Евангелие отца - Сад Герман 32 стр.


- А я не хитрю совсем. Могло ведь получиться и так, что слово это было не сказано, но повторено. Вы же сами утверждаете, что понять Новый Завет возможно только при условии понимания Ветхого. Ведь именно так и получается, что возникновение ислама и есть третье пришествие. Вы вообще-то не первые, Бальтазар. Первая Книга по-вашему называется Ветхий Завет, вторая Новый Завет и последняя Коран. И не надо удивляться, что так много людей обращаются в нашу веру. Вам никогда не приходило в голову, что именно так была поставлена окончательная точка. – Теперь улыбнулся Ахмед. – Первые две Книги все-таки слегка приблизительны и непонятны, а последняя и являет собой окончательный вариант сказанного. Ты ведь американец, Бальтазар? Образованный американец?

- Вроде того.

- Ну, вот. Скажи же мне, ты знаешь про город Вавилон?

- Это где башня до неба, а потом всякие неприятности с жителями города?

- Ему более трех тысяч лет, и вы знаете про него и помните о нем, а у нас есть города, которым много больше. Много больше. А сколько лет Америке?

- Трехсот нет, и что?

- А то, что вы настолько юны и глупы в своей юности, что даже не знаете, что как минимум надо уважать старших, которые знают намного больше вас. Это азы воспитания. Старость – это мудрость и совершенное знание.

- Разве мы сейчас про хорошие манеры говорим?

- А дело не в хороших манерах. Мы говорим о знании. Везде, куда приходили неграмотные и плохо воспитанные белые люди со своей жадностью, наступала нищета и разруха, а корабли Ваших предков увозили полные трюмы произведений искусства, золота, а главное книг, которые теперь хранятся в Ваших библиотеках. Вы основали свою страну, уничтожив и коренных жителей, и их культуру, построив города на крови рабов, привезенных вместе с награбленным добром. У вас даже языка нет своего. Вы говорите на языке тех, кто в свое время тоже захватывал чужие земли кельтов – Вы поступили так же. У Вас нет ни своей религии, ни памяти, ни предков. Намешали все в одну кучу и пытаетесь уговорить остальных, что вы самые-самые. Если раздеть половину прихожан на воскресной мессе до пояса, то большая часть из них будет иметь на теле кельсткие, китайские, индуистские и прочие разные тату. Ну, и что это такое?

- Дань моде, не более.

- Ага. Не так, Бальтазар. Не так. Американец, да, впрочем, европеец тоже, курит кальян, любит индийскую, арабскую, китайскую, японскую кухню, ходит на йогу, делает себе все возможные языческие тату, а потом идет на мессу в католический или православный собор и гордиться своим собственным мнением о себе, как о чем-то совершенно уникальном. На самом деле он похож на салат «Оливье»: все, что есть в доме мелко покрошить, залить майонезом и заставить гостей подумать, что это не остатки вчерашней кухни, а первоклассное блюдо. Конечно! Да, просто мсье Оливье в России очень быстро понял, что не стоит выбрасывать объедки – их можно выгодно продать за хорошие деньги, да еще и назваться кулинаром. Скажи мне, Бальтазар, какой повар подаст на стол блюдо, которое нельзя рассмотреть и которое не имеет собственного цвета, запаха и вкуса?

- Интересное замечание. Не думал об этом. В свободное время поразмышляю над этой шуткой.

- А когда вашим детям надо надеть национальные костюмы, какие костюмы они надевают, Бальтазар?

- У меня нет детей, слава Богу.

- Мне жаль тебя, хотя я думаю, что они у тебя есть, только ты этого не знаешь. В любом случае, это поправимо. Тем более, что это не очень сложно и весьма приятно. – Ахмед еще раз улыбнулся.

- Ну, это возможно.

- Так что по поводу национальных одежд?

- Дай подумать…. Нет. Пожалуй, кожаные штаны не подойдут.

- Боже упаси тебя, Бальтазар! Ты знаешь, кто носит кожаные штаны? Я надеюсь, у тебя не по этой причине нет детей?

- Думаю, что ты знаешь обо всех моих женах, так что я вряд ли подойду на роль гомосексуалиста, Ахмед.

- Ты прав – ты не подойдешь. Так какие все же одежды?

- Я пас. Не думал об этом как-то.

