Сержант Мачедо единственный из португальцев повторил достижение Шарпа: сделал три выстрела за сорок пять секунд. Пятнадцать стрелков и двенадцать португальцев делали по выстрелу каждые двадцать секунд, но остальные действовали медленнее, и Шарп с Висенте приступили к их обучению. Вильямсон, один из тех, кто отстрелялся неудачно, ворчал, что глупо было заставлять его стрелять из гладкоствольного мушкета, если у него — винтовка. Свои недовольства он высказывал достаточно громко, чтобы все слышали, считая, что Шарп, как обычно, проигнорирует его заявления, и весьма огорчился, когда Шарп приказал ему выйти из строя.
— У вас есть жалобы? — с вызовом спросил Шарп.
— Нет, сэр, — Вильямсон с недовольной физиономией смотрел мимо Шарпа.
— Cмотрите на меня, — сказал Шарп.
Вилямсон мрачно повиновался.
— Вы учитесь стрелять из мушкета, как положено солдату, — заявил Шарп. — Потому что я не хочу, чтобы португальцы считали, что мы относимся к ним с пренебрежением. — Вильямсон оставался угрюмым, поэтому Шарп продолжил. — И, кроме того, мы сражаемся вместе в тылу противника. Что, если ваша винтовка сломается, и вам придётся взять в руки мушкет? Есть и ещё одна причина.
— Какая, сэр? — спросил Вильямсон.
— Если вы, черт раздери, не станете выполнять мои распоряжения, я накажу вас, потом ещё и ещё, пока вам это не станет поперёк горла, и тогда вы попытаетесь прекратить это, выстрелив в меня.
Вильямсон уставился на Шарпа с таким выражением, словно действительно собирался стрелять в него, но Шарп смотрел ему прямо в глаза, и Вильямсон отвёл взгляд.
— У нас так патроны кончатся, — грубо буркнул он.
Вильямсон в чём-то, возможно, был прав, но Кейт Сэвидж отперла оружейную комнату отца, где нашёлся бочонок пороха и формы для отливки пуль. По приказу Шарпа изготовили новые патроны, используя страницы сборников проповедей из библиотеки виллы. Пули оказались мелковаты, но для учебных стрельб годились, и в течение трёх дней солдаты стреляли из мушкетов и винтовок за дорогой. Французы, наверняка, слышали стрелковую подготовку, отзывающуюся эхом в холмах, и видели поднимающийся над деревней пороховой дым, но не наведались посмотреть, что происходит. Не было и подполковника Кристофера.
— Но французы придут, — заявил Шарп Харперу однажды днём, поднимаясь с ним по склону холма, возвышающемуся над виллой.
Не нравится мне это, — ответил великан-ирландец. — Думаю, они притворяются, будто не знают, что мы здесь.
— И когда они придут, то порвут нас в клочки, — заключил Шарп.
Харпер пожал плечами — мол, возможно, — потом нахмурился:
— Куда мы идём?
— На вершину, — ответил Шарп.
Он провёл Харпера через лес к скалистому склону, а там было рукой подать до старой сторожевой башни на вершине.
— Вы никогда здесь не были?
— Я рос в Донеголе, — ответил Харпер. — И там нас учили никогда не лезть на гору.
— Почему?
— На вершине если что уронишь, оно покатится вниз, сэр. Пока, запыхавшись, карабкаешься вверх, потеряешь то, что оставил внизу. Иисусе Христе, здесь до небес рукой подать!
Тропа шла вдоль скалистого хребта к вершине, с обеих сторон от неё вниз уходили такие крутые склоны, что лишь коза смогла бы вскарабкаться по ненадёжной каменистой осыпи, идти же по самой тропе было безопасно. Путь заканчивался у подножия сторожевой башни.
— Мы устроим здесь форт, — объявил Шарп с энтузиазмом.
— Боже упаси, — охнул Харпер.
— Мы обленились, Пат, размякли. Ничего не предпринимаем. Это плохо.
— Но зачем что-то строить? — спросил Харпер. — Это уже — крепость! Сам дьявол не смог бы взять этот холм, если бы его защищали!
— Здесь две тропы, — Шарп проигнорировал это замечание. — Эта и другая, на южной стороне. Их нужно перегородить стенами. Каменными стенами, Пат, достаточно высокими, чтобы прикрыть человека, который ведёт стрельбу стоя. Здесь много камня.
