- А почему бы и нет? Давайте попробуем. И кто он?
- Один из Ваших, оставшихся в живых, собратьев. Именно тот, кого все называют рыцарем.
- Туманно и вряд ли доказуемо. Вы понимаете, что я вышел из того возраста, когда среди знакомых встречаются драконы, волшебники и рыцари. Тем более, что это весьма серьезное обвинение, мой дорогой кардинал, с Вашего позволения. Но, если и в правду я знаю того, о ком Вы говорите, я говорю – если! Если это тот, о ком мы оба думаем, то смею Вас уверить, что он глубоко верующий, порядочный и достойный человек.
- А разве не самые глубоко верующие в Бога люди оказывались самыми злейшими врагами человека? Подумайте об этом.
Гл. 40
- Вот послушайте внимательно: «Как истинно добродетельный человек может потерпеть в чём-нибудь неудачу? В каком случае ему недостанет сил; в какой степени бедности он не будет богатым; в каком мраке не станет он светить; в каком бездействии он не будет трудолюбивым; в какой немощи он не будет решительным; в какой слабости он не будет силён; в каком одиночестве он останется один? С ним пребудет надежда о счастливой вечности; одеждой ему будет милость Самого Высшего, а украшением - обещание ореола славы! Вспомним, что святые не превосходили нас своей природой, но были более организованы и упорядочены: они не были освобождены от грехов, но они старались изо всех сил исправлять свои ошибки». Так сказал святой Амброзий, Йохам. Стоит ли спорить со святыми? Так что, все, что ты делаешь – правильно. Как правильно то, что мы поддерживаем тебя.
- Меня волнует не истинность моих намерений.
- Что же тогда тебя волнует?
- Вы. Меня правда волнует то, что собираетесь делать вы.
- Что же такого случилось, Йохам? Ты пришел к нам сам – мы тебя не звали. Но, мы рады, что можем вместе противостоять лжи, которая опутала нас. Несправедливости и фальши тех, кто возомнил себя выше Того, кто над нами.
- Я говорю о крови, которая может пролиться.
- Кровь льется каждый день независимо от нашего с тобой желания. Люди тысячами погибают по вине тех, кто стоит над ними. По вине и прихоти, глупости и самодовольству, жадности и непрофессионализму собственных начальников, чиновников, президентов, королей. И никто из этих не принимает на себя вину за смерть им неизвестных шахтеров, водителей, солдат, прохожих. Никто не уходит в отставку от стыда перед своими детьми за свои поступки: они продолжают жить сытно и весело, думая, что будут жить вечно. Но и они не хотят крови, если быть честным. Никто не хочет крови, никто не хочет умирать, Йохам. Не верь тому, кто говорит тебе, что рад умереть во имя чего бы то ни было. Он лжет. Всевышний не хочет смерти ни одной твари раньше ей положенного срока. Он создавал эту жизнь не для смерти, а для жизни, и по Его плану смерть это переход в мир иной по заслугам твоим. И не человеку прерывать ход времени, но человеку дан выбор. Каждый в своем праве решать, следовать ли промыслу Всевышнего или поставить себя выше Его, прервав свою или чужую жизнь.
Смотри, Йохам, вокруг себя. Смотри внимательно! Тебе нравится то, что происходит? Нарушены все заповеди и нарушены они теми, кто должен их соблюдать превыше всего. Кто должен быть чище и праведнее других, кто должен быть пастухом над стадом, кто сам принял на себя эту ношу, кто возомнил свою гордыню провидением и благом для других. Бог ему судья, но пастухи нужны. Справляются ли они? Нет. Чище ли они нас – тоже нет. Праведнее ли? Опять и еще раз нет. Встать и сказать, что ты знаешь истину, значит обратить на себя Его внимание – и что тебе делать с этим? Бог милостив с падшим, убогим, праведным, но жесток к тем, кто выбрал Его ранее, чем Он сделает свой выбор.
