– Король, если и сопротивлялся, так только для виду, сил у него не было, как и надежд на избежание уготованной участи. Когда Людовика приложили к гильотине, его глаза расширились от ужаса, усиленного видом толпы, собравшейся вокруг эшафота. Все эти люди, простой народ, в одеяниях столь же скромных, что и всегда, теперь растеряли человеческий облик. Их тряпьё, камзолы, трико, брюки, головные уборы были заляпаны кровью. Кровь оставалась и на их коже, лицах и руках. Свернувшись, кровь засохла на лицах тех революционеров, чья жажда мести никак не могла утолиться. По глазам многих становилось ясно, что жажда расправы над теми, кого они обозначили своими врагами, отпечаталась на их душах. Толпа кричала, неистовствовала при виде короля, который проживал последние минуты своего существования, но сам Людовик вперился взглядом в одного единственного человека, выходца из толпы, неприметного, но выделявшегося из многих как бельмо на глазу.
Себастьян сделал паузу, я же не нуждался в пояснениях, покуда теперь сам видел описываемые события. Самом первом ряду тех, кто подобрался вплотную к помосту, стоял невысокий, полноватый мужчина, одетый в наряд, соответствующий ситуации и времени. Его одежда, столь же замарана кровью и прочими нечистотами, как и у остальных собравшихся, не могла скрыть в нём личность искомого мною Фэйда, особенно теперь, когда я воочию видел его и не в первый раз.
Мужчина стоял на своём месте, пока вокруг него бушевала толпа, он же был спокоен, совершенно неподвижен, он стоял и смотрел, глядел прямо на короля, и именно он, пропавший без вести господин Фэйд, очутившийся в этом времени и месте, стал причиной подлинного ужаса Людовика.
Когда лезвие гильотины со свистом прорезало воздух, преодолев отмеренный инженером путь, и остановилось в своей конечной точке, отделив голову короля от его плеч, толпа на миг стихла. В воцарившемся молчании, когда все разом замерли и затаив дыхание наблюдали за происходящим, Фэйд внезапно пришёл в движение. Несмотря на свою комплекцию, мужчина ловко запрыгнул на помост, помогая себе руками. Едва встав на ноги, Фэйд в два прыжка сократил дистанцию, оказавшись у гильотины. Только теперь я понял, что причиной воцарившейся тишины и безмолвия было вовсе не замешательство и не значимость момента, все собравшиеся вокруг помоста, а также и те, кто были на нём, замерли, аки восковые фигуры. Сам воздух замер, и направив взгляд в небо, я увидел замершую в сером небе стаю птиц.
Я вновь посмотрел на гильотину, а Фэйд, нисколько не смущённый моим присутствием, схватил отсечённую голову короля, схватил за самые уши – так, чтобы ловчее удерживать её перед собой. Кровь не лилась из рассечённых артерий и вен, не била пульсирующая струя и из оставшейся части шеи, что сохранилась на плечах тела.
Фэйд, удерживая голову Людовика, посмотрел на меня. Наши взгляды встретились точь-в-точь, как и тогда, у старинных часов. Улыбка, едва заметная, коснулась его губ, одутловатое лицо приобрело оттенок азартной весёлости. Мне же показалось, что Фэйд собирался что-то сказать, однако это оказалось лишь сиюминутной видимостью, а уже в следующее мгновение мужчина повернулся лицом к застывшей толпе. Фэйд сделал шаг, другой, по направлению к краю.
Всё вокруг ожило столь же внезапно, как и замерло неопределённое время назад. Однако теперь, видя стоящего перед ними мужчину, по всем признакам выходца из их собственного «мира», люди замерли, не лишаясь тока времени. Они смотрели на Фэйда, который, продолжая удерживать голову короля, поднял её перед собой и вверх, словно демонстрируя свой трофей.
– Жак де Моле! – прокричал Фэйд, и я впервые услышал его голос. – Жак де Моле, ты отомщён!
