- Завтра, Йохам, я встречусь с человеком, который приехал в город. Я хочу понять, кто он и чего от него ждать. Я не очень люблю нежданных гостей, которые задают много вопросов. Тем более, что мы с ним в некотором роде приятели.
- Когда ты придешь?
- Завтра вечером. Мы сделаем так, что Конклав затянется на несколько дней.
- Конклав?
- Ну, я пошутил, Йохам. – человек улыбнулся. – Как еще назвать то, чего еще ни разу в этом мире не было? Назовем это Конклавом – все-таки слово близко Риму. Пусть им будет приятно. Разве все это возможно было бы без их участия? В Риме много людей, мыслящих по-другому, чем им предписано верой, саном и уставом. Иначе, почему именно в это время назначен визит Папы в Израиль? К чему такие совпадения, Йохам?
- Ты страшный человек.
- Разве?
- Да. Потому что слишком умен для того, что верит только в силу оружия. Странно, что ты живешь так долго.
- Но, это поправимо. – Человек опять улыбнулся. – У меня есть еще одна новость, которая может тебе нее очень понравиться, Йохам.
- Говори раз начал. – И вот тут-то крысы услышали то, ради чего они так долго слушали этот странный разговор. Ради чего они прикрыли хвостиками детям их писклявые рты. Ради чего они оставили несколько крошек под столом нетронутыми и даже не пытались незаметно прошмыгнуть и схватить последнее, что можно было съесть. Грешно сказать, но крысы уже подумывали о Йохаме. Пусть это убийство, но голод…. Слишком сильный голод! Если он хочет жить в мире, он должен оставлять что-то тем, кто может подумать о самом дурном – о его смерти. Нельзя забывать о крысах, пусть даже они и не нравятся. А разве нравятся крысам люди? Если хочешь жить – давай другим немного. В ином случае…. Может это стать причиной его смерти? И может это стать причиной их оправдания? На все вопросы есть только один ответ: да. Все возможно при желании.
- Ты что-то еще узнал?
- Да. Не только у тебя есть друзья. Послушай, Йохам, это важно. Они привезли с собой какого-то молодого человека. Кто он я пока не знаю. Они держат это в секрете. Но, видимо, он что-то значит, раз мы не знаем о нем ничего, и он появился перед самой Встречей.
- Но, возможно, он ничего и не значит, раз вы о нем ничего не знаете? Так может быть?
- Сейчас он в номере у рыцаря. С ним еще какой-то священник. Тем более, что прилетел Великий Мастер масонской Ложи Джонатан Тиз. Как ты думаешь – это случайные гости? К тому же его встречали в аэропорту люди рыцаря и наши связи на границе ничего не дали. Я знаю пока лишь то, что это событие необычайной важности.
- Откуда тебе это известно?
- Ты меня удивляешь, Йохам. – Человек стал слишком часто улыбаться, что, как вы знаете, почти всегда означало его раздражение. – Разве слушать чужие разговоры грех? Если, конечно, это делается во благо общего дела. Да и разве мобильная связь была создана для удобства людей, а не для этого? Мне всегда казалось, что это одна из самых удачных затей Князя тьмы. Шучу, конечно. Наделять облеченных государственной властью людей силой Сатаны нелепо. – Он опять улыбнулся. – Ну, каким образом еще можно поставить миллионы людей под контроль, чтобы они еще и радовались словно дети, как не с помощью мобильной связи? А заодно еще на это круто заработать. У каждого жителя есть маленькая удобная штучка, есть номер, каждый учтен и его мысли, слова и передвижения под полным контролем. Чудесная идея: вы доверяете самое сокровенное пластмассовой трубке и еще нескольким господам, которым вы можете стать интересны. И еще вдобавок ко всему платите им за эту работу большие деньги. Так что…. Я просто подслушал их разговоры. Всем надо немного больше денег, чем у них есть: кто же откажется оказать услугу?
- Так кто он?
- Я должен узнать об этом сегодня вечером. Не волнуйся раньше времени, Йохам. Хотя, я, почему то уверен, что в нашей с тобой миссии не обойтись без жертв. И лучше, если жертвы будут не с нашей стороны. – Человек на несколько секунд замолчал и пристально посмотрел на Йохама. – И все-таки странно: зачем им этот молодой человек? Ладно. Я пойду.
