- Увы, это не просьба – это условие взаимодействия. В противном случае, мистер Гутьерес не предполагает дальнейшего обмена информацией.
- Жестко.
- Но, Вы же сами видите, что Ваш проект не привел к необходимым результатам: Церковь, я имею в виду некоторых ее представителей, не только устояла, но практически не потеряла рейтинг. Вы же видите, что проект вышел из управления, и пошла цепная реакция: просто толпы жертв и отряды священников-извращенцев. Это становится смешно. Да и упорное давление на массы может привести к обратному эффекту: люди могут перестать нам верить, потому что такое количество извращенцев просто невозможно в одной взятой Церкви. Тогда как в других, почему-то ничего подобного не происходит.
- Аккуратнее со словами, мистер Дюпон, мы все-таки по одну сторону баррикад.
- Возможно, пока, Лео. Кто знает, чем все закончится. В любом случае, мистер Гутьерес предполагает, что мистер Ной примет его просьбу в той форме, как она была высказана. Без обид и недопонимания. Наступило время принятия быстрых и оправданных решений – тут не до приличий. Мы не на балу – мы в полевом штабе.
- Пусть так. Есть идея, я хочу, чтобы это знал мистер Гутьерес, решить проблему Иосифа быстро и спокойно. Он пожилой человек, у которого с мозгами не все в порядке.
- Мистер Гутьерес предполагал такой вариант, но просил мистера Ноя категорически отказаться от такого решения, потому что проект «Иосиф» не неожиданность, а вполне продуманная акция.
- Иллюминаты?
- Нет, конечно. Они, равно, как и масоны, находятся в состоянии управления. Игрушечная структура для журналистов. Вы же сами прекрасно знаете, что они не более, чем красивая вывеска, под которой убежденные в своей избранности бойскауты. Тут ситуация серьезнее: если мы сможем вместе выйти на людей, которые запустили этот проект, мы сможем не только найти компромисс, но и выстроить более совершенную систему управления мировой политикой и бизнесом. Также крайне важно, что мы сможем войти в те двери, которые были для нас с Вами закрыты. Это и есть цель. И тут даже потери христианской церкви мало что значат: кардинал, по нашей информации, один из тех, кто близок к тем, кто стоит за проектом «Иосиф». Мы просто не можем оказаться на обочине будущего мира, Вы же понимаете.
- Думаю, что мистер Ной будет удовлетворен нашим разговором.
- Главное, чтобы Вы отозвали ваших исполнителей из Израиля.
- ? - Гримаса на лица была настолько искренней, что Дюпон даже улыбнулся.
- Ну, перестаньте, Лео. Это не самая большая тайна.
- Но, если ситуация начнет развиваться не по нашему сценарию, тогда наши люди могут пригодиться.
- Безусловно. Мистер Гутьерес просил Вас только придержать их.
- Думаю, что это приемлемо.
- Что же касаемо моей встречи с кардиналом, Вы будете обладать всей допустимо возможной информацией не позднее завтра.
- Максимально возможной, мистер Дюпон?
- Да, конечно, извините. – Мистер Дюпон аккуратно обмакнул губы салфеткой, положил, не ожидая счета, на стол деньги, встал, коротко поклонился Лео и пошел к выходу из ресторана.
А паста оказалась вкуснее, чем Лео ожидал. А это всегда так: когда разговор удался, то и пища вкуснее, не замечали? Если настроение хорошее – надо поесть и самое простое блюдо окажется совершенством и дело пойдет лучше. Правда, если настроение плохое, то тоже, я думаю, в первую очередь надо поесть, тогда вероятнее всего настроение тоже может улучшиться. Не факт, но вероятнее всего. Только не берите мясо: мертвые животные могут напомнить Вам о бренности бытия, а зачем это нам надо?
