Тереска до последнего сидела с отчаянием в глазах, сохраняя на губах приветливую улыбку, от которой заболели щеки. Она еще раз улыбнулась, поднимаясь к себе наверх, и только в ванной ей удалось заставить онемевшие мышцы расслабиться.
На следующий день было воскресенье, и надежда снова ожила. Богусь ведь мог приехать накануне очень поздно вечером, и в таком случае он нанес бы визит только сегодня. Моросящий дождь прекрасно оправдывал нежелание выходить из дому, и Тереска могла спокойно ждать…
В понедельник, вернувшись из школы, она нашла поздравительную открытку.
Две фразы, начертанные Богусем, пролили бальзам на тяжко страдающую душу. Тереска вдруг почувствовала, что до сих пор жила в страшном напряжении, сжав зубы, силой удерживая нервную дрожь, которая то и дело возникала где-то внутри. Облегчение, испытанное при виде именинной открытки, подействовало как успокоительное лекарство.
Значит, все-таки! Значит, он не пришел не потому, что не захотел, а потому, что сидит в своем Вроцлаве и не может приехать! И он сам об этом жалел, ведь если бы не жалел, то не написал бы так, его к этому никто не принуждал! Открытку он послал еще в среду. Он во Вроцлаве, он хотел приехать, но не мог, и он помнит ее.
Мысль о том, что и она сможет когда-нибудь ему написать, что пошлет ему летние фотографии, что сможет написать на конверте его имя, стала для нее меланхолическим утешением. Правда, Богусь не написал обратного адреса, но ничего страшного, ведь он обязательно напишет снова. И даст адрес. А может, приедет ко Дню Всех Святых.
Во всяком случае, когда-нибудь да приедет…
* * *
Погода установилась замечательная, золотистая, словно это был не ноябрь, а август. Тереска возвращалась домой, топча последние опавшие листья. Она чувствовала досаду и усталость.
«Ненавижу этих сопляков, — думала она. — Ненавижу уроки. Почему я должна так мучиться? Ненавижу все на свете!»
Богусь на Всех Святых не приехал, до сих пор не написал, и от него не было ни слуху ни духу. Кристина расцветала от счастья, а то, что почти каждый день ее ждал после школы жених, сыпало соль на раны Терески. Ее тоже мог бы кто-нибудь ждать… Нет, не кто-то, а только Богусь! Януш встречал бы ее даже трижды в день, если бы она ему позволила. Этот идиот, кузен Казик, наверняка тоже… Ирония судьбы.
Самым скверным во всем этом было сознание собственного бессилия. Она ничего не могла сделать, ничего не могла разузнать, ни на что не могла повлиять. Тереска ненавидела бессилие. В конце концов, если бы она очень постаралась, она могла бы достать его адрес через общих друзей, каких-нибудь знакомых, даже через родственников! Но ведь не могла же она написать ему письмо, раз он сам не дал ей адреса. Нельзя навязываться так открыто, есть же у нее хоть капля самолюбия…
В нескольких метрах впереди Тереска вдруг заметила свою дальнюю родственницу, Басю, которую не видела очень давно. Бася переходила улицу. Маленькая худенькая брюнетка, очень живая и энергичная, она с усилием толкала перед собой глубокую детскую коляску, и Тереска очень удивилась. Ребенку Баси было уже три года, в такой коляске он не поместился бы, неужели у нее еще один малыш? В семье про это ничего не говорили!
Она догнала Басю в тот момент, когда та остановилась перед ступеньками, которые вели вниз, на Дольную улицу. Бася с сомнением глядела на эти ступеньки и проезжую часть, словно не знала, что делать дальше.
— Как дела? — оживленно спросила Тереска. — У тебя что, еще маленький?
Она заглянула в коляску и раскрыла рот. Внутри лежало нечто, прикрытое одеяльцем, из-под которого торчали черные тряпки. На миг Тереске показалось, что Бася везет трупик младенца, и у нее перехватило горло.
— Тебя просто Бог послал! — воскликнула Бася, явно чем-то взволнованная. — Как у тебя дела? Господи, помоги мне, умоляю, съехать как-нибудь с этих ступенек! А, чтоб все это черти побрали!
— А что это? — спросила перепуганная Тереска, пытаясь немного прийти в себя. — Ребенок?!
