Больше половину гигантской армии составляли солдаты из захваченных европейских стран. Немало было и наемников. Нередко это были авантюристы самого низменного пошиба. Знаете, из таких, кто превратил трапезную доминиканского монастыря, украшенную «Тайной вечерей» Леонардо, в склад. В Москве они, превращали церкви в конюшни и развлекались стрельбой по иконам.
– И вот, – рассказчик, увлеченный повествованием, вскочил со своего места и, размахивая руками, зашагал по кабинетику.
Наполеон ожидал в Москве заключения мира с Александром. А тот отказывался от переговоров. Посланники Наполеона возвращались ни с чем. В Москве начинался голод. Крестьяне не могли довезти свои товары: их грабили по дороге. А если они получали деньги, на обратном пути их грабили, а порой убивали.
Безделье и неопределенность разлагали армию. И уход из разграбленного города был единственным правильным решением.
Ученый замолчал, потер кончиком пальца переносицу, словно очки жали ему.
– Я могу изложить вам и свою теорию. Она, конечно, не претендует на истину в последней инстанции. Но я считаю, что Наполеона заставили принять это решение и колоссальные богатства, несравнимые ни с каким другими его трофеями. Возможно, он посчитал их достаточным «утешительным» призом. Кроме того, количество лошадей, умирающих от голода и просто поедаемых солдатами, катастрофически уменьшалось. А значит еще неделя раздумий, и все эти тысячи пудов драгоценных металлов невозможно будет вывезти. И Наполеон поспешил.
– И этой была его главная ошибка! – подвел итог Иван, тоже увлеченный рассказом.
–Не думаю, – возразил ученый. – Ошибкой был сам поход в Россию. Абсолютно бессмысленное мероприятие. Знакомясь с документами того времени, я часто задавал себе вопрос: он понимал, зачем он это сделал? Ведь его решение казался блажью даже его ближайшему окружению.
Я читал как-то, добавил Петрович, – что Наполеон рассчитывал закончить войну за месяц и не углубляться в русские земли более чем на 80 километров, – подсказал Петрович.
–Да, да, – торопливо согласился ученый. – А русские от страха и неуверенности в своих силах заманили его к Москве.
– Ну, уж от страха, – не согласился Иван.
–Ну, ладно, ладно, может, я несколько утрирую, – согласился Андрей Андреевич, – хотя непобедимую, огромную армию Наполеона русский генералитет обосновано боялся. Конечно, причин было несколько: и обычная русская бестолковость, и слабохарактерность Александра, и борьба амбиций. Как это часто в истории бывает, сумма минусов дала плюс. И бесполезное Бородино вошло в историю…
–Ну, Андреич, ну, побойся Бога, что ты говоришь – бесполезное? – удивился Иван.
А, – засмеялся тот. – Что? Разрушаю стереотипы? Да, да, мои любознательные собеседники. Битва под Бородино ничего не решала в дальнейшем ходе войны. Кутузов понимал, что победить Наполеона на поле боя невозможно – на тот момент его армии не было равной в мире. И Москву все равно придется оставить. Но уступить столицу страны без боя было невозможно по соображениям патриотическим, политическим и прочим того же порядка. И в жертву этих соображений были принесены семьдесят семь тысяч человек с обеих сторон. Печальный рекорд, продержавшийся до первой мировой войны.
Все помолчали, словно почтили память этих жертв.
–Ну, так вот, – Андрей Андреевич в возбуждении зашагал по кабинету, ловко маневрирую между шкафов. Было понятно, что этот путь он проделывал не раз. – Императора волновала не только судьба армии, но и судьба ценностей, которое дали бы ему возможность, (я уверен, что у Наполеона были такие планы), снова вернуться в Россию, Москву – на этот раз безусловным победителем. И он направился на зимовку в Вильню, которую легче было бы обеспечивать продовольствием.
Сначала Наполеон тащил огромный обоз, тщательно укрытый попонами и охраняемый верной старой гвардией, за собой. Его солдаты благодушно посматривали на «контрибуцию», полученную Наполеоном. Их рюкзаки тоже были приятно тяжелы. Офицеры вели за собой нагруженных лошадей. Никто не чувствовал себя обиженным. Никто, даже прозорливый Наполеон не предполагал, что они начали путь в никуда.
