Влад опять усмехнулся, молча отпил пива и только опустив руку с кружкой сказал:
— То есть ты предлагаешь действовать тем же методом, который десять минут назад так осуждал?
— Да при чем здесь осуждение?!
— Действительно, ни при чем. Но ты представь: попугал я Анатольевича, он свое признание, даже письменное, дал, но потом не только к Хозяину, а еще и в милицию сходит: мне угрожали, меня били-истязали, признания добивались, вот он, этот негодяй, — меня и посадят. Нет, Михаил, все карты на его стороне, он действительно все варианты просчитал, в том числе и этот. Вот придем к тебе я и еще какой-нибудь крендель с улицы и начнем один и тот же случай, будто виденный нами, описывать по-разному — ты кому скорее поверишь — мне или ему?
— Тебе, но не только потому, что ты мой друг, но и потому, что знаю тебя как честного и порядочного человека.
— Правильно. А у Хозяина тоже ни единожды не было повода усомниться в положительных качествах своего управляющего. Так что скажет он мне: «Ах ты, такой-сякой, мало того, что ты деньги у меня увел, ты еще и на моих личных знакомых, полностью мне преданных, клевещешь!»
Михаил задумчиво водил донышком уже пустой кружки по поверхности стола, потом произнес:
— Это же как называется: нет пророка в своем отечестве?
— Очевидно, по-другому: нет в жизни счастья. Я как спортсмен, пробежавший марафонскую дистанцию и разорвавший финишную ленточку первым, — весь путь я мечтал о медалях и цветах, а вместо этого за финишем оказалась большая выгребная яма, в дно которой головой я и встрял.
— Нет, Влад, давай еще подумаем — неужели ничего нельзя сделать?
— В обсужденные нами варианты не попал лишь один — намылить веревку и повеситься. Но я этого делать не буду — хотя бы ради людей, которых я люблю. Пусть они долго не увидят меня, быть может вообще никогда, но зато они будут знать, что я живой и здоровый. Боже, но до чего же жизнь — говно! Понимаешь, Миш, все, чем я жил до сегодняшнего дня, — коту под хвост и еще глубже. Раньше, оценивая свои ощущения, я мог сказать: вот я валяюсь, нежусь среди цветов и густой травы на широком лугу, обнимая красавицу с упругой грудью и плоским животом, над собой я вижу голубое небо и яркое солнце в нем, невдалеке поет соловей, сейчас же — все, я лежу в грязной канаве с тяжелого похмелья, небо заволокли грязно-свинцовые тучи, идет нудный мелкий дождь, у меня вывихнута нога, и я не могу подняться. Раньше я мчался на «мерседесе» по широкому проспекту, ныне же передвигаюсь в инвалидной коляске по узкой улочке. Короче, чувствую я, что всему тому, что было до сегодняшнего дня, — конец, а завтра меня ждет одна пустота.
Михаил долго молчал, потом посмотрел на Влада, спросил:
— У тебя есть куда уехать?
— Мир большой, что-нибудь придумаю. Пока ничего конкретного нет.
— Ладно, Влад, — расстроенным тоном сказал гость. Было заметно, что уж в чем-чем, но в жизни старого школьного товарища видеть подтверждение своим словам о невозможности маленького человека на что-то влиять, даже на собственную судьбу, он не хотел. — Я пойду домой — хоть жену и предупредил, что задержусь, да расстраивать слишком долгим отсутствием не хочу — она у меня на сносях — уж на седьмом месяце, ей волноваться нельзя. Знаешь, что?
— Что? — переспросил хозяин.
— Будет мужик, я его Владиславом назову — в твою честь.
— Ну, — улыбнулся Влад, — спасибо, это действительно большая честь. Но не торопись, может, еще передумаешь.
— Зачем передумывать? Красивое имя. Но ты погоди еще чуть-чуть, я тут за выходные покумекаю, может, что новое в голову придет, заодно, не называя имен, с коллегами посоветуюсь — глядишь, что и подскажут.
— Ну, — хозяин поднялся, — спасибо, что откликнулся на зов о помощи и пришел поговорить.
— Да что там, — Михаил тоже встал с места, — не стоит, всегда к твоим услугам.
Вдвоем они направились к двери, Михаил быстро обулся, выпрямился, снял с вешалки куртку и, протянув руку, сказал:
— Время, во всяком случае, есть, так что еще будем думать. Надежды, что удастся как-нибудь выкрутиться, не теряй.