Гл. 35
Нельзя представить себе мир, в котором нет тебя. Париж, где ты никогда не был, просто не существует – он не более, чем кадр из французского кино. А ад? Anno Domini – не более, чем наша эра: вот что такое ад. Творение рук человеческих, следствие наших желаний и результат поступков на поводу у страстей. Ощущение рая возникает только один раз в году на берегу океана: обнаженные смуглые красавицы, шум волн, лепестки роз на постели, массаж в четыре руки, пение птиц по утрам, добрые кошки и теплый чай с мятой. Все заканчивается ровно в тот момент, когда приходится оплачивать счет на ресепшен. Оказывается, что за рай надо много платить, а ад предоставляет услуги бесплатно. Рай приятнее, а ад выгоднее во всех отношениях. Но, есть опасность стать лучше и чище, глядя и испытывая на себе такое совершенство. А это никак не служит пропуском для возвращения в ад. Что там делать изменившемуся? Стать жертвой и только. Но, вы все равно хотите накопить на рай? Тогда чаще бывайте в аду – дешево и сердито. Экономьте! Все по бросовым ценам: все продается и все покупается и можно в кредит под хорошие проценты. Смуглянки чуть потрепаннее и сыр с просроченным сроком, и что? Сыпьте больше специй, господа! Какая Вам разница, что в банке, если на ней написано, что это королевская форель? Хотите доказательств, что мир не так уж плох? Пройдет пару недель после Вашего возращения из отпуска, и Вы с радостью поймете, что судьба Вашего предшественника, чье место Вы заняли, куда хуже Вашей – так что, все ок. В конце концов, в аду всегда есть шанс договориться, а рай он один на всех и это раздражает.
…Как и душе Иосифа, прежде чем попасть в рай, моей душе должно пройти через опасности, избегнуть демонов и не быть съеденной львом. Лев уже передо мной, а демоны: вот они – вокруг, кружат и ждут меня. Мир – воплощение зла и прав был праотец Иосиф, когда услышали его дети предсмертные слова: "Несчастный день, когда я был рожден на этот свет". Зачем столько лжи вокруг него? Чем он заслужил это? Добром к детям или завистью других к благочестию своему? Что не выделял он одного из всех, что все были милы его сердцу, что работал и усердно молился или, что не понял сына в его устремлениях? Что прожил жизнь долгую и честную? «…Жизни его было сто одиннадцать лет, и отшествие его из мира сего произошло в двадцать шестой день месяца Абиб, что соответствует месяцу Аб. Да будет над нами молитва его! Аминь».
Кто придумал, что был он простым плотником, ведь сказано: «Жил человек именем Иосиф, родом из Вифлеема, города Иудина, города царя Давида. Он был мудр, сведущ в законе и был сделан священником в храме Господнем. Он занимался также ремеслом плотника». Сказано! Был он священником в храме, который потом пытался разрушить его сын. Но, прощен! Не понят, но прощен…, потому что сын. А что руками трудился, и люди видели плоды трудов его, как человека созидающего – разве это плохо? Или этого слишком мало для славы людской?
А жизнь? Был женат и имел четырех сыновей и двух дочерей. И имена сыновей его: Иуда, Юст, Иаков и Симон. Имена двух дочерей: Ассия и Лидия. Пятым сыном был Иисус. Пятым, но стал первым для всех. А для отца? Горе, горе отцу, которого отлучают от детей, во имя одного из них. И горе детям, чей отец прославлен в угоду только одному из них. Где справедливость, Господи? Тебе, которому я посвятил жизнь. Тебе, которому я поверил, когда появился маленький Иисус. Тебе, кто мою веру отринул в угоду новой вере сына – что это за игра, Господи? Ты говорил, что истинный храм тот, в котором Тебя почитают, и ушел, оставив мой храм. Тебе мало было моей любви?
Теперь молчание и ложь, и тишина. Тишина хуже лжи. Где? В каких Книгах писано, что умер Иосиф задолго до того, как Иисус сказал первое праведное слово? Убили словами меня при жизни еще живущего. Ни в одной достоверной книге этого нет: ни у Иосифа Флавия в XX книге "Иудейские древности", ни у Евсевия Кесарийского в "Церковной истории". Это документы, а не вымыслы учеников. Они все путали – эти ученики. Все себя выставляли, все вымарывали, что им было не так. И путали, путали, путали. Матфей все настаивает, что бежал Иосиф с семьей в Египет, а Лука говорит, что не был Иосиф с семьей в Египте, а жили мирно всю жизнь в Назарете. И только на светлый праздник Пасхи ходили каждый год в Иерусалим. И в тот год ходили, когда младшему исполнилось двенадцать (2:41-42). А Петр? Спасибо тебе, что хоть детей его всех перечислил. И на том тебе спасибо, лукавый. А ведь истоки веры сына в моем храме! И суд Осириса не миновать, сказав, что его нет.