— Какой там ребенок! Что же, по-твоему, я стала бы накрывать ребенка масляной ветошью?! У тебя с головой не все в порядке. Песок это.
— Что?
— Песок.
— Какой песок? Почему…
— Ты не знаешь, что такое песок? Обыкновенный песок, со стройки. Потому-то я и прикрыла его. Тяжелый, как сто чертей и одна ведьма. Помоги мне съехать вниз хотя бы с этого ската. Нет, я просто лопну от злости!
Тереска решила, что не понимает слишком уж многого, поэтому от вопросов пока что отказалась и начала действовать.
— Так не туда же, зачем нам эти ступеньки! Мы вместе с коляской упадем, только и всего! Туда, на проезжую часть!
Бася посмотрела на ступеньки, подтянула к себе коляску, передние колеса которой уже стояли на ступеньке, и толкнула ее к дороге.
— Мы ремонт делаем, — сказала Бася. — Стенку переносим, переделываем кухню и ванную. Нам все удалось купить, за исключением песка. Песок надо красть. Раньше я брала со стройки там, внизу, недалеко от нас, но там уже весь израсходовали и теперь мне приходится воровать тут, за Пулавской.
Тереска молчала, потому что лишилась дара речи. В глазах у Баси светилась дикая ярость.
— Я делаю вид, что играю в песочек с Юречком, и сразу высыпаю песок в помойные ведра, они тут, в коляске. Ничего другого у меня нет. Юречка я потом оставляю у одной знакомой бабы. А рабочие там уже вовсю раскрутились и погоняют меня, дескать, скорей-скорей, потому что им песка все время не хватает. Говорю тебе, ад кромешный!
Совместными усилиями они свернули и поставили коляску на проезжую часть поближе к тротуару. Придерживая ее, стали осторожно спускаться вниз.
— Но ведь какая страшная тяжесть! — заметила Тереска. — Наверное, тут не меньше ста кило!
— Как минимум, — мрачно поддакнула Бася. — То есть, если точно, то пятьдесят. Я сама взвешивала.
— И что, ты каждый день так ходишь?
— Два-три раза оборачиваюсь.
Тереска придержала ногой завилявшее колесо.
— Ну ладно, — сказала она неуверенно, — а что твой муж?
— Мой муж! — рявкнула Бася в ярости. — Мой муж — мерзкая подлая свинья!!
Слезы бешенства навернулись ей на глаза, она резко рванула коляску, колесо натолкнулось на выбоину. Бася в ярости изо всех сил пнула коляску. Тяжело нагруженная коляска вырвалась у нее из рук и весело заскакала вниз.
— Осторожно! — крикнула Тереска. — Господи, помилуй!!!
Коляска летела по проезжей части, удивительно быстро набирая скорость.
— Лови ее! — дико завопила Бася.
Не глядя на встречные машины, Тереска метнулась за коляской. У нее еще хватило ума перебежать на противоположную сторону, на тротуар. Коляска оказалась неожиданно хорошо сбалансированной. Прекрасно сохраняя равновесие, она мчалась вниз, словно за ней гнались черти. Едущие сверху машины при виде необыкновенного транспортного средства на самой середине дороги тормозили с натужным скрежетом. Бася, которая не смогла сразу перебежать через дорогу, осталась метрах в двадцати позади.
Снизу по той же стороне улицы шла Шпулька. Она как раз очень удачно купила у огородника корнишоны и тыквы, за которыми ее послали, и возвращалась, сгибаясь под тяжестью покупок. Еще издалека она увидела Тереску в обществе ее родственницы, которые спускались вниз с детской коляской. Родственницу эту Шпулька знала, знала, что у нее есть ребенок, но возраста ребенка не помнила, поэтому коляска ее не удивила. Она страшно обрадовалась, подумав, что Тереска поможет ей тащить эти страшные тяжести, ибо тыква была такой громадной, что не поместилась в сумку. Ее пришлось нести в объятьях, а для корнишонов и прочей зелени очень пригодилась бы третья рука. Шпулька на миг остановилась, чтобы переложить груз поудобнее: ей все казалось, что она вот-вот что-нибудь потеряет. Когда она снова посмотрела наверх, ее глазам предстало ужасающее зрелище.
По самой середине дороги вниз неслась одинокая детская коляска, стремительно набирая скорость. Следом мчалась растрепанная Тереска, а за ней, на приличном расстоянии, Бася. Обе издавали дикие вопли. Немногие прохожие останавливались и тоже кричали, размахивая руками. Шпулька застыла на месте.