Человек встал и крысы напряглись. Немного быстрее побежала кровь по венам. Если бы в этот момент сравнить пульс у Йохама и всех тех, кто слушал их разговор из темных углов старого дома…. Нет. Не поменялись бы местами крысы с Йохамом. Ни за что не поменялись бы. Что-то чудилось крысам нехорошее в будущем этих двух человек. Все-таки лучше полуголодная жизнь, чем смерть, правда?
Человек вышел, не попрощавшись, и на минуту, не более, в старый дом влетела ночь. Она коснулась Йохама, оставшегося сидеть на старом стуле. Была минутка тишины и этой минуты хватило, чтобы и Йохам и человек, уходивший вниз по склону горы, задумались: а стоит ли? Слишком опасно и непредсказуемо. Одно дело – тайная война, когда закон подлости – главный закон. Когда выстрел в спину означает подвиг. Когда героем становится тот, кто выстрелил неожиданно и без предупреждения. Когда благородство означает трусость, а преданность не что иное, как глупость. А вот другое дело: выйти с открытым лицом и объявить врага врагом. Тут все шансы погибнуть. Так стоит ли? Или лучше постоять за углом и подождать пока дело решиться само собой? Еще несколько минут длилось это состояние, и потом крысы увидели, как Йохам достал из кармана старых штанов телефон и набрал номер. Если бы кто-то видел человека, который спускался с горы, то увидел, как он тоже достал телефон и тоже куда-то позвонил. И, будьте уверены, что они звонили не друг другу.
Гл. 25
Итак, старею? Вот мне интересно: сколько умных голов сидит, и сочиняет всякие прикольные шифры и способы передачи информации? На чеке был телефон и время встречи завтра в этом же кафе. То есть, у меня есть время, чтобы немного разузнать про этого французского гражданина, который умудрился немного меня запутать. Откуда это мсье Дюпон? И кто предложил последний, третий, вариант? И кто этот персонаж, которого не должно быть на встрече, но который должен получить все что хочет? Вопросы, вопросы. А где ответы? (Еще один вопрос.)
Осталось совсем немного пройти, и я в квартале хасидов. Я вернулся сюда только за тем, чтобы пройти его насквозь. Хотите - верьте, хотите - нет, но это работает почти как очищение от грехов. Шлюз между прошлым и будущим: посмотришь на богомольцев – сам станешь чище. (Ну, или так может показаться.) Как иконы: люди прикладываются губами и касаются руками в надежде на то, что сила перейдет в их ущербное тело. Меня всегда удивляло желание прикоснуться к частям тела давно умерших святых, которые возят по городам. Вообще сам факт организации гастролей оторванных временем рук и ног уже вызывает легкую судорогу, но еще веселее желание масс смотреть на это и трогать. Попахивает некрофилией. Вот в России был один ученый Ломоносов. Гений, атеист и хулиган – он придумал собственный способ борьбы с религиозным фанатизмом. Он в самом центре города создал кунсткамеру, где в колбочках в спирту хранятся неудачники. Хотя, как сказать: вообще-то их состояние – мечта и надежда любого русского алкоголика. Им повезло не родиться вообще, или повезло родиться ненадолго не такими, как все. Туда водят школьников, а школьники хихикают. По идее это не что иное, как насмешка над религией: божьи твари в первозданном и неприличном виде на всеобщем обозрении за деньги. Жуть! Происки не удались: народ принял уродов за святых. Вот я боюсь, не получается ли в случае со святыми мощами все как раз наоборот? Не правильнее ли дотрагиваться до живых? Пока их святость не остыла: и приятнее, и полезнее. Можно поговорить, спросить что-нибудь, да и вообще ощущения другие.
Но в квартале хасидов лапать проходящих мимо святых не очень принято. Целоваться можно, хлопать друг друга по спине тоже можно, но только в том случае, если ты хасид. Всем остальным лучше воздержаться от поцелуев – не поймут и могут побить. Туристов тут мало и, как я уже говорил, идущего слишком долго за тобой, заметить не проблема.