Почему всех, кто заявлял о своей избранности, ждал скорый и печальный конец? Почему все святые были мучениками? Этого ли хотел Он, когда оставлял нам свои слова? Вряд ли, Йохам. Открой свои глаза: смерть стала инструментом в руках людей, а не истиной Божьей. Простым инструментом управления государством, таким как награды, премии, бонусы и звания. А ведь жизнь и смерть Иисуса, кем бы он себя не считал, были самой простой истиной, понятной даже ребенку! Вчитайся еще раз в эту историю, и ты поймешь, что смерть Иисуса – это простое предостережение, это знак! Как еще он мог докричаться до людей? Разве не так отчаявшийся до предела юноша бросается с крыши, так и не понятый собственными родителями? Разве не так же преданный своим продажным начальством офицер пускает себе пулю в лоб? Это последняя надежда быть услышанным и последний неопровержимый довод. Никто не хочет умирать, но для некоторых правда дороже жизни. Но, добро слабее зла, как жизнь слабее лжи, мой Йохам. Увы, смерть непреодолимая постоянная, а жизнь вечна только во снах – в реальности она намного короче. И все бы было так печально, если бы она не была нам дана только лишь для того, чтобы сделать ее если не длиннее, то справедливее и чище. Для других! Не для себя. В этом и суть всех историй, понимаешь?
- Я понимаю, но…. Я просто боюсь, что совершаю ошибку. Ты все правильно говоришь, все правильно. Я тоже так думаю, но…
- Но? Вчера в тебе была сила, ты понимал, что имеешь право и возможность исправить положение вещей, ход истории. Что же случилось?
- Один человек сегодня утром…
- Кто здесь был? Никто не знает кроме нас, что ты здесь.
- В том-то и дело. Ты говоришь: кроме нас. Но, вас много, а я один. Я был уверен в своей правоте и вчера и ранее. Я ждал годы этого дня. Я мучился и таился, прятался от других и от самого себя. Понимаешь, что такое узнать кто ты на самом деле? Что бы ты чувствовал на моем месте?
- Не надо сейчас обо мне – я просто воин. Моя задача защищать тебя и оберегать. Скажи мне, кто был этот человек?
- Я не знаю, потому что не видел его.
- Ты сказал, что один человек…
- Да. Кто еще мог написать записку и положить ее на стол в комнате пока я спал? Крысы?
- Возможно. Крыс стало слишком много и они необыкновенно живучи и умны, так что не стоит их недооценивать. – Мирза задумался.
- Ты смеешься надо мной?
- Нет. Покажи мне записку.
Йохам кивнул на стол, в центре которого лежал листок бумаги, на котором стояла чашка с водой. Когда Мирза вошел в хижину, он не обратил внимания на этот листок. Да и кто бы обратил? Он встал с подушки, на которой сидел и подошел к столу. Странное ощущение возникло в руках: словно схватился за горящее полено. Но это было только минуту и прошло. Но все равно странно, правда? Он приподнял чашку и взял листок в руки.
И среди людей некоторые говорят: "Уверовали мы в Аллаха и в последний день". Ho они не веруют. Они пытаются обмануть Аллаха и тех, которые уверовали, но обманывают только самих себя и не знают. B сердцах их болезнь. Пусть же Аллах увеличит их болезнь! Для них - мучительное наказание за то, что они лгут. A когда им говорят: "He распространяйте нечестия на земле!" - они говорят: "Мы - только творящие благое". Разве нет? Ведь они - распространяющие нечестие, но не знают они. A когда говорят им: "Уверуйте, как уверовали люди!" - они отвечают: "Разве мы станем веровать, как уверовали глупцы?" Разве нет? Поистине, они - глупцы, но они не знают!... Это - те, которые купили заблуждение за правый путь. He прибыльна была их торговля, и не были они на верном пути!
Руки сами смяли листок и возникли сами собой в голове Мирзы строки из Корана – продолжение строк, которые он прочитал, и которые теперь жгли не руки, а глаза ярким, ослепительным огнем.
Подобны они тому, кто зажег огонь, a когда он осветил все, что кругом него, Аллах унес их свет и оставил их во мраке, так что они не видят. Глухие, немые, слепые, - и они не возвращаются к Аллаху.
Но он не выдал себя. Йохам просто не должен понять, что Мирза испугался: воины не боятся слов, написанных на бумаге – воины могут бояться только тех, кто написал эти слова. Потому что Пророк, кто бы ни воспользовался Его словами, сейчас обращался именно к нему. И это был сильный удар еще и потому, что Йохам не понял, что это просто цитата из Корана. Он прочитал его, как простое письмо, которое отвечало его сомнениям и мыслям. Мирза понимал, что перед ним обычный человек, пусть даже он потомок хорошего человека по имени Иосиф. Обычный человек. Но это не Иосиф и никогда им не станет.