Ранние холода, неорганизованность войск, правильная стратегия русских и многое другое погубили Великую армию. ( Французы так и писали это название с прописной буквы). Десятками тысяч погибали люди. Обессиленные лошади становились жертвами изголодавшихся солдат.
На территории Беларуси Наполеон получил известие о заговоре генерала де Мале, который объявил в Париже о его смерти и попытался захватить власть. Он поспешил в Париж. Бесценный, но тяжеловесный обоз связывал его.
Кроме этого он всегда терял интерес к мероприятиям, обреченным на провал. Так было в Египте, из которого он тоже сбежал, оставив армию умирать. Так же он повел себя и в России.
И вот тут начинаются загадки, интересующие нас с вами. В сущности, ни один из фактов, которые я сейчас приведу, не достоверен. Точно известно одно: колоссальные сокровища из Москвы были вывезены, но в Париж не прибыли. И почти наверняка территорию российской империи не покидали.
Остальное – предположения. Легенды, домыслы, сплетни, наконец. Есть теория: сокровища могли быть по неосмотрительности утоплены в Днепре во время поспешной переправы. Или были тщательно спрятаны. Называются разные места, и среди них – как раз озеро Стоячее, с которого вы привезли эти монеты. Вполне возможно, так как недалеко от тех мест казаки разбили корпус генерала Нея, который и сопровождал ценности. Обеспечить достойную охрану ценностям стало невозможно. И французы торопливо выбрали первое подходящее место. Озеро глубокое, кажется??
– Очень, – кивнул Петрович.
– Есть воспоминания местных жителей о том, что французские солдаты целую ночь жгли костры на его берегу. Может быть, чтобы растопить замерзшую землю и закопать. А может быть, греясь у этих костром, они бросали ценности в прорубь.
Еще одно предполагаемое место (имеется даже документальные подтверждения – письменное свидетельство генерала Компана) – под Ошмянами.
А может быть, клад был спрятан недалеко от Сморгони. Ведь именно там Наполеон бросил остатки своей погибающей армии. Ну, мне кажется это наименее вероятный вариант. Так, скорее психологический посыл – раз убегал, значит, бросил ставший обузой груз.
–Значит,– подвел итог Петрович. – Возможно, убитые на Стоячем могли найти следы этого клада
– Не знаю, не знаю, сомнительно, конечно, хотя монеты подходят по времени. И вряд ли они взяли с собой на охоту золотые монеты. Но я так понимаю, что вы надо не клад искать, а убийц. По долгу службы, так сказать.
–Да,– согласился Петрович.– Но ведь это могут быть две ниточки в одном клубке.
– Понимаю,– ученый кивнул. – Но вы должны учитывать и такую возможность: это монеты могут быть из какого-нибудь другого клада. Так, купчишка какой закопал на черный день.
Петрович и Иван поблагодарили ученого. Иван предложил прогуляться по городу. Петрович шел вслед за ним по длинному темному коридору, обдумывая услышанное.
Он так увлекся своим размышлениями, что едва не стукнулся об один из огромных стендов, развешанных на стенах коридора.
На этом был представлен профессорско-преподавательский состав института. Петрович невидящим взглядом скользнул по стенду и бросился догонять удаляющегося приятеля, как резко остановился. Из правого верхнего угла стенда на него смотрело знакомое лицо. Фотограф подретушировал неестественную белизну волос, и лицо не было розовым, но ошибиться было невозможно – это был Вампир. Он тоже работал в этом институте.
Петрович окликнул Ивана: «Надо вернуться».
Они вернулись в кабинет, и он спросил у профессора: «У вас тут работает такой… альбинос Лукин Аполлон Григорьевич.– Он вас о наполеоновском кладе не расспрашивал?».
Андрей Андреевич пожал плечами: «Вы понимаете, клады – мой конек, и с кем я только на эту тему не говорю. И с ним, вполне возможно, тоже».
– А он не проявлял какого-то особого любопытства. Карты там не брал посмотреть??
Профессор не смог вспомнить.
