Назавтра решение было готово. Оно занимало всего пару страниц машинописного текста, которое старик представил сыну на подпись. Это была доверенность — документ, в котором Карло поручал отцу заняться делами банка и всем принадлежащим банку имуществом.
— Ты подпишешь эту бумагу, — невозмутимо объяснил отец, — а я постараюсь все уладить. Вновь лично займусь банком и сделаю все так, как ты хочешь: продам недвижимость, приведу в порядок счета — постараюсь ликвидировать дело с возможно меньшими потерями…
В первую минуту сына охватило чувство недоверия. Он бросил на старика растерянный взгляд.
— Не предавай меня, отец. Неужели и ты будешь с ними заодно?
— Зачем мне это нужно? — Старик весело и, как показалось сыну, искренне расхохотался. — Ты сейчас слишком взволнован, чтобы вести деловые переговоры. Тут нужно хладнокровие. Предоставь все мне.
Сын кивнул и поставил под доверенностью свою подпись.
— Ну вот, — проговорил с удовлетворением отец, — теперь я все улажу. А ты должен хорошенько отдохнуть. Тебе надо немножко расслабиться, считай, что ты в отпуске. Поезжай на Семио. Ты совсем не бываешь на нашем чудесном островке. Раз ты здесь, воспользуйся случаем.
Остров
Чудом избежав смерти после нападения на виллу Берта, Каттани прямиком направился на Центральный вокзал и вскочил в первый отправляющийся поезд. Он решил вновь укрыться в монастыре.
Аббат никогда не видел его в таком ужасном душевном состоянии. Коррадо был растерян, зол на весь мир, но больше на самого себя.
— Какой же я был непроходимый идиот! — твердил он, растравляя себе душу, — это я привел убийц к ним в дом!
Несмотря на старания аббата утешить его, эта мысль не покидала Каттани. Потеря еще одного друга ввергла комиссара в горе и тоску, лишила всякой энергии. Длинная чреда трупов, усеявших его жизненный путь, — слишком дорогая цена за упорство, с которым он боролся против преступности. Да, цена непомерно высока, ибо результатов никаких. Противник менял лицо, обновлял свои ряды и казался по-прежнему непобедимым.
Что он мог сделать в одиночку? Был излишне самонадеян, вот в чем его грех, теперь за это расплачивался жестокими муками совести.
Несколько дней Каттани провел в размышлениях о прошлом, спрашивая себя, есть ли у него будущее. В его раздумья часто вторгались мысли о Джулии. Он даже не успел с ней попрощаться, сообщить о своем отъезде. Кто знает, как она это восприняла, и что сейчас о нем думает. Он вспоминал ее сияющее личико, когда закрывал глаза, даже ощущал аромат гладивших его по лицу рук.
Может, еще есть в его жизни место если не для счастья, то хотя бы для спокойного, ничем не омраченного существования, к которому должен стремиться каждый здравомыслящий человек. Да, вместе с Джулией, наверное, было бы возможно начать новую жизнь.
Каттани опять покинул тихую монастырскую обитель и вернулся к людям, живущим в мирском шуме и суете. С первого же попавшегося на глаза телефонного автомата Коррадо позвонил Джулии.
Она была вне себя от возмущения. Как он мог бросить ее без объяснений, даже не попрощавшись? Разве она заслужила, чтобы с нею так поступали? Она приготовилась многое высказать, как только представится случай. Но теперь, услышав в трубке его голос, так обрадовалась, что раздражение сразу выдохлось.
Когда раздался телефонный звонок, она сидела перед экраном телевизора. Протянула руку и взяла трубку. И едва услышала голос Коррадо, вскочила на ноги, будто ее ударило током.
— Где ты находишься?
Вместо ответа он категорическим и несколько таинственным тоном приказал:
— Немедленно приезжай. Жду тебя на автостраде, на станции обслуживания у выезда на шоссе, ведущее к Болонье.
— Да что случилось? Ты здоров?
— Приезжай немедленно, — повторил он и повесил трубку.
