз повернул дверную ручку. Даниэль лежал за занавеской, едва смея дышать. Затем последовало раздраженное фырканье, которое сменила тишина.
Прежде, благодаря крепкому здоровому сну, он попросту не замечал ночной активности. Теперь же частенько ворочался в постели без сна чуть ли не до самого утра, изводимый всяческими страхами, а если все-таки и засыпал, то сон его был тревожным, и он пробуждался от малейшего шума.
Одной такой бессонной ночью Даниэлю взбрело в голову достать фотографию, что Макс показывал ему накануне своего побега. Он нисколько не сомневался, что на ней запечатлена та же избитая девушка, что и на снимках Гизелы, и в то же самое время.
Однако, когда он поднял матрац, фотографии под ним не оказалось. Он вытащил его целиком, и все равно безрезультатно. Должно быть, персонал обнаружил ее при уборке и забрал.
По возвращении из медицинского центра в компьютере его ожидали четыре письма. Одно от преподобного Денниса и три от Коринны. Он не стал их открывать. Несколько раз звонил мобильник Макса, но он тоже не отвечал.
Как-то дождливым днем — пятым по счету с начала его добровольного заточения в коттедже — мобильник трезвонил столь настойчиво, что Даниэль не выдержал, достал его и посмотрел на дисплей. Если это кто-то из врачей или персонала, решил он, тогда, пожалуй, стоит и ответить.
Звонок тут же прекратился, однако он успел заметить, что это была Коринна и что звонила она уже в одиннадцатый раз. Он только собрался отключить телефон насовсем, как девушка позвонила снова. Даниэль нажал кнопку ответа и проговорил в микрофон:
— Я не хочу с тобой разговаривать.
— Не отключайся, — немедленно отозвалась Коринна. — Тебе не нужно меня бояться. Слышишь? Тебе не нужно меня бояться.
Она говорила спокойно, но твердо, словно бы обращаясь к ребенку. Даниэль живо представил девушку перед собой. Ее подвижные карие глаза, острый подбородок. За последние несколько недель столько всего произошло, что он почти позабыл лицо Коринны, однако голос разом воскресил ее образ. Его словно бы обдало волной узнавания. А потом он произнес:
— Я отключаюсь.
— Нет, подожди. Ты должен меня выслушать. Это важно. Я разговаривала с Гизелой Оберманн. И я знаю, что с тобой произошло. Это даже хорошо, что ты такой подозрительный. И хорошо, что не выходишь из дома. Все это правильно. Но если ты так и будешь оставаться в изоляции, просто сойдешь с ума. И потом, однажды тебе все-таки да придется выйти за едой.
Даниэль промолчал. Тут девушка попала в точку. Коттедж был что осажденный город, и запасы продовольствия подходили к концу.
— Тебе нужно избегать других, — продолжала Коринна. — Но не прятаться. Ты понимаешь? Тебе нельзя показывать страх. Иначе они учуют его даже сквозь стены. Ты все еще там?
— Да, — тихо ответил он.
— Нам нужно встретиться.
— Я не хочу ни с кем встречаться.
— Мысль хорошая. Вот только в твоем положении один долго ты не протянешь. Послушай, Даниэль. Ты здесь новичок. Ты ягненок. Окружен врагами. Тебе необходим наставник.
Он сглотнул и ответил:
— Ты резидент Химмельсталя. Как я могу тебе доверять?
— У тебя нет выбора, Даниэль. Без наставника ты пропадешь. И поверь мне, лучше меня ты здесь все равно никого не сыщешь. Остальные только хуже. Гораздо хуже.
— Я не хотел бы выходить из коттеджа.
— Тебе и не надо. Просто открой дверь. Я возле твоего дома.
Даниэль подошел к окну и выглянул из-за занавески.
И увидел Коринну. Она стояла в оранжевой парке, прижимая к уху телефон под капюшоном, и выглядела под дождем такой миниатюрной и трогательной. Девушка смотрела прямо на него, и в окно он увидел, как губы у нее зашевелились, а голос в его мобильнике наполовину взмолился, наполовину приказал:
— Теперь открой дверь.
Он повиновался. Коринна сняла парку и повесила ее на два стула, а потом аккуратно уселась в одно из деревянных кресел, по-собачьи встряхнув намокшими волосами. Даниэль устроился напротив нее.
— Значит, ты разговаривала с Гизелой Оберманн. Она твой психиатр?