Влад стиснул его ладонь, произнес:
— А может, ты еще на моей свадьбе водки напьешься — кто знает?
— Очень хотелось бы верить. Ладно, я пошел.
— Пока.
Хозяин вернулся к столу, окинул его взглядом, потянулся было к пиву, но резко отдернул руку, недоверчиво покачал головой, открыл холодильник, достал бутылку водки, порылся в шкафчике, вынул самую большую, стограммовую, стопку, наполнил ее, выпил, поднес кусочек горбуши к носу, подержал перед ним с секунду и отправил в рот.
Зазвонил телефон. Влад взял трубку, выкрикнул:
— Прачечная!
— Сказала бы я тебе, — услышал он голос Жанны. — Ты еще занят со своим «товарищем»?
— Нет, моя милая, он уже ушел.
— Жди тогда меня с минуты на минуту.
— Ты откуда звонишь?
— От Ильиных. Ну все, до встречи.
— Давай.
Влад вдруг подумал, что у него в голове витала еще какая-то невыраженная мысль, попытался вспомнить, хлопнул себя по лбу — ну как же! — открутил пробку у «Пятизвездной», налил следующую рюмку, опять-таки залпом выпил и закусил салатом прямо из миски.
Телефон снова заверещал.
— Прачечная! — так же выкрикнул Влад.
На том конце послышалось покашливание, и только потом он услышал голос начальника службы безопасности его банка:
— Шутишь? Наверное, есть чему радоваться, раз настроение хорошее?
Влад сразу остыл и произнес:
— Да особенно нечему.
— Ну-ну, тут я с тобой соглашусь. У тебя загранпаспорт есть?
— Ну, если во время работы в банке в отпуск за границу ездил, значит, есть, — думаю, уж кто-кто, но вы должны знать.
— А я для протокола спрашиваю. Ты его еще на оформление выездной визы куда-нибудь не отдал?
— Что? Я не понял.
— Это теперь я шучу. Ну, раз никуда не отдал, занеси его в банк в понедельник или передай мне через кого. Особенно не переживай — это моя личная инициатива — так, скажем, на всякий случай. Ну, пока, звони, если что, — и он отключился от связи.
«Нет, молодцы, — подумал Влад, — теперь и паспорт отбирают. „На всякий случай“. Козлы! А „Звони, если что“ — чем не издевка? Скоро еще членов семьи Жанны в заложники начнут брать. Ой, ужас, ох, твою мать. Нет, нужно срочно линять. А с чем? Наличных не так уж и ахти сколько — надо бы квартиру сначала продать, да и все, что в ней есть, не мешало бы спихнуть. Паспорт, впрочем, ерунда, дал четыреста — пятьсот долларов, за трое суток сделают. Но три дня — это тоже три дня… А что еще скажет Жанна, ее отец? Замкнутый круг. Жуть».
Через некоторое время раздался дверной звонок, он открыл, вошла Жанна, цветущая, улыбающаяся, и с порога принялась скороговоркой щебетать, пересказывать услышанное в гостях об отдыхе на Карибах.
— Есть хочешь? — перебил ее вопросом Влад.
— Ой, нет, спасибо, меня Марина закормила, еле от ее яств отбилась.
— А я проголодался, пойду подогрею себе.
— Я попью с тобой чаю, — только переоденусь.
Он пошел на кухню, поставил чистую сковороду на огонь, вылил на нее чуть-чуть масла, положил большой кусок рыбы и капусту, налил в чайник воды, также поставил его на плиту. Вошла Жанна, села за стол и опять защебетала:
— И представляешь, они так креветками объедались, и приготовленными всякими разными способами — такими, как рассказывал Буба в фильме «Форест Гамп», — что и смотреть на них уже не могли. А Марина все время на водном мотоцикле переворачивалась — свалится с него, а обратно влезть не может — смех! Сгорела в первый же день, но там у них кремов всяких — куча, намазалась, и все в порядке — опять под солнце. А Настенька — ну та вообще негритенок, такая смугленькая, разве что волосы выгорели, выдают местное происхождение. А мы с тобой в медовый месяц на какое море поедем, ты еще не решил?
Влад, перекладывая в тарелку подогретую пищу, мрачно произнес:
— На Баренцево.
— Да ну тебя!
Влад уже успел спрятать в холодильник водку, однако взял чистую кружку, открыл бутылку, налил пива и принялся за ужин.