Толпа, словно преодолевая хрупкое оцепенение, разразилась овациями, рукоплесканиями. Господин Фэйд позволил своим рукам опуститься, голова Людовика, с глухим стуком, упала на дощатый пол. Бросив на меня еще один взгляд, мужчина с прежней ловкостью спрыгнул с помоста, буквально растворяясь в толпе.
Вместе с Фэйдом, бесследно исчезнувшим в толпе, исчез и я сам. Будучи вновь охваченный странным ощущением слабости меня словно несло течением, а всё что я видел – были цвета, всполохи, блики, какофония звуков и красок, словно волной, захлестнула меня и неделикатно вышвырнула на берег моего же сознания. Уже со знакомым чувством разочарования я обнаружил себя в коридоре между дверей жилых квартир. Та дверь, что вела в квартиру старика Себастьяна, теперь была заперта, и, принимая во внимание уже имевшийся у меня опыт, я не стал особо упорствовать в попытках её открыть.
Я лишь вынул свой блокнот, взял карандаш и сделал некоторые записи.
– Очевидно новоявленный Пуаро зашёл в тупик, – прозвучал голос, по которому я уже начал скучать, из тени в углу коридора появилась фигура, очертания которой обретали материальность по мере того, как её обладатель всё больше являл себя свету потолочного светильника. – Что я говорил? Стоило ли надеяться на нечто иное…
Хриплый голос прервался, когда Сапфир зашёлся кашлем, в прочем, на этот раз это был совсем непродолжительная серия.
– Ты откусил кусок больший, чем изначально был в состоянии проглотить! – сказав это, Сапфир деловито подбоченился и кивком указал на дверь в противоположном конце коридора – квартира госпожи Сиро. – Не стоило тебе слушать эту дамочку… От таких, знаешь ли, одни неприятности.
Я же, не желая доставлять своему старому знакомому такого удовольствия, не обнаружил своего смятения. Закончив с записями, я пробежался взглядом по тому, что уже удалось собрать. Выходило так, что господин Фэйд жил жизнью, о которой его супруга практически ничего не знала.
– Ты спешишь с выводами, – сказал я, искоса оценивая выражение лица карлика, – не всё так печально, как тебе хотелось бы видеть, мой пессимистически-настроенный друг. Я на верном пути, хотя должен признать, путь этот оказался дольше, чем я ожидал.
Сапфир лишь усмехнулся, отводя взгляд в сторону.
– Скажи это кому-нибудь другому! – прохрипел карлик, не скупясь на издевательскую ухмылку. Он не оставлял надежд на мой провал.
– Господин Фэйд, столь аккуратный во всём, может водить за нос кого угодно, включая собственную жену, но вот меня ему обмануть не получилось. Как бы он не пытался, за каждым его шагом тянется след столь заметный, как если бы он был оставлен соусом для пресловутой лазаньи!
– Ну да, ну да, ты этакий Бладхаунд13, взявший след зверя! – Сапфир был готов украсить своё высказывание многозначительным плевком в пол, но вовремя опомнился, учитывая где он находился, и, бросив взгляд в объектив одной из камер видеонаблюдения, пренебрежительно фыркнул.
Я прошёлся по коридору в обратном направлении, двери все как одна, оставались неподвижными и более ни единого звука не проникло в это пространство микромира, единственным обитателем которого был я.
– Куда же ты скрылся, господин Фэйд… – спрашивал я себя, не стесняясь озвучивать свои мысли, понимая, что помимо Сапфира, насмехающегося над каждым моим шагом, никто в целом мире не мог услышать меня.
Я остановился у единственной двери, которая отличалась от всех остальных на этаже, и это был выход к лифтовой площадке. До настоящего момента я исходил из того предположения, что Фэйд не покидал коридора, коли ни на лифтовой площадке, ни в самих кабинах лифта ни одна из камер его не зафиксировала. Теперь же, принимая во внимание резвость, с которой мужчина ускользал от меня из раза в раз, я начинал сомневаться насколько верными были мои суждения.
Металлическая дверь, несмотря на внушительные габариты, поддалась легко под моим нажимом, не издав ни звука, открылась внутрь. На лифтовой площадке было пусто, однако в отличии от коридора, здесь присутствовали различные звуки, главным образом механического происхождения, и от того атмосфера казалась куда как более живой. Я уставился на одну из камер, висевшую под самым потолком у противоположной стены, понимая, что никто, покидающий коридор, не смог бы миновать хищного объектива и не попасть на глаза доблестным блюстителям домового порядка, однако я так же не питал иллюзий по поводу работы службы безопасности комплекса «Скай-Рокет», но вот непреклонность техники подвергать сомнению не стоило.
На площадку открывались аж три лифтовых шахты, все отделялись от внутреннего убранства хромированными створами. Но позади меня в одной из стен была еще одна дверь тоже металлическая, но совсем небольшая, и в довольно скромном исполнении. В верхней части двери было смотровое оконце, однако стекло было не прозрачным, разве что контуры того, что находилось с противоположной стороны можно было различить. Мне и этого оказалось достаточным, чтобы понять, что там была лестница, проходящая через этажи здания. Этот путь был наименее популярным у обитателей жилого комплекса, поскольку лифты работали исправно.
Я же подумал:
– А как обстоят дела с видеонаблюдением на лестничной клетке… – оттолкнув дверь, я не удивился тому сопротивлению, с которым она поддалась. Перешагнув порожек, я оказался в довольно ограниченном пространстве, освещаемом тёплым светом совершенно не «гламурного» светильника в антивандальном исполнении. У стены из грубо окрашенного бетона, но тем не менее чистой, стоял старенький диван, обтянутый потрескавшейся кожей, на диване сидел мужчина. Глядя на него сразу же становилось понятно, он не особо опережал моего пренеприятнейшего друга Сапфира в росте, что делало затруднительным оценку его параметров – называть его просто коротышкой или же полноценным карликом. Я предпочёл первый вариант, выстроив ассоциации. Когда мужчина повернулся ко мне, его лицо ещё больше напомнило мне о моём ненавистном друге. На меня смотрела пара глубоко посаженных глаз тёмного цвета, хорошо скрываемых в щёлочках между массивными, мясистыми веками. Одутловато-округлое лицо мужчины было не лишено морщин, так признаки пожилого возраста всё же пробивались наружу через сгустки плоти. Волос почти не было, если не считать редкую и жидкую растительность по периметру макушки. Если бы эта своеобразная причёска не разрывалась спереди, то вполне бы сошла за монашескую тонзуру. Одетый в старую коричневую кофту, пряжа которой местами столь заметно растянулась, что можно было видеть участки клетчатой рубахи под ней, мужчина носил столь же ветхие брюки, предназначенные разве что для вылазок в подъезд, а вместо нормальной обуви на его ногах были домашние тапки.
– Чем могу быть полезен? – поинтересовался мужчина, продолжая сверлить меня взглядом. Рядом с его правой ногой, на бетонном полу у дивана, стояла жестяная банка из-под растворимого кофе, теперь эта ёмкость служила импровизированной пепельницей, куда мужчина поспешил сбросить пепел от сигареты, тлеющей в его правой руке.
– Я полагал, – начал я издалека, – здесь у вас повсюду зона для некурящих.
Моё замечание было сделано таким тоном, дабы звучало скорее, как шутка, нежели упрёк. Однако мужчина, очевидно бессознательно, сжал губы в напряжённой гримасе, и быстрым движением избавился от недокуренной сигареты, погрузив её в банку. Полупрозрачный дымок ещё какое-то время струился из импровизированной пепельницы.
– Итак… – протянул мужчина, возвращаясь к своему вопросу, вынуждая меня представиться.
– Я здесь исключительно по делу, – сообщил я, – меня наняла одна из жительниц вашего комплекса.