— Да.
— Для врачей здесь обычное дело обсуждать с одним пациентом других?
— Не зацикливайся на глупых мелочах. Такую роскошь ты себе позволить не можешь. Слишком опасное у тебя положение.
— Доктор Оберманн сказала тебе, что у меня диссоциативное расстройство личности?
Коринна кивнула.
— И ты поверила этому?
— Нет. Но сама гипотеза, похоже, все-таки пошла тебе на пользу. Уж точно Гизела стала лучше к тебе относиться. Потому что решила, будто сделала важное открытие. А каждый исследователь в Химмельстале спит и видит, как добивается успеха. Вот только теперь твой лечащий врач не Гизела, а Карл Фишер. И это плохая новость. Но тебе все равно придется как-то выкручиваться. — Девушка зябко поежилась. — Я не отказалась бы от чашки чая.
— Извини, чая у меня нет. Только консервы с фасолью и вода.
Коринна подтащила стул к кухонной стойке, проворно забралась на него и вытащила с верхней полки большую коробку с чайными пакетиками, которую Даниэль прежде и не замечал.
— Макс чай не любил. Я купила эту коробку для себя, чтобы пить во время своих визитов, — объяснила она, наполняя чайник водой. — Ты будешь?
— Да, сделай, пожалуйста. Значит, ты бывала здесь раньше?
— Несколько раз. Но в основном мы встречались у меня.
Девушка достала две чашки и положила в каждую пакетик. Даниэль ожидал, что она расскажет подробнее о своих отношениях с Максом, однако продолжения не последовало.
— Я ощущаю себя гостем в собственном доме, — посетовал он, когда Коринна поставила перед ним чашку с чаем.
— Не им ли ты являешься и в Химмельстале? — усмехнулась она. — Гостем?
— Который не может вернуться домой, — с горечью отозвался Даниэль.
Девушка осторожно пригубила горячий чай, затем откинулась на спинку стула и продолжила:
— Итак. Гизела разъяснила тебе, что это за место. Теперь тебе понятно, почему я не откликнулась с готовностью на твою просьбу о помощи? Я не могу помочь тебе выбраться из Химмельсталя. Я сама-то не могу отсюда выбраться.
— Если Макс вернется…
Она пренебрежительно махнула рукой.
— Не вернется. Я его знаю. Ты был его шансом, и он не преминул им воспользоваться. Все решения принимают врачи, так что их и нужно убеждать. У всех них свои слабости, как и у любого человека. Все они тщеславные, только и думают что о своей карьере. Соперничают друг с другом и до нелепости очарованы психопатами. Для них мы эдакие экзотические зверушки, а Химмельсталь они расценивают как личный заповедник. О приглашении поработать здесь мечтает каждый исследователь психопатов. Как же, чудовища прямо под боком.
— Я не психопат, — рассердился вдруг Даниэль.
Он вскочил и принялся расхаживать по комнате. Ему и раньше-то было невмоготу подолгу высиживать спокойно.
— Я тоже, — отозвалась Коринна.
Даниэль остановился и уставился на нее.
— Как же тогда ты здесь оказалась?
— Долгая история, расскажу как-нибудь в другой раз. Кое-кто допустил ошибку, если коротко. Но речь идет о тебе, Даниэль.
— Ты здесь по ошибке, я по ошибке, — огрызнулся он. — И сколько народу здесь еще по ошибке?
— Да не так уж и много. Может, во многих случаях диагноз действительно ставился довольно небрежно, но даже если кто и не является стопроцентным психопатом, все равно можешь считать его таковым. Просто для надежности.
— Я выберусь отсюда! — взревел Даниэль и ударил кулаком по балке. Несмотря на боль, он продолжал лупить по ней, заливаясь при этом слезами. Внезапная вспышка ярости удивила его самого.
Но только не Коринну. Она спокойно потягивала чай, а когда он наконец-то успокоился и рухнул в кресло, заговорила:
— Естественно, выберешься. Но на это потребуется какое-то время. А до тех пор перед тобой стоит вопрос выживания. Я обещаю помогать тебе, но дальше дельного совета моя помощь не распространяется. И не надо так хмуриться. В отчаянном положении совет может сыграть для тебя решающую роль.
— Я ничего и не сказал.
— Твое выражение лица сказало за тебя.
— Я слушаю, — смиренно произнес Даниэль.