Был ли Иосиф в Египте? Нет, но душа его корнями оттуда. Оттуда, где Око Видящее и Ухо Внимающее, как Волшебное Око египетского Гора, которым он оживил своего отца - бога Осириса. Оживил отца своего! Ибо, что сын без отца? Свободен Дух: только дух в своем праве, а плоть, что курица неразумная - тлен. Ты презрел веру отца, назвав отцом своим другого, но нельзя создать ничего из ничего. Нельзя создать праведное на лжи. Нельзя презрев веру отцов, стать отцом новой веры. Нельзя сказать «я», не сказав всех предыдущих букв – слово не получится. Ведь сказанное тобой, записано во множестве Книг и в одной и той же, но на разных языках. Ты – Христос, который Сам вошел в Марию и через Нее обрел человеческую плоть. В коптском тексте сказано: "Я пришел по благоволению Моему, и волею Отца Моего, и силою Духа Святого". В арабском же тексте действует только твоя воля, воля одного Христа: "... Я воплотился по воле Моей, и Я вошел в Нее...". Это твои слова, пересказанные Твоими учениками: говорил ли ты им одно и то же? Или каждый слышал от тебя свое? Может быть, и Иуда услышал от тебя свое и исполнил ваш уговор? И не он предал тебя, а ты отдал его на растерзание во Имя свое? Или все было не так – все было по любви. В этом был твой расчет или любовь? Как понять тебя? Но, я не осуждаю тебя, ибо не имею права – я люблю тебя, как только отец может любить сына.
Мне всегда было страшно за тебя. Ты был странным мальчиком. Ты был ребенком и не более того. Ты ходил со мной в мой храм и все любили тебя: как ты узнал, что моя вера – ложь? Почему? Кто нашептал тебе это? У меня есть только вопросы, сын – у меня нет ответов. Но, если ты так силен, что в тебя верят, ответь, хотя бы на один: за что ты покинул меня? Ведь именно Ты сказал и Ты повелел своим апостолам идти по всему миру проповедовать святое Евангелие, сказав: "Возвестите им смерть отца Моего Иосифа и празднуйте святым торжеством день, посвященный ему. Кто что-нибудь вычеркнет из этой речи или что-нибудь прибавит к ней, тот совершит грех". Ты назвал меня Отцом: зачем отрекаются они потом, совершая грех? Зачем позволил? Или все-таки наказал безумием потом? Или сам поверил в свою избранность, как многие до тебя? За что ты покинул меня, сын? Или не к Нему, а ко мне был твой крик тогда ночью в Гефсиманском саду? Ты ждал от меня помощи, но я не пришел – горе мне. Я виновен, не ты и не Иуда. Моя вера предала тебя, не приняв твой дух – горе мне. Иосиф! Священник и плотник, человек веры и человек дела не понял своего сына, поверив ему ровно настолько, насколько хотел сам – горе ему. Но, любовь моя безгранична, кем бы ты не называл себя, ибо называю тебя я своим сыном. И за эту любовь я пойду, как и ты, на смерть. Ибо только так я смогу познать твою боль, пройдя твой путь до конца. И если ты прав, если ты прав, сын, мы встретимся опять, и ты расскажешь мне о своей беде, как никто не понял тебя, а я расскажу тебе о своей любви. Как не хватало мне тебя с тех пор, как ты ушел. И я слышал о тебе и удивлялся, и радовался, и печалился, и страдал. Как плакала твоя мать, чувствуя беду, как плакали твои браться и сестры, когда их радость за тебя сменило предчувствие неотвратимого.
Каждый человек, родившийся на этот свет по воле Всевышнего, вправе выбирать себе свой путь: в этом истина света. Но, Господь смотрит на нас и печалится: как мало тех, кто следует Ему. Не бьет поклоны по праздникам и после праздника забывает о Нем, не украшает серебром и золотом Его лик, а чувствует Его дыхание в ветре, слезы в дожде, улыбку в солнце и тепло Его ладоней в камнях под ногами.
Пусть ты тот, кем тебя называют! Пусть ты тот, кто пришел в мою семью великой радостью и великой бедой для твоих родителей. Пусть так, но для меня, ты слышишь, Иисус, для меня – Иосифа, ты только сын, которого я недолюбил. Не понял, не спас. Теперь мое время, теперь мой час. И моя вера будет спасать твою даже если бы ты был против. Просто у меня нет другого пути, и я не умею любить по-другому. Я встану рядом с тобой, и меня услышат все: громко, отчетливо и страшно. Ибо, я – твой отец и мой сын опять в беде, и в это раз мне решать, как вернуть их тебе, а мне вернуть себе собственного сына.
