9. У меня мало проблем.
10. Я безнадежно глупая и неинтеллектуальная.
Список несчастий она составляла всякий раз, когда приходила к выводу, что их становится слишком много, и каждый раз неизменно прибавляла последний пункт. Тереска не переставала надеяться, что когда-нибудь наконец сможет без него обойтись, и все-таки он продолжал казаться ей актуальным и справедливым.
Она прочитала свой список два раза и опомнилась. «Действительно, — подумала она саркастически, — девятый пункт с учетом всех предыдущих четко и ясно свидетельствует в пользу десятого…»
Теперь нужно было подробно проанализировать все пункты списка по очереди. Богуся она оставила на потом и занялась деньгами. До нее наконец дошло, что конкретные потери ограничились суммой в двести сорок злотых, а это, в конечном итоге, не такое уж и богатство. Кроме того, ей же полагаются еще деньги: завтра за Мариольку, послезавтра за Тадика… Тереска подумала и решила, что горевать не о чем. Напрасно она сваляла дурака у сапожника, ведь у нее при себе было достаточно денег, чтобы выкупить эти несчастные туфли, ей же до завтрашнего дня нужно не больше ста злотых.
Пункт третий снова вызвал возмущение. Но, вспоминая подробности, она пришла к выводу, что на самом деле с ней не произошло ничего необыкновенного. Общеизвестно, что в этом мире свинство и подлость — штука широко распространенная. Правда, она сама повела себя вроде перепуганного цыпленка, но могло быть и хуже. Кроме того, все, вместе взятое, компрометировало этих людей, а не ее саму, поэтому можно было и успокоиться.
В связи с этим она вспомнила опрокинутый горшок с фикусом, подслушанный странный разговор и типа, который шел по противоположной стороне улицы. Его фигура почему-то показалась ей знакомой… Ну да, разумеется, это же был тот замечательный, обаятельный садовник, похожий на гориллу!
На миг у нее на душе стало тепло при одном воспоминании, после чего Тереска приступила к дальнейшему анализу уже не в таком унылом настроении. С сапожником она устроит все дела завтра и что-нибудь ему соврет. Магнитофон… Ну, тут ничего не поделаешь, с магнитофоном надо будет подождать, пока наберется достаточно денег, потому что всякую дешевку она покупать не станет. О том, чтобы устраивать прием по случаю именин, не может быть и речи, она ведь уже решила, что отдаст себя в руки Провидения. Что касается бандитов, то надо что-нибудь вызнать у этого Скшетуского при первом же удобном случае. Чулки надо просто-напросто отдать в ателье, где поднимут петли.
«Нет проблем… Сдурела я, что ли, — подумала она сердито, — мне их еще мало?!..»
Она трезво оценила ситуацию, поразмышляла еще про четвертый класс, про сегодняшние события и, подумав, поняла, что проблем хватит по уши. Это самые что ни на есть житейские вопросы, которые дадут возможность поговорить при случае на множество тем. Они очень даже подходят, и все в порядке.
Она посмотрела на десятый пункт. «Ну, тут уж как Бог дал, — подумала она кротко. — Интеллект — свойство врожденное, и с этим я ничего не смогу поделать. А раз не могу поделать, не буду и к сердцу принимать!»
Таким образом, она могла вернуться к первому пункту, то есть к Богусю. До именин оставалось еще тринадцать дней. Тереска сразу решила настроиться на то, что раньше она его не увидит. Если он не покажется раньше, значит, наверное, сидит в этом своем Вроцлаве, но ведь на именины обязательно приедет. Они приходятся как раз на субботу.