— Ну как, поговорил с приятелем?
— Угу, — жуя, буркнул он.
— Долго вы сидели?
— Он буквально перед твоим звонком ушел.
— А что за товарищ?
— Одноклассник.
— Да? Он из Колпино приезжал?
— Нет, он здесь живет. Жанна! — Влад вдруг положил вилку и нож на тарелку, внимательно посмотрел в ее глаза: — Ты бы пошла за мною на край света?
— Ну конечно! — широко улыбнулась она. — Как же иначе?
— Нет, ты, видимо, не поняла вопрос. Он ставится не в переносном, а в прямом смысле. Еще раз: ты пойдешь за мной на край света?
— Ну-у, — протянула несколько озадаченная Жанна, — наверное, пойду, если будет надо.
— Нет, — покачал головой Влад, — «наверное» не годится. В последний раз ответь на этот вопрос.
— А что, — она явно выглядела растерянной, — ты собрался на край света?
— Ты не ответила.
— Да, пойду, — твердо сказала.
— Даже если придется все бросить?
— А что нужно бросать? — вдруг напряглась она, видимо, никак не могла взять в толк, с чего это вдруг ее жених заговорил о таких вещах.
Закипел чайник, из носика вырывалась плотная тугая струя пара, но ни она, ни он не обращали на него никакого внимания.
— Бросать? — переспросил Влад. — Дом, друзей, работу, страну и то, что для тебя важнее всего, — семью.
Жанна смотрела на него с недоверием и в то же время с испугом.
— Я не пойму, это что, какой-то дурацкий тест, или… или… Я ничего не понимаю. Что-то случилось?
Влад ковырнул вилкой рыбу, отпил пиво и только после этого ответил:
— Случилось.
Часть первая
I
День был хмур, сер и, как обычно, скучен. Весна явно запаздывала — по небу гуляли свинцово-тяжелые тучи, и редкий луч солнца пробивался сквозь них лишь на минуту, да и то только затем, чтобы осветить грязь и мусор вокруг. Уже минут пять Влад стоял перед остановкой, вытянув в сторону правую руку, но тщетно — автомобили проносились мимо, поднимая в воздух мельчайшие пылинки той мерзкой смеси льда, снега и песка, которая покрывает петербургские дороги от конца октября до начала апреля. Обыкновенный день, ничем особенным от остальных не отличавшийся, разве что он был последним в череде будних, потому маячившие с понедельника возможные радости уик-энда приобретали все более четкие очертания. Мало того, в эту пятницу он был приглашен на день рождения Марины, жены начальника кредитного отдела Саши Ильина, большого человека в их филиале и его, Влада, непосредственного руководителя, поддерживающего с ним также и дружеские отношения.
Вдруг скрипнул тормозами старенький «москвичок», водитель сам открыл дверцу и, не спрашивая «куда?» и «сколько дашь?», крикнул: «Садись!» Влад сел, назвал улицу, мысли побежали дальше. Когда с подобным событием поздравляли самого Александра, то делали это прямо на работе — устраивали нечто вроде шведского стола, созывали народ, всех сотрудников до единого, пили-ели-веселились.