Шарп повёл Харпера под обрушившейся аркой входа и показал, что башню построили над естественным углублением на вершине, и осыпающиеся со стен камни постепенно заполнили яму.
— Вы хотите, чтобы мы перетащили весть этот камень и построили новые стены? — поразился Харпер.
— Я говорил с Кейт Сэвидж об этом месте, — сказал Шарп. — Эту старую башню возвели сотни лет назад, Пат, когда здесь были мавры. Они убивали христиан, и по приказу короля построили сторожевую башню, чтобы видеть приближение мавританской конницы.
— Очень разумное решение, — заметил Харпер.
— Кейт рассказывала, что народ долин посылал сюда разные ценности, чтобы уберечь от языческих ублюдков. Монеты, драгоценности, золото. Все это здесь так и лежит, Пат. Произошло землетрясение, башня обрушилась, и местные жители считают, что под тоннами камня так и лежит сокровище.
— И почему они не выкопали его, сэр? — скептически возразил Харпер. — Жители деревни не производят впечатление дураков. Святое Семейство, Иисус, Мария и Иосиф! Если б я знал, что на холме в яме есть это проклятое золото, не проводил бы время с плугом и бороной!
— Ну да, верно, — ответил Шарп, лихорадочно придумывая достойный ответ на совершенно резонное возражение Харпера, ведь сочинённая им история расползалась по швам. — Видите ли, с золотом похоронили ребёнка, и легенда гласит, что его призрак будет посещать дом того, кто потревожит его останки. Конечно, если дом расположен поблизости, — добавил он поспешно.
Харпер отнёсся к истории равнодушно. Он смотрел на уходящую вниз тропу.
— Значит, вы хотите построить здесь форт?
— И нужно запастись водой, — добавил Шарп.
Отсутствие источника было слабым местом этой позиции. Если бы ему пришлось обороняться от французов на вершине, он не хотел сдаться только из-за жажды.
— Мисс Сэвидж, — он не мог думать о ней, как о «миссис Кристофер», — обеспечит нас бочками.
— На солнце вода протухнет, — заметил Харпер.
— Добавим в воду немного бренди, — Шарп вспомнил, что во время плавания в Индию и обратно вода всегда слегка отдавала ромом. — Бренди я найду.
— И вы действительно ожидаете, что я поверю, будто под теми камнями есть золото, сэр?
— Нет, — признал своё поражение Шарп. — Но я хочу, чтобы люди хоть немного верили в это. Строить стены будет тяжело, Пат, и мечты о сокровище не повредят.
Золото они не нашли, но под весенним солнцем вершина превратилась в настоящую крепость, где горстка пехоты могла дожить до старости в осаде. Древние строители выбрали отличное место: оно не только возвышалось над обширной территорией, позволяя вести наблюдение, но его, к тому же, легко было защитить. Нападавшие могли подойти только с севера или юга, и в обоих случаях они должны были двигаться по узким тропам. Шарп, обследуя южную тропу, нашёл под валуном проржавевшую стрелу и показал её Кейт, когда она в широкополой соломенной шляпе поднялась на вершину, чтобы посмотреть на башню. Кейт долго вертела стрелу в руках.
— Кажется, это не очень старинное, — заметила она.
— Я думал, что этим, может быть, ранили какого-нибудь мавра.
— Местные все еще охотились с луками и стрелами во время моего дедушки.
— Ваша семья уже жила тогда здесь?
— Сэвиджи поселились в Португалии в 1711 г. — сказала она гордо.
Она пристально смотрела на юго-запад, в направлении Опорто, и Шарп знал, что она надеется увидеть на дороге приближающегося к деревне всадника, но за все прошедшие дни от её мужа не пришло никакого известия. Не приезжали и французы, хотя они должны были видеть, как его люди работают на вершине холма: складывают каменные заграждения через тропы и поднимают по ним бочки с водой, которые спустили в освободившуюся от камней яму. Люди ворчали, что работают, как мулы, но Шарп знал, что лучше для солдата быть усталым, чем праздным. Некоторые, подстрекаемые Вильямсоном, говорили, что это — пустая трата времени, нужно бросить этот холм и разрушенную башню и идти на юг, к армии.
— Каково это, — говорил Вилямсон своим приятелям. — Мы тут горбатимся, а он жену подполковника щекочет!