В воображении она увидела Богуся: вот он входит с букетом красных роз. На семью это произведет потрясающее впечатление. Что там семья… Богусь войдет с улыбкой на устах, сверкая белоснежными зубами, с розами в руках подойдет к ней, встанет на одно колено…
Тут прорвало все плотины, которые пока что сдерживали буйную фантазию. Она слишком долго отказывала себе в чарующих мечтах о Богусе, занятая прозой повседневной жизни! Что-то там в закоулках разума еще укоризненно шептало, что эти мысли совершенно идиотские, кто же сейчас пользуется манерами прошлого века, какие розы, на какое там колено, ни один нормальный человек не решился бы сделать из себя такое посмешище… но обаяние романтической сцены было столь велико, что Тереска уже не успела совладать с ним. Честно говоря, если бы Богусь в самом деле встал на колено, она и сама решила бы, что он свихнулся, но почему бы не пофантазировать? Предположим, что такие манеры до сих пор в порядке вещей, а при этом еще и обаяние Богуся…
Янушек долго вопил внизу на лестнице, чтобы Тереска спустилась вниз на ужин. Он в конце концов решил, что сестра или заснула, или оглохла, или покончила с собой, если принять во внимание состояние, в котором она вернулась домой. Последнее предположение заставило его подняться наверх, потому что доселе ему еще не случалось первым обнаруживать труп. Этот раз мог оказаться первым. Он осторожно приоткрыл дверь, заглянул и застыл на месте.
Его сестра сидела на стуле, повернувшись боком к письменному столу. Глаза у нее были закрыты, на губах замерла блаженная улыбка. Она наклонялась вперед, очень низко, делая руками такие жесты, словно брала что-то, чем хотела вытереть лицо. Она секунду держала это что-то в руках и целовала. Янушек вытаращил глаза в полной уверенности, что предмет прозрачный и потому его не видно, но никак не мог понять, откуда Тереска этот предмет берет. Когда Тереска опустила руки, в которых ничего не было, он понял, что сестра проделывает свои таинственные манипуляции с воздухом.
— Елки-метелки… — прошептал он в ужасе.
Вопли снизу не доходили до ушей Терески, зато тихий шепот от дверей прозвучал как иерихонская труба. Она очнулась, так и не запечатлев поцелуй на устах коленопреклоненного Богуся, и примерно секунду раздумывала, что ей лучше сделать: как-то объяснить свои действия или просто убить младшего брата. Она выбрала первое.
— Что тебе надо? — грозно спросила она.
— Чтоб я сдох, — ответил Янушек. — Ты чего делаешь?
— Тренирую наклоны. Сознательная координация различных групп мышц в произвольно выбранных частях тела. А что?
Янушек потряс головой. Для него эти слова прозвучали столь учено, что на всякий случай он предпочел не вдаваться в подробности. Тереска же была готова немедленно устроить ему целую лекцию и спросить все, что он знает по анатомии.
* * *
Сидя за письменным столом, Тереска в восьмидесятый раз перечитывала две фразы, написанные размашистым почерком на именинной открытке: «СТО ЛЕТ СЧАСТЬЯ И УДАЧИ! ОЧЕНЬ ЖАЛЬ, ЧТО МЕНЯ ТАМ НЕТ. Б.»
Она до такой степени выучила эти слова, что их смысл перестал до нее доходить. Укоризненно, нежной печально Тереска всматривалась в них, думая с досадой, что кабы открытка пришла в субботу… Ну почему она не пришла в субботу?! Если бы в субботу, Тереске не пришлось бы пережить такие страшные муки. Эти несчастные именины остались бы в ее памяти как обычная симпатичная вечеринка, а не как кошмар, черное отчаяние и катастрофа! Нет, в конце концов, человек не может столько вынести!
«Что выстрадала, то уж не отнять, — стучало в висках, — что выстрадала, то не отнимешь. Я уж свое выстрадала…»
Опоздание в школу в день именин ей простили. Самая суровая учительница не могла бы решиться погасить счастливое сияние, которое исходило от Терески и освещало все вокруг в радиусе полукилометра. Даже если бы ее и не простили, Тереска все равно ни в малейшей степени не огорчилась бы.
Источников счастья было два. Во-первых, совместный подарок от всей семьи, который оказался вымечтанным, желанным, долгожданным магнитофоном вместе с несколькими катушками пленок, а во-вторых, еще один подарок наверняка сейчас ехал из Вроцлава в Варшаву. Магнитофон Тереска обнаружила на столе в кухне, когда утром спустилась вниз, и не было на свете таких сил, которые помешали бы ей его рассмотреть и упиться счастьем. Опоздание в школу не имело ни малейшего значения. Пан Кемпиньский, который должен был объяснить дочери, как обращаться с магнитофоном, опоздал на работу.