Кто, выказав должное почтение, после двух-трех рюмок укатывал по своим делам, кто, напротив, оставался чуть ли не до ночи, потом, пьяные, усталые от разговоров, отправлялись по домам — вот и весь праздник. День рождения супруги, однако, был для Саши пуще Рождества — сам созывал гостей, помогал Марине готовить всяческие блюда, бегал по квартире мокрый, взъерошенный, но гладко выбритый и в галстуке, в непременном фартуке в цветочек — точно положительный герой из американского сериала. Влад знал, что и нынешнее торжество вряд ли будет отличаться от предыдущих — так же придет человек двенадцать-пятнадцать (половина из них добросовестно напьется), Александр с его отрицательным отношением к никотину разрешит курить только на тесной кухне, куда поочередно будет выходить сплетничать то женская, то мужская часть общества, в разгар праздника Марина, как обычно, позовет к гостям дочку и заставит ее петь или читать стихи. Четыре года назад, когда он впервые побывал у них в семье, зрелище это казалось умилительным и интересным, но тогда девочке было чуть больше трех лет, и при виде Настеньки, стоящей на табуретке, принесенной из кухни, и звонким голосочком читающей четверостишие из букваря, каждый готов был расплакаться. Сейчас она уж во втором классе, высокая — верно, в школе «дылдою» зовут или «шпалою», табуретка уже не надобна, — а все равно ведь выведут, поставят перед столом и заставят что-нибудь продекламировать. Потом все, причем одновременно, вскочат, и кто по домам начнет разъезжаться, кто — дальше выпивать-закусывать. Влад относился к последним, ибо, несмотря на подходящий возраст, своей половины не имел, ввиду чего в действиях был волен, а выпив, становился весел и подвижен, потому и тянуло если не на подвиги, так на приключения. Маршрут подвергнувшихся влиянию алкоголя участников компании был однообразен — отправлялись они или во Дворец молодежи, играть в бильярд, или же в «Минотавр», на площадь Мужества, танцевать. Со следующего утра — головная боль, пиво, сон, в воскресенье — баня, приводящая общее самочувствие в должный порядок, в понедельник — на работу. Скучно? Кому — да, кому — нет. Для Влада слова «лучше водку пить, чем воевать» были естественной житейской мудростью. Скука лучше катаклизмов, а неспешное шествие жизни — резких рывков, после которых нужно непременно останавливаться, чтобы отдышаться. К тому же события, нарушающие монотонность будней, ценились особенно. Например, Косовский — его коллега, сотрудник того же отдела — обещал, что сегодня в качестве гостьи должна появиться давняя подруга хозяйки, с которой Косовский с детства знаком — весьма интересная дама, симпатичная и привлекательная, раньше не являвшаяся на день рождения к Марине, потому что не любит публичные сборища, да и вообще ввиду неудачного замужества зла на мужчин и на людей и мир в целом. Косовский с неведомо откуда взявшимся энтузиазмом в течение всей недели активно рекомендовал ее Владу, выводил его «подымить», хотя и знал, что тот не курит, подмигивал заговорщицки и не упускал случая о ней упомянуть. С чего это вдруг коллега начал сводничать, Влад не понимал, однако заинтересовался — всегда интересно пообщаться с новой женщиной, тем более приятной, умной и свободной, как рекомендовал ее Косовский. Правда, несколько смущало предполагаемое присутствие на торжестве Ларисы — его подруги в течение последних двух лет, пусть и не постоянной, пусть и встречи их были периодическими, а отношения часто прерывались, но женщиной она являлась эксцентричной и непредсказуемой, посему, тем паче выпив, была способна на любой поступок, и Влад совершенно не исключал той возможности, что она вновь предпримет попытку к сближению. Они оба видели, что не подходят друг другу, часто ругались, расставались, она заводила себе новых любовников, появлялась с ними на людях, но ей ничего не стоило позвонить, сказать: «Я сейчас приеду» и бросить трубку, зная, что он будет против на словах, но вряд ли сможет прогнать, когда она уже появится в дверях. Потом они любили друг друга, жадно, ненасытно, но утром или он накричит на нее за следы крема для обуви на полу, или же она на Влада за то, что, шубку с крючка снимая, вешалку оторвал. Опять разрыв, опять расставание, будто навеки, но через некоторое время почему-то вновь, почти всегда случайно, пересекались. В конце концов подобная трепка нервов надоела, перестал видеть ее совсем. С момента последнего свидания прошло уже два месяца. Однако нынче им встретиться придется — как-никак Лариса была Сашиной родственницей, он их и познакомил, с Мариной она накоротке, так что сегодняшним вечером появление ее было неизбежно.
«Человек — раб привычек, — подумал Влад. — Но если сегодня она напьется и начнет приставать — пошлю к черту».
Но вот и приехали. Влад дал водителю две купюры — десятку и пятерку, тот, как принято у представителей этого рода занятий, заплакал о дороговизне бензина, о семье на его содержании, пришлось добавить еще пять тысяч. Он почти не опоздал: на больших часах, висевших непосредственно напротив входа в банк — видимо, для лишнего напоминания сотрудникам о времени, — стрелки указывали на три минуты одиннадцатого. Влад кивнул охранникам, быстро прошел по длинному коридору, зашел в свой отдел, сбросил пальто, повесил его на плечики, сунул в шкаф, уселся за свой стол, открыл его и начал поочередно вынимать из выдвижных ящиков визитницу, еженедельник, текущую документацию и прочие бумаги, сразу просматривая их и раскладывая на поверхности стола. Вошел Косовский: