На следующий день Гисукэ Канэзаки снова сел в поезд на сей раз Осакского направления. Жене он рассказал о делах лишь в общих чертах, упомянул, что слухи оправдались, и строго-настрого наказал никому ничего не говорить. Даже если к ней зайдёт Гэнзо Дои и будет спрашивать, где директор, придумать что-нибудь, но ни в коем случае не ставить его в известность о том, что происходит. В последнее время он перестал доверять Гэнзо, поняв, что с ним надо держать ухо востро.
Итак, Гисукэ Канэзаки решил сделать ставку на Мицухико Сугимото. До Кобе поезд идёт пять часов. За это время необходимо обдумать, как вести себя со стариком.
Вчера ночью в поезде Гисукэ пришла мысль выдвинуть кандидатуру Сугимото на пост мэра. Дело в том, что Мияяма многим обязан Сугимото. В свою бытность директором Сугимото опекал начинающего политического деятеля и, помимо всего прочего, оказывал ему финансовую поддержку. Если не он, Мияяма никогда не занял бы такого прочного, как сейчас, положения в политических кругах Мизуо, не стал бы одним из главных заправил в этом городе.
Если выдвинуть на пост мэра кандидатуру Сугимото, Мияяма не посмеет возражать. Мияяма всем обязан Сугимото, в Мизуо это факт общеизвестный. Скажи он хоть слово против — общественность на него ополчится, и он сразу же прослывёт безнравственным наглецом, лишённым совести, чувства долга и благодарности, лезущим на рожон ради осуществления своих честолюбивых замыслов. А это Мияяме невыгодно. Он может потерять голоса. Граждане Мизуо в массе своей добропорядочные, не лишённые сентиментальности обыватели, ещё не переставшие верить в законы дружбы и в теплоту человеческих отношений. Мияяма должен это понимать — он сообразительный. Ему ничего не останется, как только снять свою кандидатуру.
И вообще против Мицухико Сугимото никто в городе возражать не станет. Ведь в Мизуо нет ни одного преуспевающего человека, который в своё время не получил бы хоть какой-нибудь помощи от Сугимото. Пусть сейчас он отошёл от дел, его влияние в секторе частных железных дорог всё равно очень велико. Кроме того, ему принадлежит немало примыкающих предприятий: пакгаузы, портовые склады, универмаги, земельные компании. Кандидатуру Сугимото безусловно, поддержат все граждане Мизуо: им будет лестно иметь мэром такого известного и уважаемого деятеля.
Гисукэ, когда вчера ночью ему пришла эта мысль, чуть не пустился в пляс в пустом, замусоренном мандариновой кожурой вагоне. Если бы не тот старик на станции, издали так похожий на Сугимото, возможно, на него и не сошло бы такое озарение. Идея великолепная! Ничего лучше не придумаешь, чтобы натянуть нос Синдзиро Мияяме. Гисукэ уже представлял позеленевшее лицо своего давнишнего врага.
Весь вопрос заключался в том, как уговорить Мицухико Сугимото. Ему уже семьдесят. Не совсем ещё старый, но для начала политической карьеры возраст достаточно преклонный. Сугимото живёт в спокойном уединении, вдали от суеты, и — хоть он связан прочными узами с краем, — возможно, у него не возникнет желания стать мэром провинциального города. Он абсолютно свободен, богат, состоит в родстве с дзайбацу Осакско-Киотского региона; зачем ему лишние хлопоты? Может рассердиться и как следует отчитать за подобное предложение.
Гисукэ Канэзаки тоже был из тех, кого Сугимото не обошёл своими милостями. Гисукэ казалось, что старик ему симпатизирует. Правда, так считал каждый, кто относительно близко общался с Сугимото, ибо последний — как личность по-настоящему крупная — всегда был любезен и благожелателен. Но ведь человеку хочется верить, что его хоть немного выделяют среди прочих, и Гисукэ вспоминал, как старик хвалил его за прямой, открытый характер, за честность. Сугимото был не дурак выпить, высоко ценил сакэ "Дзюсэн", и Гисукэ всегда посылал ему к Новому году бочонок любимого, напитка.
Думая обо всём этом, Гисукэ то обретал, то терял надежду уговорить Сугимото. В конце концов он оценил свои шансы как пятьдесят на пятьдесят. Впрочем, уговоры вряд ли помогут. Надо просто попросить, вложив в просьбу всю душу. И сразу будет понятно — да или нет.