— Дарить Тереске подарки — одно удовольствие, — сказал он потом жене. — Она так умеет радоваться…
С упоением слушая первые звуки записей, Тереска подумала, что если она увидит рядом с собой Богуся, то это будет слишком прекрасно, чтобы быть правдой…
Из школы домой она летела как на крыльях. Ей предстояло столько дел! Помочь приготовить праздничный ужин, причесаться, одеться, прослушать пленки, сделать этот неслыханно сложный макияж, который должен быть изысканным и в то же самое время не бросаться в глаза…
Мир был прекрасен. Жизнь была потрясающей. Темные, низко нависшие тучи не имели никакого значения, монотонно капающий дождь вообще не шел в расчет. Для Терески светило солнце, над головой сияла безоблачная голубизна.
На мокром, скользком асфальте машины почти не могли тормозить как следует. Навьюченная свертками старушка, которая переходила дорогу в неположенном месте, испугалась летящих на нее машин, заспешила, рысцой добежала до тротуара, споткнулась о бордюрный камень и упала на колени в лужу, выпустив из рук весь свой багаж. Отношение Терески ко всему миру распространялось и на людей. Полная сочувствия, симпатии и желания помочь, она бросилась к старушке, помогая ей подняться. С другой стороны к ним бежал какой-то молодой человек.
— Яйца! — в отчаянии простонала старушка. — Езус-Мария, пятнадцать яиц! Разбились!
По мокрому тротуару рассыпались лимоны, картошка, свекла и множество предметов, завернутых в бумагу. Старушку поставили на ноги. Тереска и молодой человек собирали продукты, отряхивая их от воды и грязи. Тереска вытащила из ранца пластиковый пакет, в котором носила в школу завтрак, а молодой человек достал из кармана пачку газет.
— Спасибо, спасибо, — говорила взволнованно старушка. — Вы так любезны, это такая редкость в наши дни. Очень вам благодарна.
— Не надо вам было перебегать дорогу в таком месте, — с укоризной говорил молодой человек приятным теплым голосом. — Очень мокро, и машины с трудом тормозят.
— Мчатся как сумасшедшие, — отвечала сердито старушка. — Никакого уважения к человеку! Какая им разница, мокро или нет: у них же над головой крыша! А на людей дождь капает, грязно, скользко, у машины четыре колеса, а у человека-то всего лишь две ноги…
Молодой человек раскрыл рот, словно хотел что- то сказать, но старушка продолжала дальше:
— А все из-за грязи и дождя. Что за мерзкая погода!
— Ну что вы! — невольно возразила Тереска с искренней убежденностью. — Погода просто прекрасная!
Как старушка, так и молодой человек посмотрели на нее с неподдельным изумлением, и на миг им показалось, что в мире и правда посветлело. От Терески словно шло сияние, прозрачные зеленые глаза светились внутренним светом, свежее, молодое, прекрасное личико выглядело воплощением весны, а счастливая улыбка побеждала тучи и ливень. Она была категорически сильнее погоды. Молодой человек залюбовался ею так, что перестал складывать в сумку свеколки.
В этот момент и Тереска в первый раз посмотрела на него внимательно. «Ой, какой же красавец!» — пискнуло что-то у нее внутри. Он был значительно старше, ему было уже около двадцати лет. Волосы у него были темные, лицо загорелое, с правильными, очень мужественными чертами, и на лице сияли прекрасные темно-синие искрящиеся глаза. Таких глаз Тереска не видела никогда в жизни. При этом он был строен, высок, широкоплеч и прекрасно одет. «Если бы не Богусь…» — мелькнуло где-то в мозгу.
«Какая очаровательная девушка», — подумал одновременно молодой человек. Почему-то ему представились солнце и ветер на озере. Не отрывая глаз от Терески, он машинально начал сворачивать газету со свеколкой.
Старушка, несомненно, полная невежда в области автомобилей, в остальных вопросах жизни имела богатый жизненный опыт. Она ласково улыбнулась и вынула сверток у молодого человека из рук.
— Большое спасибо, теперь я прекрасно справлюсь сама, — сказала она тепло. — Желаю вам обоим счастья на новом жизненном пути. Вам наверняка будет хорошо вместе…
Как Тереска, так и молодой человек сразу очнулись. Парень лишился дара речи, а Тереска радостно рассмеялась.