Из здания института Петрович вышел, задумавшись. Какое значимое совпадение!
Иван предложи пройтись по проспекту. Центр города был заполнен людьми. На лицах многих была печать усталости, обреченности. Казалось, они несут свою жизнь, как тяжелый, неудобный груз и не могут найти место, где его можно сбросить и отдохнуть. Петрович сразу устал от непривычного многолюдства, шума, запаха выхлопных газов им, деревенским жителем, очень ощутимых. И попросил Ивана вернуться домой.
Часть 3
Неожиданные несчастья.
Ранним утром Петровича разбудил звонок мобильника. Он требовательно рвал сонную тишину квартиры тревогой.
В трубке раздался плачущий голос жены.
–Куда ты пропал??? Господи, ты так нужен…
–Да что случилось?? Не истери…
– Митьку, Митьку забрали твои.
– Что значит забрали?
– Арестовали. Серега приехал с каким-то лейтенантом и забрал, – кричала жена.
– Да что он натворил? -
– Они говорят, что это он охотников у Стоячего убил.
–Бред какой-то, – изумился Петрович. – Да не мог он этого сделать.
– Улики у них говорят есть. Нож в сарае нашли, кровь у него на штанах. Приезжай сегодня же.
Петрович с недоумением выслушал новость. Митька – младший брат его жены. Сорокалетний мужик, бестолковый, бесхарактерный, пьющий. Так и не смог найти свое место в жизни.
Он был поздним ребенком. Красивого мальчонку любили в семье больше всех, жалели и баловали: он часто болел. Любой его каприз исполнялся, лишь бы на его бледном насупленном личике появилась улыбка.
Он вырос хрупким и трогательно красивым юношей, привыкшим быть в центре внимание. Его стали баловать женщины. Сколько раз он ходил в примаках у деревенских красавиц, не могли вспомнить даже местные сплетницы, знавшие все обо всех. Но нигде Митька не задерживался долго: ленивый и капризный, он не годился для деревенского житья-бытья с его повседневным тяжелым трудом.
Теперь это был опустившийся одинокий мужик. «Вясковае залацистае», «Купалинка», «Вишневый аромат» – дешевые местные вина, потребляемые им в безграничном количестве, иссушили его тело, сделали дряблой кожу, проредили волосы. И разрушали мозг.
Женщины на него уже не смотрели. Он несколько лет не работал, жил в опустевшем доме умерших родственников.
Целыми днями он бродил по поселку расслабленной походкой, заходил то к одному, то к другому родственнику. Его ругали, стыдили, но кормили и наливали – жалели. Бесполезное существо, он лишь заполнял пространство, отведенное ему временем.
Петрович недолюбливал шурина. Начальство не упускало случая кольнуть его, напомнить о родственнике, ведущем асоциальный образ жизни. Но Надя по-прежнему испытывала нежные чувства к заблудшему брату, отдавала ему одежду мужа, подкармливала, давала деньги. Сам Петрович избегал встреч с ним, испытывая чувство, близкое к брезгливости.
И если он натыкался на «любимого» родственника у себя дома, жена виновато суетилась и спешила отправить брата домой.
Но Митенька смотрел перед собой остекленевшим взглядом и не двигался. Петрович за столько лет так и не смог понять: то ли тот талантливо притворяется, то ли мозг его уже подвергся таким же необратимым изменениям, как и внешность, и он не воспринимает происходящее. Надя шепотом уговаривала брата уйти и буквально за руку выводила его со двора. Больше всего его неприязнь вызывала вот эта способность ставить сестру в неловкое положение.
Петрович не попрекал жену бесполезной жалостью к брату, понимая, что он так и остался для нее кудрявым мальчиком с пугающими приступами кашля.
Но при всей неприязни к Митеньке, он хорошо понимал, что тот не был способен ни на какой серьезный проступок. Безвольный, физически слабый, с деформированным мышлением. Как он мог справиться с тремя мужиками? Да чушь полная…
Похоже, что начальство быстро нашло виновного, чтобы не нарушать отчетность. Митенька для такой роли вполне годился. Поддержать его в обезьяннике без выпивки дня три – четыре, и он подпишет любое признание за стакан дешевого пойла.