- На праздники вы одеваете своих детей в форму местной команды по футболу. Это же смешно. Вы, говорящие по-английски, даже придумали себе собственный футбол, смешав регби и вольную борьбу, а игру своих английских предков почему-то назвали соккером. И говорите о первенстве. Смешно, право слово. Вы первые в придумывании собственных правил, которые ровным счетом имеют отношение только к вам и больше ни к кому.

- Ну, вот футбол-то тут при чем? Что ты все смешал? Сам из собственных слов сделал «Оливье». Мне самому американский футбол не очень нравиться, а мои предки, между прочим, были испанцами.

- Вот-вот.

- Что, вот-вот? У испанцев есть народные костюмы. Ты еще корриду сюда приплети.

- Коррида это вообще отдельный разговор. Гордиться убийством голодного животного, которое тебя не считает врагом, все равно что ударить ножом в спину собственного друга. У испанцев есть народные костюмы. Только ты американец, а не испанец. В вашей стране даже национальности нет. Что такое американец? Человек без рода, без истории, без племени. «Кока-кола», бутерброд с говядиной и странная помесь регби и футбола.

- Знаешь, мне вообще-то обидно. Сейчас я обижусь и ну тебя совсем тогда. – Бальтазар улыбался и даже не думал обижаться. Какие обиды, если эта болтовня не более словесной разминки перед возможной рукопашной? Хотя, если бы Ахмед задумал какие-нибудь гадости, то Бальтазар узнал бы об этом последним. – Сейчас во мне взыграет настоящий янки с примесью испанца – как дам тебе по голове и все.

- Ты не умеешь обижаться. Какой смысл в обидах, если их нельзя использовать. Из обид плов не получится – нужно мясо. А зачем тебе мое? Стоит ли переходить на личности? Давай лучше подумаем, чем мы можем быть друг другу полезны. Мы в Танжере не плохо ладили: ты изображал пьяницу, я твоего друга – все было хорошо. Какой смысл сейчас, когда все и так сложно, становиться друг против друга. Вспомни хорошую пословицу: «Спасешь одного человека – спасешь весь мир».

- Ты это про кого, Ахмед?

- Я к слову…. Пока, по крайней мере.

- Действительно, в Танжере было хорошо. Ну, если не считать твоей слишком навязчивой дружбы и усердной помощи спивающемуся американцу.

- Так ты все понимал, хочешь сказать?

- Нет. Ты один такой способный и умный. А как тебя было не понять, если ты не отходил от меня ни на шаг?

- А может в этом и был весь смысл, чтобы ты все понял? – Ахмед хитро прищурился.

- Ой. Кажется ты меня или совсем недооцениваешь, или что-то хочешь предложить. Что ты ходишь опять вокруг? Пора говорить – время не ждет: чай остывает.

- Напротив. Я очень высокого о тебе мнения. А чай мы еще попросим.

- Ты или твои хозяева?

- Что?

- Ты или твои хозяева высокого обо мне мнения?

- У нас нет такого понятия. Все немного по-другому, чем у вас.

- У кого – у нас? Ты про что? Вообще про продажность белых людей или про конкретного кого-то? Восток тут ни в чем не уступает: чему-чему, а этому нам еще у вас поучиться.

- А продажность и мудрость – это разные понятия. Вот и учись, Бальтазар, учись. В жизни многое может пригодиться.

- Это только в том случае, если жизнь длинная.

- Не торопись. Она может оказаться даже длиннее, чем ты думаешь, если мы сможем понять друг друга. У тебя же есть выбор, правда?

- Быть или не быть? Так вот в чем вопрос? - Бальтазар откинулся на спинку плетеного кресла.

- В принципе, ситуация схожая: Гамлет увидел призрак отца и тут что-то в этом роде. Голова у кого хочешь может настолько поехать, что совершенно забудешь о собственной жизни.

- Но, только не ты, Ахмед, да?

- Только не я, дорогой. Моя жизнь мне не принадлежит с самого рождения и в этом вся разница между мной и тобой: я об этом помню, а ты нет. Вот потому-то солнце всегда встает на Востоке и всегда заходит на Западе. И этот порядок никто не может изменить – в этом ответ на все твои вопросы. Как бы ты не хотел, но и сегодня оно зайдет на Западе, а завтра обязательно взойдет на Востоке – в этом правда, а не в Книгах.

- Ахмед, ты давно меня знаешь. Неужели ты думаешь, что я пойду с тобой в ваши сложные восточные дела?