Джулия взглянула на часы: одиннадцать вечера. Она быстро накинула жакет, схватила сумочку и сбежала по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
У съезда с автострады, немного не доезжая до кассы, где платят за выезд на шоссе, она увидела станцию автообслуживания и медленно свернула. На площадке почти не было машин. Бензоколонки, окутанные легким туманом, напоминали призрачные человеческие фигуры. Она проехала еще немного вперед, напряженно глядя перед собой, и остановилась. Несколько замерзших автомобилистов укрылись в баре. Заправщики колонок попрятались в застекленные кабины.
В глубине коридора, ведущего к туалетам, Джулия различила чью-то тень. Человек помахал ей рукой, потом выскочил на площадку перед станцией и, прижимаясь к стене, скользнул в машину. Прежде чем поздороваться с Джулией, Каттани оглянулся вокруг, проверяя, не следит ли кто за ней.
Наконец Коррадо немного расслабился. Он обнял ее за плечи и прижал к груди.
— Я люблю тебя, Джулия, — нежно произнес он. — Я не могу без тебя.
— Дорогой мой!
Она была счастлива услышать от него эта слова.
— Мне без тебя было ужасно грустно. — Она не переставая осыпала поцелуями его щеки, глаза, лоб. — Я тоже тебя люблю, — прошептала она, — очень, очень люблю.
На лбу Коррадо была вертикальная морщинка, идущая к переносице — легкая бороздка, оставленная временем и заботами.
— Этого я не желаю больше видеть, надо ее стереть, — сказала Джулия и принялась кончиками пальцев разглаживать морщинку. — Я не хочу больше видеть тебя напряженным. Тебе необходимо пожить спокойно. — И, найдя для него волшебное лекарство, радостно воскликнула: — Ну конечно же! Я знаю, что тебе надо: мы поедем в сказочное место, где ты, наконец, сможешь отдохнуть душой.
Она решила уехать с Коррадо на Семио, маленький островок близ Сицилии, которым уже два поколения владело семейство Антинари. На тот затерянный в море клочок земли, куда банкир отправил отдохнуть и своего сына.
Вновь попав на Семио, Карло с головой окунулся в прошлое, в приятные воспоминания. В детстве он проводил здесь каникулы, с этим островком были связаны самые счастливые минуты его жизни.
При взгляде на большую виллу, высящуюся на вершине горы и господствующую над островом, у него сжалось сердце. Всюду царило печальное запустение. Там, где мальчишкой он гонял мяч, земля была покрыта ямами и промоинами, все густо заросло колючим кустарником.
В доме он осмотрел все комнаты и в одной из них нашел знакомые до боли вещи. Пожелтевшие детские книжки и журналы, лошадь-качалку с проломленной головой, деревянный самолет, который он сам когда-то смастерил.
Взяв хрупкий аэропланчик с треснувшими крыльями, Карло вышел за окрашенные белой краской ворота виллы. С высохшего рожкового дерева поднялась и улетела стайка воробьев, наполнив воздух протестующим пронзительным щебетом. Банкир хмуро поглядел им вслед. Он был похож на человека, который один-единственный уцелел после бомбежки и бродит в растерянности среди развалин. Солнце палило неимоверно, яркие отблески играли на глади моря, слепя глаза.
Карло не мог взять в толк, зачем отцу понадобилось отправлять его на этот остров. Может, старик хотел избежать встречи сына с теми, с кем он поведет переговоры. Карло вряд ли одобрил бы некоторые знакомства отца.
В самом деле, старик пригласил на обед человека, встреча с которым отбила бы у сына аппетит. Это был адвокат Терразини. Старый лис вновь всплыл на поверхность после непродолжительных судебных неприятностей.
Вскоре Терразини перевел разговор… на остров Семио.
— Я хотел спросить у вас, — сказал он старику, — не согласились бы вы продать мне кусочек вашего прелестного островка?
— Нет, это невозможно, — ответил старый банкир, — не просите меня об этом, Семио — словно герб нашей семьи, его нельзя трогать. А, понимаю! Вы, наверное, хотите построить там один из этих ужасных кемпингов? — Старик еще раз отрицательно покачал седой гривой. — Мне очень жаль, но я вынужден ответить вам «нет».
— Нет так нет, — примирительно сказал третий персонаж, сидевший с ними за столом — высокий церемонный толстяк. — Во всяком случае, это была счастливая возможность вас познакомить. — Он жадно отправил в рот кусок омара: — О делах мы еще поговорим, всему свое время.