Отвратительнее всего было то, что «коллеги» не брали в расчет его. Какого – никакого родственника, а во-вторых, старшего лейтенанта Михаила Петровича Жука, милиционера с тридцатилетним стажем.
А может быть, они и выбрали Митьку в качестве «жертвы», именно для того, чтобы поставить его, Петровича, на место.
Иван, услышав от него новость, понимающе кивнул: «Нашли, мерзавцы, виноватого – Митеньку». Он позвонил знакомому и договорился, чтобы тот подбросит Петровича поближе к дому. И через час тот трясся в старенькой машине – автолавке, развозившей столичный хлеб по деревням.
Потом снова стоял на трассе. И снова дальнобойщик, но теперь худой, небритый, неразговорчивый, довез его до поворота к родной деревне.
До дома оставалось километров пять. Конечно, он мог бы снова подождать попутку. Но октябрьский день был так пронзительно красив, что Петрович решил посвятить остаток пути ему.
Солнце только начинало склоняться к закату. Лучи пронзали поредевшие золотистые верхушки берез и красноватые ветки клена. Мир наполняло такое состояние умиротворения, которое возможно только в это время года. Прозрачный воздух замер. Холодеющий воздух обострял все цвета. Пронзительная синева неба казалась затвердевшей в своей неподвижности.
Полная тишина. Лишь золотистый ковер из листьев шуршал под его ногами.
Дышать прозрачным воздухом было удивительно легко. Петрович часто останавливался, любуясь осенним лесом. Лучи заходящего солнца, коснувшись горизонта, легли у его ног, словно дорожка, которая отведет его в другой мир, мир гармонии и совершенства…. Мир, который суетливые, тщеславные люди, не заслужили.
Хотелось остановить время, и навсегда остаться в этом совершенном по красоте месте.
Прогулка задержала его, и он подошел к своему дому уже в сумерках. Светились окна кухни. Он зашел тихонько. Надежда сидела у окна и ждала его. Он видел ее со спины, знакомые непослушные пряди спустились на воротничок халата. Изгиб полного плеча. Сейчас, когда не было видно ее лица, украшенного морщинками – неизбежная дань возрасту, она казалась загадочно прекрасной. Как тогда в первую встречу. Словно не было почти тридцати лет совместной жизни
Теперь, когда они остались вдвоем, их отношения все больше напоминали первый год брака, когда они принадлежали только друг другу.
Увидев мужа, Надежда печально улыбнулась и сказала: «Что делать будем??»
Перекусив наскоро, Петрович отправился к домой напарнику. Именно он задержал Митьку накануне.
Его большой и старый дом, крепко сколоченный, оставлял впечатление незаселенного – занавесок на окнах не было, двор пустой. Не хватало женской руки.
Увидев Петровича, напарник смущенно отвел взгляд. Он чувствовал себя виноватым. Но от разговора уйти было невозможно.
Серега рассказал, что после того, как Петрович уехал в отдел прибыли два милиционеры из области. Зашли к Николе и пробыли у него довольно долго. А потом вместе с Серегой поехали в Митькин дом. Там его не было. И они колесили по проселку, пока не нашли его у приятеля – Рыжего Сашки, главного поселкового алкоголика, когда-то выселенного в деревню из города за неуплату коммуналки.
Переехав из города в совхоз, Сашка, казалось бы, взялся за ум: недели две походил на работу, показался серьезным, положительным. Даже местная бабенка на него стала заглядываться. А потом сорвался, запил, перестал работать, и с тоскующим взглядом бродил с утра до вечера по поселку в поисках «живительной воды», готовый украсть, продать или, на худой конец, поработать ради спасительной жидкости.
В своем темном и холодном домишке он устроил нечто вроде клуба по интересам для местных жаждущих.
Петрович не раз говорил председателю колхоза о том, что среди гостей Рыжего все больше и больше молодых парней. Поселку не приходилось жаловаться на недостаток молодежи. Трактористы, водители, скотники все были парнями до двадцати пяти лет, соблазненные сложившимся устоем жизни и какими-никакими заработками. Но, оставшись в родной деревне, они не знали, как проводить свободное время.