Если бы Шарп это услышал, он, наверное, согласился бы с этим. Конечно, он не щекотал Кейт, но наслаждался её обществом и убедил себя, что есть приказ или нет, он должен защитить её от французов.
И, хотя не приехали ни французы, ни подполковник, вместо них приехал Мануэль Лопес. Он прискакал на вороном коне, осадив жеребца так круто, что тот встал на дыбы. Девяносто девять из ста наездников были бы сброшены наземь, но Лопес был невозмутим и контролировал ситуацию. Он усмирил коня и усмехнулся, глядя на Шарпа.
— Вы — англичанин, — сказал он по-английски, — И я ненавижу англичан, но не так, как испанцев, а испанцев ненавижу меньше, чем французов.
Он спешился и протянул руку:
— Я — Мануэль Лопес.
— Шарп.
Лопес смотрел на виллу так, словно прикидывал, чем здесь можно поживиться. С выразительным лицом, острым взглядом и быстро вспыхивающей улыбкой, он был на дюйм ниже Шарпа, рост которого составлял шесть футов, но казался крупнее, внушительнее, хотя и не выглядел толстым.
— Если я был испанцем — ночами я благодарю Господа, который не допустил этого! — я назвал бы себя как-нибудь драматически, например, Палач, или Принц Смерти (так звали вожаков партизанских отрядов, которые сильно осложняли жизнь французам), — сказал он. — Но я — скромный португалец, и меня зовут «Школьный Учитель». Я действительно был им. Мне принадлежала школа в Брагансе, где я преподавал неблагодарным маленьким ублюдкам ангийский, латынь, греческий, алгебру, риторику и искусство верховой езды. Я также учил их любить Бога, чтить короля и пукать в лицо испанцам. Теперь, вместо того, чтобы тратить впустую время на дураков, я убиваю французов. — он отвесил Шарпу экстравагантный поклон. — И этим я прославился.
— Я о вас не слышал, — сказал Шарп.
Лопес вызывающе улыбнулся.
— Зато французы обо мне слышали, сеньор, — сказал он. — И я слышал о вас. Кто этот англичанин, который живет в безопасности к северу от Дору? Почему французы оставили его в покое? Кто этот португальский офицер, который живет в его тени? Почему они здесь? Зачем они строят игрушечный форт на Холме Сторожевой Башни? Почему они не воюют?
— Всё это хорошие вопросы, — сухо произнёс Шарп.
Лопес снова бросил взгляд на виллу.
— Всюду в Португалии, где нагадили французы, сеньор, они разрушили такие места. Они украли картины, переломали мебель и осушили винные погреба. Но в этом доме войны не было, верно?
Он обернулся и посмотрел на дорогу, где появились двадцать-тридцать мужчин.
— Мои «ученики», — объяснил Лопес. — Они должны отдохнуть.
С этой оборванной бандой Лопес нападал из засады на обозы, которые везли боеприпасы французам, воюющим против португальской армии, всё ещё удерживающей мост в Амаранте. «Школьный Учитель» потерял в перестрелках много людей и признавал, что первые успехи сделали его самоуверенным. Два дня назад французские драгуны настигли его в чистом поле. Почти половина его людей была убита, остальным удалось скрыться.
— Ненавижу зелёных ублюдков, — рычал Лопес. — Их самих и их длинные сабли. Я привёл «учеников» сюда, чтобы восстановиться. Здесь, похоже, безопасно.
Кейт не понравилось, что «ученики» останутся в доме.
— Скажите ему забрать их в деревню, — сказала она Шарпу, и тот передал её предложение «Школьному Учителю».
— Ее отец тоже был напыщенным ублюдком, — сказал Лопес, смеясь.
— Вы знали его?
— Я знал о нем. Он делал вино, но сам не пил из-за своей глупой веры, и не снимал шляпы, когда мимо проносили святое причастие. Что за человек? Даже испанцы снимают шляпу перед святым причастием, — Лопес пожал плечами и сунул в рот отвратительную вонючую сигару. — Моим людям будет хорошо в деревне. Мы останемся так долго, чтобы зажили самые плохие раны. Потом мы вернёмся на войну.
— Мы тоже, — сказал Шарп.
— Вы? — удивился «Школьный Учитель». — Вы же теперь не воюете?
— Подполковник Кристофер приказал нам оставаться здесь. Это дом его жены.
— Я не знал, что он женат.
— Вы знаете его?
— Он приезжал ко мне в Брагансу. Мне тогда еще принадлежала школа, и у меня была репутация влиятельного лица. Полковник в беседе со мной хотел узнать, какие в Брагансе настроения, желает ли население бороться с французами. Я ответил, что все в Браганге хотят утопить французов в их собственной моче. Так мы и делаем. — Лопес помолчал. — Слышал я, что у подполковника были деньги для любого, кто согласен воевать против французов, но мы никогда не видели собранной им армии.
Он снова посмотрел на дом:
— Значит, вилла принадлежит его жене? И французы сюда не приходят?
— Подполковник Кристофер ведёт переговры с французами, — объяснил Шарп. — И сейчас он находится на юге; организовывает встречу французского офицера с главнокомандующим британских войск.
Несколько мгновений Лопес молча смотрел на Шарпа, потом спросил:
— Зачем французскому офицеру вести переговоры с британцами?
И ответил сам, так как Шарп промолчал:
— Только по одной причине. Они хотят подписать мир. Британия собирается удрать, оставить нас страдать без всякой помощи.
— Этого я не знаю, — ответил Шарп.
— Мы разобьем их с вами или без вас, — зло выплюнул Лопес и приказал своим людям привести его лошадь, собраться и следовать за ним в деревню.
Встреча с Лопесом заставила Шарпа чувствовать себя ещё более виноватым. Другие воевали, а он ничего не делал! Той же ночью, после ужина, он попросил Кейт уделить ему время для беседы. Было поздно, Кейт уже отослала слуг в их помещение за кухней, и Шарп ждал, что кто-нибудь из них вернётся, чтобы сыграть роль компаньонки, но вместо этого Кейт привела его в галерею. Было темно, свечи не зажигали. Кейт подошла к одному из окон и подняла занавески, впуская бледную лунную ночь. Глицинии, казалось, пылала в серебристых лучах. Ботинки часового похрустывали гравием дорожки.
— Я знаю, что вы собираетесь сказать, — промолвила Кейт. — Настало время уходить.
— Да, — согласился Шарп. — И я думаю, что вы должны идти с нами.
— Я должна ждать Джеймса, — ответила Кейт.
Она подошла к буфету и в свете луны налила стакан порто.
— Это вам, — сказала она.
— Что вам говорил подполковник? Как долго он предполагал отсутствовать?
— Неделю, возможно десять дней.
— Прошло больше двух недель. Почти три.
— Он приказал, чтобы вы ждали здесь, — сказала Кейт.
— Но не вечность, — ответил Шарп.
Он подошел к буфету и взял стакан превосходного порто Сэвиджей.
— Вы не можете оставить меня здесь, — прошептала Кейт.
— Я не собираюсь этого делать, — ответил Шарп.
Лунный свет отразился в её глазах, хотя лицо оставалось в тени, и он почувствовал острую ревность к подполковнику Кристоферу.
— Я думаю, вы должны уехать.
— Нет, — отозвалась Кейт с нотой раздражения, затем повернулась к Шарпу, на её лице была написана мольба. — Вы не можете оставить меня здесь одну!
— Я — солдат, — сказал Шарп, — И я достаточно долго ждал. В этой стране идёт война, а я сижу здесь, как болван.
В глазах Кейт стояли слёзы.
— Что с ним случилось?
— Возможно, в Лиссабоне он получил новые распоряжения, — предположил Шарп.
— Тогда почему он не пишет?
— Потому что мы находимся на оккупированной территории, мэм, — жёстко ответил Шарп. — И он не может отправить нам сообщение.
Но это вряд ли, думал Шарп. У Кристофера, кажется, много друзей среди французов. Может, подполковника арестовали в Лиссабоне. Или он убит партизанами.
— Он, вероятно, ждёт вас, чтобы вместе уехать на юг, — сказал он, вместо того, чтобы высказать эти мысли вслух.
— Он послал бы сообщение, — возразила Кейт. — Я уверена, что он едет сюда.
— Вы уверены? — спросил Шарп.
Она присела в позолоченное кресло у окна.
— Он должен вернуться, — сказала она тихо, и по её тону Шарп понял, что она уже ни на что не надеется.
— Если Вы думаете, что он вернётся, то ждите его, — сказал он, — Но я со своими людьми ухожу на юг.