— Совершенно правильно, — отозвался старик, обращаясь к толстяку. — Вы, господин бухгалтер Биацци, попросили меня принять адвоката Терразини, и я, не колеблясь ни минуты, согласился; вы всегда знакомили меня со стоящими людьми. — Старик повернулся к Терразини и, указывая на четвертого человека, обедавшего вместе с ними, сказал: — Нас тоже познакомил Биацци.
Четвертого звали Тано Каридди. Лощеный молодой человек, одетый чрезвычайно тщательно. Для сицилийца слишком высокий. Черные, как вороново крыло, вьющиеся волосы, а в глазах сверкает недобрый огонек. Их взгляд — жесткий и невероятно пристальный, словно он хотел пробуравить насквозь все, на чем ни остановится. Выражение лица говорило, что мир — это игрушка, созданная для его личного удовольствия. Услышав, что речь зашла о нем, он изобразил на бесстрастном лице некое подобие улыбки.
Старик положил свою руку с крючковатыми пальцами на плечо красавчика и пояснил:
— Сказать по правде, поначалу он произвел на меня не очень приятное впечатление. Но Биацци настаивал, говорил, что ручается за него. И теперь я не имею никаких возражений. Тано стал для меня просто незаменим.
— Вы преувеличиваете, — отозвался Тано.
Когда Биацци и Терразини собрались уходить, последний вернулся к прежнему разговору.
— Дорогой Антинари, — сказал он таким тоном, будто на что-то намекал, — если вы вдруг передумаете насчет острова, дайте мне об этом, пожалуйста, знать.
В его улыбке было какое-то особое магнетическое обаяние, каким обладают лишь на редкость фальшивые люди.
Старик был несколько ошарашен. Когда гости ушли, он посмотрел на Тано и спросил:
— Как, по-твоему, что было надо этому Терразини?
— Остров Семио: он же вам об этом сказал,
— Не-ет… — проговорил старик, слегка откинув свою большую голову. — Семио — это только предлог. Хотелось бы знать, что ему надо на самом деле.
Тано закурил, чиркнув золотой зажигалкой.
— Видите ли, — сказал он, — у адвоката Терразини были разные неприятности, и теперь он пытается вновь вылезти наверх. Ему необходимо опять включиться в деловую жизнь. А вложить капитал в ваш банк — для него замечательная возможность.
— Капиталы мафии в моем банке?
— Терразини нуждается в системе банков именно таких, как наш, с филиалами в других странах.
Старик задумчиво поскреб затылок.
— Капиталы мафии, — повторил он вполголоса. — Может быть, это счастливый шанс спасти банк — плод трудов трех поколений?
Напомнить ему о необходимости срочных решений примчался из Милана Дино Алесси.
— Этому банку, — мрачно сказал генеральный директор, — я отдал всю жизнь. Если ты и твой сын решили дать ему погибнуть, я этого не допущу.
Старик возразил, что не к чему так драматизировать положение.
— Мы поправим дело, — сказал он, подняв руку, — не спеша, спокойно отладим. Для начала, Карло дал мне доверенность. Я могу перевести ее на твое имя. Но сперва ты должен со всей откровенностью мне сказать, возможно ли спасти банк, не прибегая к операции, против которой возражает мой сын.
— Абсолютно невозможно.
— А если сын будет продолжать упорствовать?
— Эти люди не шутят, — с раздражением сказал Алесси. — Ты ведь знаешь правила игры. Мог бы хорошенько вбить их в башку своему сыночку.
— Да, да, конечно. Я с тобой вполне согласен, — поспешил успокоить его старик. — Карло человек неделовой, мы это прекрасно знаем. — Он ходил взад-вперед медленными шагами, заложив руки за спину. Вдруг остановился, приняв решение. — Я дам тебе доверенность, и ты подпишешь все что надо — вместо него. Ему мы ничего не скажем. Потом я сам поговорю с Карло.
Он поглядел на Алесси долгим взглядом, пытаясь прочесть, что у того на уме.
— Ну, этого достаточно?
— Не знаю. Твой сын потерял голову и способен наделать глупостей. Не уверен, что он сумеет держать язык за зубами.
Банкир нахмурился.
— Неужели дело зашло так далеко?
— Да, вот именно. Каково твое решение, ты предоставишь мне все полномочия?