— Большое спасибо от нас обоих! — откликнулась она. — Мы сделаем все, что можно! Это очень любезно с вашей стороны!
Ее радостная беззаботность была заразительна. Молодой человек пришел в себя, тоже рассмеялся и поклонился.
— Наверное, вы правы, — сказал он. — Погода действительно замечательная!
Тереска светилась счастьем и когда бежала домой, перепрыгивая через лужи. Ее смешил даже их вид. Это солнечное счастье росло в ней и при воспоминании о том, как смотрел на нее молодой человек, и от пожеланий старушки.
— Твоя дочка явно хорошеет не по дням, а по часам, — заметила пани Марте ее сестра, которая пришла сразу после обеда.
— Это она радуется, что получила в подарок магнитофон, — ответила с улыбкой пани Марта. — Шпулька нам по секрету сказала, что Тереска мечтала о нем уже очень давно.
К вечеру беззаботное счастье уступило место беспокойству. Собралась уже вся семья, пришла Шпулька, пришел кошмарный кузен Казик: он еще больше отощал, еще больше воображал о себе невесть что, нос у него покраснел, а на физиономии появился новый прыщ. Петрусь тетки Магды успел сунуть обе лапы в салатницу и весьма изрядно вымесить салат. Янушек не выдержал и сожрал половину апельсиновых цукатов с торта, а Богуся все еще не было. Всеми силами Тереска пыталась оттянуть момент начала торжественного ужина, но у нее не хватало причин для промедления.
— Ты Богуся ждешь? — вполголоса спросила Шпулька, отведя ее в сторону, потому что усилия Терески, невидимые для остальных, для Шпульки были ясны, как солнце.
Даже Шпульке Тереска не могла признаться, как сильно она ждала.
— Не знаю, — буркнула она. — Он во Вроцлаве, я сомневаюсь, что он сможет приехать.
— Тогда, Бога ради, давай садиться за стол, иначе ребенок твоей тетки ликвидирует весь ужин! А мне так хочется попробовать фаршированную рыбу!
Петрусь пытался накалывать вилкой яйца в майонезе. Одну половинку ему удалось вытолкнуть с блюда на стол.
— Если я сломаю гаденышу руку, то чего будет? — тихо спросил Янушек.
— Придется ехать с ним в травмпункт и ужина не получится, — быстро ответила Шпулька. — Лучше не обращать внимания.
— Сейчас детям предоставляется полная свобода, — менторским тоном начал кузен Казик. — В свете новейших открытий психоаналитиков…
Когда у калитки позвонили, Тереске едва не стало плохо. В ней что-то взорвалось. Сердце покинуло грудную клетку и обосновалось где-то в горле, ноги приросли к полу, шея окаменела, так что головы было не повернуть, не посмотреть в окно на тропинку.
— Тереска, к тебе гость! — крикнул из прихожей пан Кемпиньский.
Странный паралич сразу же прошел, и Тереска вскочила. Она с великим трудом удержалась, чтобы не метнуться пулей в прихожую. Она была так уверена, что это Богусь, что никто другой уже не может прийти, что разочарование поразило ее, как гром с ясного неба. Ей вдруг захотелось плакать.
Объективно Януш был очень даже недурен как поклонник — не навязчивый, тактичный и милый, но сейчас он показался ей безгранично противным. Она почувствовала, что ненавидит его до безумия только потому, что это не Богусь. Просто смотреть на него не может. Тереска с трудом выдавила из себя какие-то слова благодарности за открытку и конфеты. Да она в рот этих конфет не возьмет!
— Ну что ж, пришел последний, кого мы ждали! — с явным облегчением воскликнула тетка Магда, которая последние десять минут убирала ножи из пределов досягаемости Петруся. — Давайте наконец сядем за стол!
«Черт, черт, черт!» — безнадежно подумала Тереска, потому что ничего другого ей в голову не приходило. С вершин счастья она вдруг упала на дно тупого отчаяния. Богуся нет. И не будет…
Мир потемнел, ее собственное солнце потухло. Надежда, правда, умерла последней. В девять вечера она еще слабо дышала. В десять гости стали расходиться. В одиннадцать наступил конец. Конец именин, конец надежды, конец света…