Поезд прибыл в Кобе около двух часов дня. Гисукэ, не мешкая, взял такси и отправился в Асия. Особняк Сугимото находился в верхней части городка. Гисукэ немного беспокоился, застанет ли хозяина дома, ведь ехал он без предварительной договорённости. Но вряд ли старик часто отлучается.
Лет пять-шесть назад, когда Гисукэ был здесь в последний раз, позади особняка живописно зеленела поросшая кудрявыми деревьями гора. Сейчас рощу вырубили, гора оголилась, и единственным, довольно сомнительным, украшением её были красные и зелёные крыши, возвышавшиеся над каменной кладкой оград.
— Я соорудил себе сад, рассчитывая, что зелёная гора послужит ему задним планом. Но разве можно в наше время что-нибудь загадывать? Гору использовали под строительство жилья, зелень изничтожили, весь вид мне испортили. Да и воздух теперь загрязнённый… Вот она, унылая действительность: зелёные горы пожухли, воды иссякли…
Эту тираду хозяин произнёс, как только они, после первых приветствий, устроились в гостиной, выходившей в сад.
Мицухико Сугимото, сложив на коленях руки, окинул свои владения задумчивым взглядом. Сутулостью, белоснежной головой, он, действительно, очень походил на того старика на станции.
— Ты молодец, — сказал он, переведя взгляд на Гисукэ. — Правильно живёшь, не даёшь себе расслабиться, всё время в действии… Я, как видишь, тоже ещё жив, пока не болею… Очень тебе благодарен за сакэ. Попиваю "Дзюсэн" помаленьку каждый вечер. Отличная штука! Ну а что слышно у вас в городе? Всё без перемен?
Из-под нависших морщинистых век на гостя глядели острые, как у маленькой птицы, глазки. "Постарел, — подумал Гисукэ, — но ещё вполне бодрый, сможет поработать".
Улучив удобный момент, Гисукэ заговорил. Рассказал, как бурно в последнее время развивается Мизуо, какие проблемы в связи с этим возникают и как трудно их порой решить. Гражданам очень хотелось бы, чтобы городом управлял кто-нибудь из крупных деятелей, пользующихся всеобщим уважением. Поэтому нижайшая к вам просьба: согласитесь выставить свою кандидатуру на пост мэра… Всё это Гисукэ изложил со свойственными ему горячностью и красноречием.
Мицухико Сугимото слушал, уронив седую голову, а когда Гисукэ кончил, поднял на него свои по-птичьи мелкие глазки.
— Благодарствуй… А Мияяма с этим согласен?
Сугимото, живя в уединении, вдали от всяческой суеты, тем не менее был прекрасно осведомлён обо всём, что про исходит в тех краях, где он некогда работал, и понимал, что реальная политическая власть в Мизуо принадлежит Синдзиро Мияяме.
Значит, сделаем так, продолжал старик. — Мияяму надо поставить в известность. Если он согласится, я подумаю над этим любезным предложением…
В общем, забрезжила надежда.
15
Итак, Мицухико Сугимото поставил свои условия: если Мияяма согласится, он подумает… Гисукэ понимал, что кроется за этим "подумает". Сугимото будет баллотироваться лишь в том случае, если провинциальный и городской комитеты, согласовав этот вопрос, выдвинут его кандидатуру на пост мэра. Старик, много сделавший для города Мизуо, и сам кое-чем обязан городу, так что, видно, считает своим долгом поработать в качестве мэра хотя бы один срок.
Что касается городского отделения партии, то инициатива должна исходить от Синдзиро Мияямы: он должен внести предложение о выдвижении кандидатуры Сугимото на пост мэра. Сугимото, прекрасно осведомлённый обо всём, что происходит в Мизуо, к счастью, ещё не знает, что Мияяма сам собирается баллотироваться.
Гисукэ заверил старика, что незамедлительно доложит обо всём Мияяме и тот, конечно, будет в восторге. Ему и в голову не приходило, что такой крупный деятель, как Сугимото-сан, согласится стать мэром какого-то провинциального городишки, иначе бы Мияяма сам приехал в Асия с таким предложением. О горожанах и говорить нечего — для них это будет просто подарком. Провинциальный комитет "Кэнъю" сочтёт, что лучшей кандидатуры днём с огнём не сыщешь, а оппозиционная партия вместе со своим кандидатом просто-напросто скиснет…
Гисукэ выложился до конца. Его щёки пылали, голос вибрировал на высоких нотах, из глаз, казалось, вот-вот брызнут слёзы умиления.