Я зайду в один дом, на двери которого висит табличка с именем доктора Ноймайера. Скажете, что это не еврейская фамилия? Ха. Два раза. И еще два раза. Это она сейчас немецкая, а лет пятьдесят назад в Германии вам в два счета объяснили бы, в чем ваше заблуждение. Я вообще не понимаю, каким образом наци, назвав себя арийцами, не приняли индуизм, который очень близок к иудаизму, хотя бы потому, что начинается с буквы «и». Это форменное безобразие! Если ты ариец, то есть житель индийского штата Арияна, то и вера должна быть соответствующей. Индуисты спокойные и миролюбивые люди: им просто все глубоко по фигу – иудей ты или христианин хотя бы потому, что они об этом вообще не думают. А наци умудрились настолько все перепутать, что…. Хотя, чем больше путаницы, чем более сверхъестественна теория, тем более веры в нее может оказаться у толпы. Вера, как болезнь – она возникает неожиданно и впереди нее бежит страх. Если все так таинственно – может быть там сокрыто истинное? Не может правда быть проста и элементарна. Если каждый может понять причины и следствия, то какой смысл в Боге, в государстве, в правителях и в их откровениях по телевизору и в газетах? В конце концов, любое выступление почти любого президента кажется и ему самому, и его зрителям кусочком откровения. Долой президентов всех стран! Да здравствует народное собрание – ура! А фот, фигушки: передерутся. Потому и выбираем президента по походке, по умению носить штаны или произносить банальные истины коротко, ясно и без излишних эмоций. Потому и создается образ того, кто все за нас решит. Кто даст нам немного радости в кусочке плохой, потому что дешевой колбасы. Потому и радуемся кока-коле и куску пиццы, что без них «Шоу президентов» покажется пресным. Потому и вешаем портреты президентов рядом с портретами святых и рекламой гамбургеров. Прямая ассоциация: я есть президент и вот слева от меня какой-то святой, а это есть мясо: выбираете меня – едите мясо и уважаете святого. Выбираете не меня – значит, вам плевать на святого и вы остаетесь голодными. А любому президенту нужна красивая история, в которой есть место подвигу во имя нас и еще что-то, что неподвластно нашему глупому местечковому сознанию. Потому и создается тайна, которая ни в кое мере не похожа на правду – и только в такую тайну можно верить.
А избавление от тайны только в чуде, а чудес, как известно не бывает. Вот такая жуткая истина, господа. Тайна есть, а чуда нет – сидите и принимайте на веру все, что вам говорят. Смиритесь, и да пребудет с вами Бог. В смысле: не лезьте, куда вас не просят и да продляться ваши дни в соответствие с точным небесным расписанием, висящим в каждом отделении тайной полиции вашего района.
…Стук моей руки в дверь прервал мои идиотские мысли. Если в доме никого нет, идти мне дальше на Голгофу. (Улица как раз туда и выводит). На это раз, Бог миловал. В смысле, что есть шанс не ходить так далеко. В доме что-то скрипнуло, звякнуло, закряхтело и рассыпалось. Ключ с той стороны двери повернулся, и в приоткрытое пространство выглянула часть лица с правым удивленным глазом. Потом глаз медленно раскрылся и в нем промелькнуло сразу несколько чувств: от страха до понимания, что надо быстренько стать радостным. Теперь дверь уже распахнулась, и передо мной оказался доктор Ноймайер во всей своей красе. Если, конечно, под красой понимать помятый белый льняной костюм, раритетную золотую оправу очков, криво сидящих на большом красном носу, и смятые домашние тапочки, говорящие только о том, что доктор совершенно не переносит стук собственных каблуков по деревянному полу.
- Джимми? – Его реакция была чересчур американской. Спросить мое имя, чтобы дать мне время извиниться и может быть уйти.