- А, и не надо, дорогой. Не надо. Ты оставайся на своем месте, но именно наша помощь может понадобиться тебе в решении твоих проблем. Выбери из трех зол, предложенных тебе сегодня, меньшее и поезжай в Швейцарию – там твое дело, поверь мне. А мы тебе поможем.

- Ты и об этом уже знаешь. Быстро у вас информация доходит.

- Бальтазар, ты луковый суп, я же говорил. – Ахмед засмеялся. – Это все Палестина – мы один народ, хоть и говорим на разных языках. У нас одна история, пусть и в разных изданиях. Книжки ведь только для тех, кто слеп и глух. Кто не умеет видеть вокруг себя – для них и пишут книжки. Пусть хоть читают, если не умеют слушать. Так хоть себя услышать смогут, а себе человек предпочитает верить. Пусть Европа думает, как нас помирить, мы будем продолжать этот спектакль ровно столько, сколько нам потребуется.

- Ну, я как-то так себе это и представлял.

- А, что? Это для кого-то секрет? Я имею в виду тех, кто немного умеет слушать, читать и думать. Сегодня мало кто заставляет себя потрудиться во благо себя, во благо собственного духа – все почему-то кричат о благе мира или государства. А что это такое - государство, как не ты сам?

- Софистика, Ахмед. Давай все-таки перейдем из области философии к реальности.

Ахмед опять засмеялся. Пустой разговор и вправду затягивался. Пора было начинать говорить. Если Бальтазар именно тот, кем его представляет себе Ахмед, время на исходе. Есть, конечно, вариант, что он только часть операции, о которой палестинцам сообщил доктор. Если так, то есть еще кто-то, кто действительно имеет своей целью уничтожение Иосифа. Но, кто? Пока не ясно. Ясно другое: Бальтазар встречался с доверенным лицом мистера Ноя. Они говорили достаточно откровенно – значит, Бальтазар их человек. Но, кто предлагает варианты исполнителю, если у него есть цель? Странно это. В любом случае, если Бальтазар не тот, кем его считает Ахмед – его дни сочтены, потому что уже слишком много сказано. Слова ведь материальны, в том смысле, что за словами обязательно следует действие. А как и где это произойдет неважно – важно только когда. Важно только то, что чем откровеннее, в пределах разумного, с ним будет Ахмед, тем быстрее станет понятно кто на чьей стороне.

- Реальность - это только оливы и хлеб, Бальтазар. Но, я согласен – давай о деле. Я действительно готов быть с тобой предельно искренним и того же жду от тебя. Ты спросишь: почему? А я отвечу: потому что у меня нет другого выхода – вот почему. Все настолько осложнилось, что никто не понимает, чем все может закончиться. Стоит ли победа в этой войне такой цены – никто не понимает, дорогой.

- Какой цены? И о какой войне ты сейчас говоришь? Об Израиле, об Афганистане? О чем?

- Цены, которая будет всеми без исключения заплачена, если мы не сможем договориться. А война…. Большая война Востока и Запада. Не в открытую, конечно. Мы не говорим сейчас о террористах: это не война – это политика. Только не говори, что ты не понимаешь.

- Крестовый поход наоборот. Стихи. Но, не смешно. Я понимаю тебя, Ахмед, понимаю. Но, мне кажется, что ничего не получается у тех, кто его задумал.

- Почему?

- А потому что уничтожить христианскую веру невозможно.

- А кто ее хочет уничтожать?

- Вроде, вы собираетесь.

- Наказать не значит уничтожить, Бальтазар. Привести в соответствие равновесия и навести порядок, не более. Никому не надо уничтожать христианскую веру. У нас и своих проблем предостаточно, чтобы ставить такие невыполнимые цели. Христианская церковь нужна, необходима. Вопрос только в том, какая она будет в итоге? Но, уничтожать? Нельзя уничтожать созданное не тобой – это грех. Хотя, конечно, если быть до конца честным, то каждого, кто начинает войну греет прежде всего мысль о мире. Никто не хочет войны, но война – это последняя дорога к миру, если, конечно, начавший ее не последний извращенец, убийца и бандит так что, нет такой задачи: уничтожить христианство. Это никому не выгодно.

- Значит, цель не Иисус? – Бальтазар хитро прищурился.

- Фу. Как можно хотеть уничтожить собственного пророка? Я же говорю тебе: мы одной веры и читаем одни книги только в разных изданиях. Ты, что, серьезно говоришь или прикидываешься? – Ахмед на секунду поверил, что Бальтазар и вправду не понимает. Но, стоп. Что за глупости.