Тереска заметила ее в тот момент, когда коляска проезжала рядом.
— Лови ее, ради Бога! — завопила Тереска. — Держи ее! Шевелись!!
«Ребенок! — пронеслось в мыслях у Шпульки. — Господи Иисусе, там же ребенок, он погибнет!!»
Выпустив из рук сумки, тыкву и все на свете, Шпулька метнулась вниз. Зрелище становилось все более красочным. Коляска по непонятным причинам, вместо того чтобы поехать прямо и натолкнуться на тротуар, на повороте свернула и оказалась на левой стороне дороги. Автомобили, которые ехали вверх по улице, тормозили, визжа шинами, и замирали в самых диких положениях. Один из водителей не успел затормозить перед разогнавшейся коляской и слегка толкнул ее. Этого хватило, чтобы коляска резко развернулась влево и с металлическим грохотом налетела на фонарь. Из кучи останков выскочило одно колесо, которое, слегка подскакивая, помчалось дальше.
Шпулька первой оказалась возле побоища, и ей стало плохо. Колени у нее подогнулись, в глазах потемнело, и она прислонилась лбом к фонарю, не в силах посмотреть на результаты страшной катастрофы. Только что улица казалась ей пустынной, но в Варшаве нет настолько пустынных улиц, чтобы при несчастном случае на ней не собралась тут же толпа людей или, по крайней мере, горстка. Из машин повыскакивали водители и пассажиры. Шофер, который толкнул коляску, затормозил чуть дальше, и теперь отбивался изо всех сил, чтобы его не линчевали. Судя по крикам, которые доносились оттуда, было ясно, что живым водитель не уйдет.
Тереска подбежала к Шпульке.
— Господи Иисусе! — выдохнула она тяжело, — теперь коляске каюк!
— И это мать?! — ревел кто-то сзади. — Это не мать, а ехидна! Это она виновата!
— Ой, святые угодники!! — пронзительно голосил кто-то сзади. — Ребеночка задавили!!!
— Где она?!
Другие вопли, все более яростные, ясно указывали на растущую враждебность толпы. Тереска, не знавшая за собой никакой вины, не обращала на это внимания. Она увидела, в каком состоянии Шпулька, и сразу поняла, в чем дело.
— Успокойся, глупенькая! — закричала она поспешно, пытаясь оторвать Шпульку от фонарного столба. — Не было там никакого ребеночка! Там песок!
Шпулька подняла голову и посмотрела на Тереску безумным взором.
— Что?.. Как?..
— Песок! И помойные ведра! Прекрати оплакивать помойные ведра! Опомнись! Рассуждай логически!
Последнее требование отражало все мыслительные процессы, которые Шпулька должна была пройти. Оно означало, что Шпульке надлежало внимательно присмотреться, заметить помятые помойные ведра, рассыпанный песок и разбросанные черные тряпки и сделать логический вывод, что, во-первых, ребенка с чем-нибудь таким в одной коляске не возят, во-вторых, для ребенка попросту не осталось бы места. И понять, что никакого ребеночка тут нет.
Собравшаяся вокруг толпа категорически отказывалась логически мыслить, поскольку возбуждение в ней только нарастало. Выкрики становились все более кровожадными, причем агрессия была направлена на Тереску. Все видели, как она с воплями мчалась за коляской, поэтому за преступно беспечную мать приняли именно ее. Возраст Терески только усиливал возмущение.
Снизу быстрым шагом подошел милиционер. Одновременно с ним через взбешенную толпу наконец прорвалась Бася. Она заметила представителя власти и с первого взгляда оценила ситуацию. Тут же она оторвала Тереску и Шпульку от фонаря.
— Деру! — приказала она шепотом. — Милиция тут! Песок!!
Тереска перестала объяснять Шпульке положение вещей. Слова Баси вдруг довели до ее сознания, что им грозит, если в дело вмешается милиционер и выяснится происхождение песка. Не задумываясь, она схватила Шпульку за руку, силой выволокла из толпы и увлекла за собой.
— Корнишоны!! — завопила Шпулька, вырываясь. — Я оставила корнишоны и тыкву!
— Где?!
— Там!