- Чего ты испугался, Йохам? Это просто чья-то глупая шутка.
- Ты сам веришь в то, что говоришь? Меня пугает не этот листок, а то, что кто-то был здесь, пока я спал. Он не тронул меня, но он предупредил и меня и тебя.
- Предупредил? – Мирза старался быть совершенно спокойным, но какое к чертям собачьим спокойствие, если тайна нахождения наследника Иосифа известна не только братьям, но еще кому-то?
- Успокойся. Я разберусь. Скорее всего, это кто-то из наших. Кто-то, кто, по-видимому, недоволен своей маленькой ролью в нашем деле и хочет большего.
- Избавь меня от твоих восточных узоров, Мирза! Дело касается моей жизни!
- Вот в этом ты ошибаешься, Йохам. Дело касается теперь совсем не тебя и твоей жизни – извини за прямоту. Сегодня вечером ты предстанешь перед Судом, на котором тебя благословят, и завтра все уже будет по-иному. Не надо будет прятаться, и бояться – ты станешь тем, кем быть имеешь право. Пойми: воины Аллаха не хотят чужой смерти, как не хочет ее сам Аллах. Но сейчас у нас нет другого пути. Просто нет! Они нас не слышат – они слушают только сами себя, а так дела не делают. Пойми, Йохам, ты одной с нами крови, с одной с нами земли – нам или вместе жить, или вместе умирать - наши могилы, как и могилы наших предков, рядом. И надо сделать так, что бы услышали тебя, и тогда все получится. А пока мы с тобой будем собираться: надо ехать.
- Куда?
- В Иерусалим. Тебе пора подготовиться к встрече.
- Уже пора?
- Время, Йохам. Время наступило, и пришел твой час. – Мирза вдруг замолчал. Нехорошая мысль появилась и застряла в мозгу: а не Бальтазар ли это? Он был слишком покладист и весел, когда он видел его в последний раз. Он разговаривал с молодым человеком, который по сведениям имеет непосредственное отношение к шейху Хусейну, и Мирзе стоило бы насторожиться. Этот Ахмед давно вызывал у него недоверие – странный он человек – себе на уме. Не верил Мирза Ахмеду – нехороший он человек. Но лесть и гордыня бежит впереди нас: мы хотим слышать то, что хотим и перестаем думать, услышав. За кого он принял Бальтазара? За слабого человека, которого возможно просто перетащить на свою сторону? За исполнителя? А если все не так, если все получилось слишком легко? И он ли один ошибся? По их мнению, Бальтазар был вольным стрелком и не отличался большими моральными принципами, но что если они ошибались? А что если он не за деньгами приехал в Иерусалим? Если бы он должен был убрать Йохама, он бы уже это сделал - это точно.
Они упустили Бальтазара из виду, когда он только появился в Иерусалиме. Упустили всего лишь на час в квартале хасидов, потому что никак не могли пойти за ним – все стало бы слишком явно. Видимо, там что-то произошло или Бальтазар с кем-то встретился. В любом случае, теперь необходимо срочно что-то предпринимать, пока не стало совсем поздно. Хочется верить в это или нет, но здесь действительно кто-то был и этот кто-то своими действиями очень похож на людей Бальтазара: психические атаки в войне еще никто не отменял и часто они эффективнее, чем бомбовые.
Говорят, время покажет. А если как раз времени-то и нет? Если время кончилось и ошибку исправить уже нельзя? Мирза смотрел, как Йохам собирает в рюкзак какие-то вещи и думал, что все настолько запуталось, что нет причины сомневаться в правильности намеченного. Пусть все уйдут. Несколько взрывов и дальше будет только тишина и еще много лет никто даже не подумает начинать сначала эту опасную игру. Сколько будет жертв? Какая разница, если погибнут только те, о ком не скажет ничего ни один телеканал.