- Я прикидываюсь, Ахмед. Давай говорить действительно начистоту: вам я нужен потому что дела у вас плохи? Совсем все перепуталось?

- Ну, если ты и вправду хочешь так – пусть так и будет. Если ты и вправду веришь, что ты настолько силен, что можешь один исправить ошибку многих, то верь в это. Хотя, это и есть главная ошибка всех, кто начинает войны. Но, помни, что твоя ошибка может стоить тебе твоей жизни. Войны начинают в одиночку, но заканчивают их вместе.

- Не пугай, дорогой. Ты говорил, что знаешь меня – зачем лишние слова? Тем более, что цена твоей жизни ничуть не больше, правда?

- Это так. Все действительно и просто и сложно: чтобы восстановить мир и равновесие в этом мире, надо немного переместить центр тяжести в другое место, но желательно при этом ничего не менять, чтобы не раскачивать лодку.

- Задачка.

- Еще бы. Задачка в том, чтобы поддержать идею унии. Вот, я сказал тебе это.

- Мусульмане и христиане вместе под одной крышей? Вот это идея!

- У вас, я имею в виду, не тебя конкретно, Бальтазар, какое-то превратное представление о мусульманах. Вы представляете их какой-то однородной массой, совершенно противоположной христианству. Но, это ведь совсем не так, ты же понимаешь? У нас своих проблем хватает с течениями, направлениями, сектами и прочее, прочее, прочее. Мало-мальски образованный человек представляет себе разницу хотя бы между суннитами и шиитами. Но, это только два больших движения, а сколько других? Кто сосчитал сколько среди мусульман неверных и идиотов? Да, все так же, как у и христиан: ведь не сосчитаешь ваши церкви, которые сражаются друг с другом за право трактовать ту или иную главу из Библии. А каждый себя считает истинным. Словом, задача объединения мусульман – не ваша задача. Мы как-нибудь сами справимся. Речь идет об объединении основных течений наших учений – тем более, что учение-то одно. Речь идет не меньше, не больше, как о восстановлении или создании, если восстановление невозможно, новой единой веры или церкви, как хочешь назови. Не сейчас надо говорить о ее названии – сейчас надо сесть за стол всем, кто имеет право за ним сидеть. Сесть и договориться. Страшно стало жить, Бальтазар, если честно. И нет другого выхода, как сесть за стол переговоров со всеми основными игроками. Да еще умудриться сделать это так, что бы на пути сближения было как можно меньше крови. Ну, безусловно, кому-то придется замолчать навеки, а что делать? Есть слова, которые говорит не стоит, но если ты их сказал – надо за них отвечать. Пусть не перед Богом – до Него далеко и Его уши могут быть заняты. Перед людьми надо будет отвечать: люди Его создания.

- Интересно.

- Еще как интересно.

- А вот скажи-ка ты мне друг Ахмед вот что: идея Иосифа – ваша затея? Мне тут довелось уже познакомиться с новым явлением отца сыну.

- Нет, ваша.

- Как же так?

- А вот как: кто-то у вас придумал вытащить его на Божий свет, а он пришел к нам. Почему? Не знаю. Почему он не потребовал справедливости у Ватикана? Может быть, потому что знал, что его так не примут ни за что? В любом случае, кто-то его направил к нам. Прежде чем что-то сделать, дорогой, надо получить ответ на один вопрос: от кого он пришел. Но, нам нужен этот ответ, чтобы понять как с ним поступить или подождать и посмотреть, что у вас получиться.

- А больше ничего ты мне не хочешь сказать?

- Хочу. Есть еще одна история: тут появился еще один игрок и говорят, что в противовес Иосифу.

- Кто же это?

- А вот не знаю пока. Но, все должно проясниться очень скоро. А у тебя есть мысли по поводу возникновения время от времени новых текстов и Евангелий? Немного смешно, немного пугает: у вас там где-то склад что ли Откровений и кто-то дозировано вынимает то одно, то другое? С какой целью? У нас ведь все просто: есть Коран и все. Конечно, его читают по-разному и понимают по-разному. Трактуют кто как может, но все-таки Книга-то одна. А у вас время от времени такие откровения появляются, что хоть стой, хоть падай. И самое удивительное, что они все настоящие, не подделки.

Назад Дальше