- Нет, доктор. А Вы случайно не сговорились? Второй раз за сегодня меня называют этим странным именем. Тем более странным кажется это имя в Иерусалиме. Давайте попробуем так: Эй! Хаим? Не получается – это хуже и не так смешно. Погодите! У меня как-то была такая машина. Не может быть, чтобы Вы знали об этом! Если Вы спрашиваете о ее здоровье, то вынужден Вас огорчить – машина умерла. Печально, конечно, но это факт. Кто-то что-то недовернул в Детройте и она, неприлично чихнув на повороте возле домика Святого Патрика, свалилась в обрыв. Слава Вашему Богу, что в ней был не я, а одна знакомая, которая в силу некоторого количества бурбона, мирно спала за рулем. Да и обрыв был на самом деле канавой. И все бы ничего, но Джимми слишком сильно подпрыгнул и его позвоночник не выдержал. Увы. Кстати, если Вы думаете, что моя знакомая перестала после этого пить, то Вы ошибаетесь: она почти перестала есть, а пить продолжает по сей день. Между прочим, ей это идет: легкий румянец экономит ей деньги на косметику.
- Понятно. – Доктор пришел в себя и стал совершенно невозмутимым. – У Вас ко мне какое-то дело?
- Совершенно никакого, доктор, если не считать небольшого желания проверить холестерин. Что-то меня стало волновать: не слишком ли много я ем свинины? Может, все-таки и вправду перейти на что-то более кошерное?
- Заходите и не святотатствуйте на Святой земле. – Доктор совсем распахнул дверь и прижался спиной к стене. – Вы не исправимы, Бальтазар.
- А Вы, доктор, надоеда. Я просил Вас не называть меня этим диким именем. Сегодня мне нравиться имя Ричард. Что-то есть в нем такое… английское, что ли. Слегка рыцарское, не правда ли?
- Уже проходите, сэр Ричард. – Доктор совсем освоился с пришествие неожиданного гостя. – Стоило бы меня предупредить. У меня же мог быть посетитель, а Вы не любите лишних людей.
- Доктор! С каких пор у Вас появились посетители? Вы стали доктором? Надеюсь, гинекологом? Потому что все иные медицинские направления от Вас крайне далеки, как Лонг-Айленд от Акапулько.
- Не настолько они и далеки, как Вам кажется. Уже проходите и все. Я психотерапевт.
Я вошел в дом. По стенам висели в изобилии странные рисунки в дешевых рамках.
- Это живопись Ваших клиентов.
- Да. Помогает. Как мне кажется. Ничего другого я не нашел в этих дурацких книжкам по психотерапии. По крайней мере, это безобидно и не наказуемо.
- А когда-нибудь это может увеличить Ваш капитал – правда?
- Ну, я работаю над этим. Идите в гостиную. – Доктор, слегка шаркая, обогнал меня, едва не зацепив один из шедевров какого-то психического гения. Как неплохо у него получается шаркать. Да и выглядит лет на пятьдесят шесть, хотя ему на самом деле пятьдесят один и редкий олень сможет его догнать, когда этот доктор вздумает смотаться.
В гостиной я уселся в огромное кресло, а доктор остановился рядом в ожидании чего-то.
- А Вы, доктор?
- Вы сели в мое кресло.
- Пардон. – Я встал и пересел на диван. – А сколько Вы берете за сеанс?
- От ста шекелей. Меня немного финансирует местная община, так что я… скажем, доступный для простых людей.
- Доступными, доктор, бывают только женщины, а доктора бывают либо плохими, либо хитрыми. Вы, например, хитрый. Кстати, а когда последний раз Вы летали на самолете?
- Вы имеете в виду мой неудачный опыт в авиационном бизнесе?
- Ну, насколько я помню, не такой уж и неудачный. Ну, так как?
- Есть один самолет, но он не совсем пригоден для дальних перелетов. А что?
- Надо бы слетать в одно место. Недалеко.
- Вам, Ричард, все не живется спокойно. Все бегаете, суетитесь. И я даже думаю, что Вы не ходите….
- В церковь? В какую посоветуете? Я в последнее время как-то запутался. Хотя, Вы правы, стоит сходить. Я подумаю. Тем более, что тут на днях они все сразу приедут на Землю Обетованную. Этакие выездные гастроли представителей всех популярных религиозных направлений. Ничего не слышали об этом?
- Кое-что слышал. Только не уверен, что это правда. Что-то случилось?
- Ничего, если не считать возможности немного заработать. Вы же знаете, доктор, что я редко появляюсь там, где ничего не должно произойти.
- Это точно, Ричард. Если Вы появились, и после этого ничего не произошло, значит, это были не Вы.