Старик утвердительно кивнул головой. Он достал из ящика стола доверенность и передал ее Алесси.
— Хорошо, — сказал тот, — пожалуй, мы устранили препятствия, все согласовали.
— Кроме одного.
Алесси был на полпути к двери. Он приостановился и вопросительно посмотрел на банкира.
— Ну, я слушаю. Что ты имеешь в виду?
Старик выглядел усталым и взволнованным, в нем почти не осталось прежнего пыла.
— Дино, не забывай, что это мой сын!
С некоторым раздражением в голосе Алесси пробормотал:
— Хорошо, хорошо. — Быстро открыл дверь и ушел.
Не прошло двух-трех дней, как на остров Семио приплыли Джулия и Коррадо.
Они были уверены, что в доме нет ни души, и страшно удивились, увидев распахнутые двери и окна.
Кто мог находиться в доме?
— Эй! — крикнула девушка. — Есть кто-нибудь?
Ее голос прокатился по пустым комнатам, вызвав громкое эхо… Потом воцарилась мертвая тишина.
— Странно…
— Посмотри-ка внутри дома, а я проверю вокруг, — велел ей Каттани.
Джулия вошла в дом. Большая гостиная, застекленная стена которой выходила на море, была пуста.
Она подошла к двери в спальню. Заглянула внутрь и обмерла.
С потолочной балки свисала толстая веревка, на которой болталось тело ее отца. Лицо банкира было раздутое, лилового цвета. Под ногами валялся опрокинутый стул.
Джулию начала бить дрожь. Она обеими руками зажала рот, чтобы удержать готовый вырваться крик ужаса. С побелевшим лицом отступила на несколько шагов назад и как могла громко позвала:
— Коррадо, Коррадо!
Он прибежал, обнял Джулию, спрятал ее лицо у себя на груди. Когда к девушке вернулась способность говорить, она произнесла с истерическими нотками в голосе:
— Как я могла позволить ему уехать! Нельзя было его отпускать.
Каттани увел Джулию подальше от комнаты, где под потолком висел труп ее отца. А сам вернулся выяснить, как Антииари лишил себя жизни.
Действительно ли он покончил с собой? Каттани прикинул на глаз, какова высота балки, к которой привязана веревка. Она находилась на расстоянии, по крайней мере, трех метров от пола. Возникал вопрос, как банкиру удалось привязать веревку так высоко. Даже встав на стул, он бы не дотянулся. Нельзя предполагать и то, что он воспользовался лестницей или чем-нибудь еще — вокруг, кроме стула, ничего не было.
Странно. Странно, потому что в конце концов самоубийство казалось вероятным, раз одна попытка уже была.
Мог ведь вновь случиться приступ депрессии.
— Надо немедленно сообщить дедушке, — сквозь слезы проговорила Джулия.
Дед провел ночь, не сомкнув глаз, и у него ужасно болела голова. На рассвете он вызвал Тано и велел ему срочно пригласить Терразини.
Адвокат был несколько удивлен поспешностью, с которой его пригласили прийти.
— Что случилось? Уж не надумали ли вы продать Семио? — спросил он со своей хитрой улыбочкой.
— Нет, — ответил старик. — Речь идет о другом. — Он прищурил светлые глаза и сделался в высшей степени серьезен. — Мне необходима ваша помощь. Я хотел предложить вам одно дело.
Как раз в эту минуту зазвонил телефон. Подошел Тано и, коротко поговорив, повесил трубку. Потом приблизился к старику и голосом, не выдававшим ни малейшего волнения, объявил:
— Произошло несчастье… На острове Семио…
— Что-нибудь с сыном? — в тревоге воскликнул старик.
— Да, — продолжал Тано, — он покончил с собой.
На похороны прибыл из Милана Алесси. Вместе с ним приехала Анна. Совершенно без сил, с опухшими глазами и дрожащими руками. Она привезла с собой партитуру одной из опер Моцарта и потребовала, чтобы ее опустили в могилу вместе с гробом мужа.
— Это было его любимое произведение, — сказала вдова.
Местный врач, задыхаясь от своей полноты, осмотрел тело Карло. Потом спокойно сел, нацепил очки, взял чистый лист бумаги и мелким, аккуратным почерком написал, что смерть наступила «вследствие самоубийства».