Кто эти люди, чтобы кто-то расстроился или рассердился настолько, чтобы открыть правду про всю эту историю? В том-то и дело, что все кто имеет право что-то делать, кто может что-то сказать, уйдут, словно их не было. И никто не придаст особого значения еще нескольким террористическим актам: напишут статейки, снимут репортажи, проведут несколько концертов, соберут несколько совещаний, чиновники дадут десяток интервью со скорбными лицами, выпьют за обедом и вздохнут с облегчением. Почему? Просто потому, что в войне всегда должно быть только две стороны: долго воевать на несколько фронтов и невыгодно и опасно: обязательно кто-нибудь с кем-нибудь, в конце концов, договориться. И уж лучше быть первому, кто поймет, что пора уменьшить количество участников.
Убийство отвратительно. Но, это если речь идет об убийстве конкретного человека, а если речь идет о войне, то горе уступает место статистике и уже никто не говорит о трагедии, все говорят о победе. И чем больше количество погибших, тем проще жить дальше: сто человек – это ужас, а тысяча – это статистика потерь и не более того. Когда умирает несколько человек это можно представить, а когда исчезает город, то просто появляются новые планы по застройке и новые бюджеты, которые ждут бизнесмены и новоселы.
Смерть ошалело замолкает и смотрит, как убиенные превращаются в цифры, а торжественные панихиды плавно перетекают в праздники, которые очень быстро затмевают горе. Горе конкретно, но телевизор сообщит тебе, что все было не зря и мы будем их помнить вечно – вот и давайте споем и будем говорить о вечности! А вечность прекращается с последним, кто помнит, а беспокойство прекращается с последним кто знает. Горе сегодня прекращается для всех остальных, которых оно не коснулось, сразу, как только начнется по телевизору другой концерт. Стоит ли переживать о том, что не имеет к нам ни малейшего отношения? Нам не жить вечно и нас не будут помнить и это к лучшему: кто знает, как сложится эта короткая жизнь?
Вот и сейчас, как перед каждым сложным делом, в голове все что угодно, но только куда-то подевался Тот, именем которого все и происходит. Куда Он делся, когда Он очень нужен, когда ждешь совета и поддержки? А возможно Он и прав – Он дает тебе право выбора, и ты делаешь этот выбор. В любом случае для кого-то ты будешь героем на некоторое время, и это успокаивает. Но, почему идут в бой с молитвами на разных языках, хоругвями, крестами? Не потому ли, что Он за все в ответе и если уж Он причина, то Он и вина...
Йохам собрал нехитрые пожитки и уже давно сидел в углу, склонив голову. Говорят, что люди чувствуют свой конец, но Йохам ничего не чувствовал. Хорошо это или плохо? Он сам пришел искать помощи у тех, кто дальше всего от решения проблем мирным путем. Но разве не в Библии написано об огненном мече, разящем неверных? Разве не в Коране есть такие же слова? Так в чем же разница, если и те, и эти видят друг в друге врага? Нет разницы, и есть только ложь, неверие, гордыня и злоба. Так что за дело, кто будет тем, кто встанет рядом с ним?
И опять вопрос, который не давал покоя с детства: о ком написано в Книгах? Почему Он молчит, видя все это? Надеется? Верит? Ждет? Ведь во всех Книгах написано одно и то же. Написана на разных языках одна история. Разве не так? Ведь разве не потом появились и христиане и мусульмане? Значит ли это, что были те, кто создал и тех, и других? Ничто из ничего не возникает. Но это не был Он! Он создал лишь людей – люди создают свой мир, свою войну и свою веру. В этом смысл? В игре? Или Он ищет ответа на свои вопросы: могло ли случиться по- иному тогда, давно, когда не было ничего? Как мог предать его самый верный помощник и друг? Он верил ему, доверялся во всем, а тот, недовольный тем, что имеет, предал Его и стал злом. Любимый Ангел стал Демоном, предав Свет и Истину – трагедия для Того, кто творил Добро. Но кто-то должен был взять на себя и зло, и смерть, и ночь. Мог ли Он одновременно быть и тем и другим? Вряд ли. Значит ли это, что Он сам спровоцировал того, кто был ближе к Нему и переложил на него грязную работу, чтобы остаться в белом? Или это вовсе не провокация, а замысел: должны разделять люди свет и тьму. Нельзя быть чистым, творя беду. Нельзя быть праведным и потакать злу. Ответ только один для тех, кто верит в Него: Он мудр, Он светел, Он чист, Он – надежда, Он – свет и понять Его можно лишь поняв, что все что произошло две тысячи лет назад в Палестине – это Его история, рассказанная нам.