Я пишу мою Книгу – Книгу Отца. И в этой книге будет моя правда, моя любовь и мои слезы. В этот час я хочу вернуть себе сына, чтобы прожил он перед людьми свою прошлую жизнь еще раз так, как она была истинно прожита до тех пор, когда случилась беда. В моей книге не будет, не будет лжи, а будет истина, такой, какую может знать и чувствовать только отец. Потому что вера отца сильнее веры Бога, да простит Он мне эти слова, ибо только в детях укрепляется вера во Всевышнего. Ибо только семья сильнее всех народов вместе взятых, ибо только законы семьи справедливее всех других законов. Зачем тогда писаны десять заповедей, которые писаны рукой Бога? Только во имя семьи. И никто не вправе посягнуть на нее, используя в своем преступном желании имя Господа, ибо это самый большой грех – грех лжи во имя Его.
И еще скажу тебе, сын. Книга моя будет простой и понятной, короткой и жестокой, как жизнь, как любовь, как смерть. Ибо, сын за отца не в ответе и потому позволь мне сказать громко тебе и всем, как я люблю тебя. Люблю так, как я умею, как могу.
Гл. 36
В старом кафе на углу двух старых улиц, под раскидистым старым деревом сидели два молодых человека лет сорока каждый. С виду просто встреча двух старых друзей. Почему мы в молодости так любим старые вещи? Ведем себя, как умудренные годами старики – может потому, что знаем: старость – это так далеко и это загадочная и таинственная жизнь? Или потому что знаем, что уж мы-то никогда не станем стариками. У этих двоих, пьющих горячий черный чай, есть такая возможность.
Когда прошли годы учений – наступает время мудрости и вот они все возможности, когда уже не сделаешь ошибку…. Как бы так сотворить, чтобы и тело, и разум, и желания играли в одну игру? Не получается. Когда увидишь, как милая девица смотрит на тебя не с интересом, а с сожалением и некоторым уважением, пора уходить с нудистского пляжа…
- О чем думаешь, Бальтазар? Ты как будто далеко отсюда. Или не рад нашей встрече?
- Ну, если быть до конца откровенным, ожидал какой-нибудь сюрприз, но…
- Перестань. Что может быть лучше встречи со старым другом?
- Вот-вот. Об этом я и думал только что. Когда вчера ты позвонил и предложил встретиться, я обрадовался.
- Серьезно?
- Конечно. Вот, подумал я, начинаются чудеса, а говорят, что Господь скуп на приколы.
- Ну, этого добра у Него достаточно. Я ведь искренне рад тебя видеть. После того, как ты исчез из Танжера, я было подумал, что ты вернулся в Америку, а мне так хотелось продолжить наши вечерние философские беседы. Я даже был уверен, что мы обязательно встретимся. Мне даже не пришлось молиться об этом: это лишнее доказательство того, что Аллах сам знает, что делать и Его не надо беспокоить по пустякам, притворяясь Его знакомым. Хотя, вам христианам этого не понять.
-Ахмед, Ахмед. Ну, будь благоразумен. – Бальтазар улыбаясь, покачал головой и подняв бокал посмотрел сквозь зеленое, слегка мутное, толстое стекло на заходящее солнце. Со стороны Ахмеда был виден только один глаз Бальтазара, и он смеялся. – Откуда столько величия, апломба и самоуверенности? Ваша религия столь молода по сравнению с христианством, что с твоей стороны даже как-то неловко так говорить.
- Ну, да. Конечно. Наша Книга написана позже, но вам не кажется, что это было сделано именно для того, чтобы исправить все ошибки, допущенные в ваших Книгах? И, возможно, именно потому после нашей Книги больше ничего написано не было. Вы помните, что наша Книга третья по счету? А помните стих тридцать четвертый Евангелия от Марии? «Еще дважды приду я на эту землю через Матерь Святую»? Пусть не признаете вы это Евангелие, но слова-то хоть признаете?
- Подожди, Ахмед. – Бальтазар засмеялся. – У тебя нелады с математикой. Не спорю, Иисус это скорее всего сказал, но посчитай: получается, что третье пришествие приходится как раз на следующую за Кораном книгу. И может быть, весь сыр-бор как раз по этому поводу. Не надо жульничать, мой дорогой, я хорошо знаком с восточной хитростью.