Автомобили, затормозившие где попало, все еще стояли, загораживая проезд следующим. На проезжей части царило нечто напоминающее о последнем дне Помпеи. Толпа накинулась на милиционера, пытаясь ему объяснить, что случилось, и требуя от него немедленного ареста преступной матери, гадины и мерзавки. Милиционер стал осторожно осматривать останки коляски; вокруг все замерли, затаив дыхание, не отрывая глаз от его рук.
Благодаря этому Шпулька, Тереска и Бася, никем не замеченные, перебрались на другую сторону улицы, пробежали несколько метров и, схватив брошенные Шпулькой сумки и лопнувшую тыкву, побежали в сторону рынка. На ступеньках за рынком они почувствовали себя в безопасности.
— Ну, полный порядок, — сказала Баська с мрачным удовлетворением. — Коляске хана, возить мне больше не в чем, а в руках носить не буду. Пусть Мачек делает что хочет!
Шпулька уже отдышалась и опомнилась, поэтому потребовала объяснений. Выслушав рассказ, она немедленно приняла сторону Баси.
— Разумеется, это был единственный выход. И очень хороший, — похвалила она. — Ведь не объяснишь же толпе, что вместо ребеночка вы катаете в коляске краденый песок. А эти люди не отстали бы, пока не услышали бы всю историю с подробностями! А еще и водители!
Тереска кивнула.
— Так что, собственно, с этим Мачеком? — спросила она. — Ты начала говорить, что он свинья, как раз в тот момент, когда коляска вырвалась из рук и покатила! И ты не сказала ни слова. Все из-за него.
— Естественно, что все из-за него, — согласилась Бася. — Либо я с ним помирюсь, либо не знаю что… Вам в какую сторону? Налево? И мне тоже, мне надо за Юречком идти. Говорю тебе, роднуля, ни в коем случае не стоит лезть в бутылку. От этого человеку только одни неприятности и тяготы жизни. Я с ним поссорилась, он на меня обиделся, ну ладно, может быть, напрасно я отвернула кран в подвале, когда чинили раковину, потому что всю арматуру из стен повырывало и штукатурка осыпалась, но это еще не повод, чтобы сразу устраивать мне скандал! И к тому же при людях!
— Так кто на кого, собственно говоря, обиделся, он на тебя или ты на него?
— Он на меня, разумеется. И только потому, что я швырнула в него куском этого крана и сказала, что он полный ноль. Из-за такой ерунды так на меня накинуться! Ну может быть, я ему еще пару слов сказала, а он мне на это: дескать, если у тебя лучше получается, то сама и крутись… В конце концов, могу с ним и помириться, потому что сейчас это ему придется за песком побегать. Зря я столько мучилась целых два дня!
— А ты не хотела извиниться?
— Еще и извиняться перед ним! Я вообще с ним не желала разговаривать! Ох, и намучилась же я… и все насмарку… А он так ждал, когда я не выдержу и сама приду! Даже огорчался, что у меня все получалось… Теперь и я сама себе удивляюсь. Нет, лапушка, помни, что неведомо зачем лезть в бутылку — глупо!
По Дольной выезжали машины, которые выпутались из транспортной пробки возле остатков коляски. Три юные особы остановились на миг и посмотрели вглубь улицы. *
— Ни за какие коврижки больше на этой улице не покажусь, — решительно сказала Шпулька. — Еще, не дай Бог, кто-нибудь во мне опознает подругу преступницы!
— До чего же глупые люди, — буркнула недовольно Тереска. — У меня было такое впечатление, что они хотели меня сразу разорвать на кусочки. Никто сперва не посмотрел, что лежит в той коляске.
— Так ведь никому бы не пришло в голову, что с такими воплями ты будешь догонять помойные ведра
— Ведер у меня теперь тоже нет, печально сказала Бася. — Разъяренная толпа — это страшная штука. Стихия. Ну ладно, я пошла за ребенком. Передай от меня привет родителям. И бабуле. И вообще всем, кто тебе подвернется под руку…
— Она иногда говорит страшно умные вещи, — сказала Шпулька, глядя вслед удаляющейся Басе. — Она мне нравится. Ты поможешь мне немножко с этим грузом?
— В последнее время я ничего другого не делаю, как только кому-нибудь помогаю с разными грузами, — ехидно заметила Тереска. — Басе несколько минут назад я тоже помогала. У коляски оказался необыкновенно легкий ход, интересно, что придумает твоя тыква.