Хозяин пригласил Гисукэ отужинать. Из дома Сугимото, находившегося в самой высокой части Асия, открывался изумительный вид на Кобе. Гисукэ казалось, что огни расположенного внизу города никогда ещё не сияли столь волшебно, как в этот вечер.
После ужина Гисукэ, пообещав позвонить, как только определится позиция городского отделения, откланялся и поспешил на ночной поезд. Заночевать в Кобе он не то что не хотел, а просто был не в состоянии: всё его существо требовало незамедлительного действия.
Домой он вернулся ранним утром. Дверь открыла не прислуга, а жена. В ночном кимоно, с несвежим, лоснящимся после сна лицом.
— Так скоро вернулся? — Ясуко ждала его поздно вечером или утром следующего дня.
— Здешние дела торопят.
— Я сейчас согрею ванну, — сказала она, видя, как он устал.
Наполнив водой ванну, Ясуко на кухне занялась завтраком.
А Гисукэ, завалившись в постель, ждал, когда всё будет готово. Дело вроде бы идёт на лад. При хорошем настроении даже усталость кажется приятной. Пожалуй, он сумеет оставить с носом Мияяму. Судя по всему, Сугимото с полным удовольствием примет неожиданное предложение, а сразу не дал согласия лишь потому, что не мог угадать намерений Мияямы. За ужином он говорил, что никак не ожидал, что на склоне лет ещё сможет поработать в милом его сердцу городе — Мизуо для него вторая родина. На здоровье, слава Богу, пока жалоб нет — занятие гольфом отлично укрепляет организм. Можно сказать, здоровье в последнее время даже улучшилось, так что один срок он может поработать на благо города. И вообще, долги следует отдавать, а долг благодарности — в первую очередь: ведь в своё время и руководители го рода, и горожане проявили о нём такую заботу… Короче говоря, и по всему сказанному и по тону беседы было понятно, что Сугимото фактически уже даёт согласие быть мэром. Он, конечно, и мысли не допускает, что Мияяма станет возражать. Правильно, Мияяма просто не посмеет сказать слово против Сугимото.
Гисукэ незаметно для себя задремал. Жена его разбудила — ванна и завтрак были готовы. Он решил сначала выкупаться.
Погрузившись по шею в ванну-коробку, Гисукэ окинул взглядом свою ещё недавно так ему нравившуюся кипарисовую баню. Клубы пара поднимались вверх, затуманивая и без того тусклую лампочку. Сквозь маленькое оконце пробивался бледный утренний свет. И всё равно в помещении было темно. Толстые столбы, подпиравшие потолок, давно потемнели от времени и копоти. Ни единого яркого пятна. До чего же уныло: Казалось, всё сделано специально для того, чтобы нагнать на человека тоску. Словно в средневековье попал…
Невольно вновь вспомнилась европейская ванна в квартире Кацуко… Сколько света, какие краски! Ванная комната и сама ванна должны быть именно такими. Мытьё, купание, да просто наслаждение водой занимают немалое место в жизни человека. Вот и надо, чтобы наслаждение было полным. Только тогда можно почувствовать, что тело по-настоящему освежилось и получило новый заряд бодрости. А если хорошо телу, то и душа ликует… Нет, нельзя отставать от века! Лежачая европейская ванна даёт ощущение современности. А современный образ жизни — это острота восприятия, энергичность… Между прочим, без этих качеств и в политике недалеко уйдёшь…
Да и в сугубо личном плане неплохо бы иметь такую же ванну, как у Кацуко. Ляжешь в неё и мысленно перенесёшься в Намицу — будто ниточка протянется между двумя далёкими домами, между двумя жизнями…
Искупавшись, Гисукэ сел за завтрак. Над лакированной деревянной пиалой, до краёв наполненной мисосирой[12], витал лёгкий ароматный парок. Рис и засолённая в барде, поджаренная на углях кета были необыкновенно аппетитными. Ловко орудуя хаси[13], отправляя в рот то одно кушанье, то другое, Гисукэ приговаривал: "Вкусно!"
— Знаешь, — сказал он жене, — вчера у Сугимото-сан на ужин подали блюда китайской кухни. Очень вкусно. Но завтрак японца должен быть именно таким, какой ты мне сейчас приготовила. Особенно когда человек голоден.
— А по какому случаю ты ездил к Сугимото-сан? — спросила сидевшая напротив Ясуко.
— Понимаешь, речь идёт о предстоящих выборах мэра. Очевидно, будем его просить выдвинуть свою кандидатуру. Только имей в виду, это пока что надо держать в строжайшей тайне.
Жена была первым человеком, кому Гисукэ открылся. И лишь потому, что у него появилась надежда на успех.
— А разве Хамада больше не будет мэром?
— Хамада уйдёт в отставку. Мияяма интригует вовсю, поскольку сам зарится на пост мэра. Вот я и поехал к Сугимото, чтобы уговорить его баллотироваться. Вроде бы появилась такая надежда.
— И до каких пор ты будешь перечить Мияяме? Смотри, надоест ему это, он на тебя совсем разозлится. Навредит ещё как-нибудь.
— Да плевал я на Мияяму! Всё равно мы с ним, как кошка с собакой. До самой смерти не примиримся. Ведь ещё не было случая, чтобы он не встал мне поперёк дороги. Но на этот раз я его умою! Ничего у него не выйдет, может подавиться своими честолюбивыми планами!.. Кстати, ты никому не говорила, что я поехал в Кобе?
— Нет, конечно. Ты же велел молчать.
— Когда придёт время, я сам всех оповещу. А Дои вчера не спрашивал, где я?
— Спрашивал. Зашёл к нам перед обедом, поинтересовался, где директор. Я сказала, что ты поехал на Кюсю — мол, с нашим родственником несчастье случилось. Он тут же ушёл и больше не появлялся.
— На Кюсю… Далековато получается.
— Мне и в голову не приходило, что ты так скоро вернёшься.
— Да ладно…
В конце концов, даже если поехать на Кюсю, можно успеть вернуться ночным поездом. Не станет же Дои глубоко копать. Хорошо, что жена назвала место, достаточно удалённое от Асия.
Отправив в рот небольшую порцию риса, Гисукэ сказал:
— Наша баня совсем обветшала, пора бы построить новую.
— Да, пожалуй… — на этот раз Ясуко не стала возражать.
— Если уж переоборудовать, то как следует. Мне давно хочется европейскую ванну. Узнай, есть ли такие в магазинах, и если есть — купи.
— Европейскую ванну? — Ясуко округлила глаза. — Это какая же — длинная такая и мелкая, да?
— Ну да, как в отелях.
— Ну уж нет! Ни в коем случае! — Ясуко затрясла головой.
— Но почему?
— Ты ещё спрашиваешь! Да что ж я девка какая-нибудь, чтобы разлёживаться нагишом?! Пусть европейцы так купаются!
— Что значит — разлёживаться нагишом? Кто же это станет заглядывать в ванную?
— Станет не станет, всё равно стыдно. В японском доме и ванна должна быть в японском стиле. А в этой, в длинной-то, и не искупаешься как следует, только и будешь думать, как бы поскорее вылезти.
Гисукэ с большим трудом удалось сломить сопротивление жены. В быту диктатором была она, и муж крайне редко ей перечил.
Настояв на своём, Гисукэ решил учесть японские привычки жены и приобрести ванну лежачую, но достаточно глубокую. В последнее время чаще всего выпускали ванны широкие и не очень длинные. В таких лежать можно, только согнув колени. А Гисукэ мечтал о длинной, где ничто не мешало вытянуться во весь рост. Следовательно, длина должна быть не менее ста семидесяти сантиметров, а глубина — чтобы погрузиться по шею — сантиметров семьдесят, наверное. Ширина его не волновала.
Однако в продаже нужной ему ванны не оказалось. Среди полистироловых ванн были достаточно глубокие, но недостаточно длинные. А ванны, сделанные точно по европейским образцам, соответствовали желаемой длине, но дно имели неглубокое.
Гисукэ сам отправился к хозяину магазина сантехники, чтобы выяснить, бывают ли в продаже ванны нужных ему размеров.
— В магазине таких ванн нет, — ответил ему хозяин. — Попробуем уточнить в главной конторе, может быть, там найдётся. Наверное, сейчас уже выпускают глубокие, более привычные для японцев ванны. А как быть, если такой, как вы хотите, не окажется?