Мужчина при этих словах окинул взглядом своды лестничной клетки.
– Подскажите, – продолжал я, – вы случаем проживаете не на тридцать первом этаже?
Мужчина кивнул, медленно, не отводя взгляда.
– В таком случае, вы возможно знаете семейную пару, что проживает в квартире 113? – и вновь мужчина ответил кивком. – Госпожа Сиро обеспокоена исчезновением своего супруга, господина Фэйда…
Я не успел закончить фразу, когда лицо моего собеседника вдруг исказилось в странной усмешке, при этом он фыркнул еще сильнее стирая границы различия между собой, кто бы он не был, и Сапфиром, откашлялся и покачал головой.
Я не отказал себе в одобрительной улыбке.
– Вижу вам это имя известно и кое о чём говорит!
– Меня зовут Фрэйн, – представился мужчина, не утруждая себя привычными в таких ситуациях церемониями. – Фрэйн Селак, если быть точным. Я учитель музыки, на пенсии.
Я нарочито приподнял бровь, выражая удивление столь необычным именем в этих краях, мужчина понял меня без слов.
– Я приезжий, всё верно. – пояснил Фрэйн. – Когда мне исполнилось семьдесят четыре, я покинул Хорватию, мою родину, чтобы остаток дней провести здесь.
– Здесь? – переспросил я, обводя взглядом пространство. Мужчина рассмеялся, но очень быстро зашёлся кашлем.
– Да не то чтобы здесь, на этом вот обоссаном диване! – при этих словах, Фрэйн приподнялся, как бы пытаясь увеличить дистанцию между утонувшим в диване задом и самим покрытием дивана. – В этой стране, парень. В этой вот долбаной стране…
Я ответил мужчине широкой улыбкой.
– Так или иначе, господин Селак, – я обратился к нему по фамилии, – вы живёте в очень дорогом комплексе, и, смею предположить, не обременены борьбой за выживание.
Фрэйн смерил меня ехидным взглядом, ему пришлось по вкусу моё высказывание, вне всякого сомнения.
– Я своё поработал, уж будь уверен, парень! Я всю жизнь был учителем музыки, работал как в школе, с этими детьми, чёрт бы их подрал, и в колледже искусств, со студентами, которым, если что и интересно, так точно не учёба.
Селак сплюнул, но разумеется не на пол, а в свою же пепельницу разом положив конец вытягивающемуся, тонкому дымку.
– Так, – сказал я, понимая, что мужчина был явно нерасположен откровенничать, – а что там насчёт господина Фэйда из сто тринадцатой квартиры?
Селак вновь фыркнул и покачал головой.
– Это из-за него я здесь, парень.
Сказать, что этот ответ удивил меня – ничего не сказать, и я тут же сообщил об этом своему собеседнику.
– Да, да, не удивляйся ты так. Всё началось давно. Я еще работал в долбанном колледже, когда всё началось.
Инцидент 1
– Я тогда жил в местечке под названием Грожнян – это совсем крохотная деревушка вокруг старинного замка, пережившего больше потрясений, чем морщин на заднице Пап Римского. Кто только не правил старым замком Грожнян и византийцы, и венецианцы, австрияки тоже руку приложили, ну и без итальянцев дело не обошлось. Так вот, помнится, в году так шестьдесят четвёртом, я купил у одного итальяшки, коих там куча, подержанный Фиат. Начал на нём по выходным загород гонять, особливо летом. Места там живописные, скажу тебе, а среди студентов колледжа, где я работал, то и дело попадались девицы – не прочь юбки скинуть на берегу горных озёр, если понимаешь, о чём я говорю, парень.
– Так вот, как-то поехал я в горы рано утром и уже когда мчался по местному серпантину, спохватился, что оставил дома очки солнцезащитные, там без них тяжко, парень, слепит глаза и это не сиюминутное явление. Однако, когда это осознал, уже шёл на подъём, едва ли не треть горы позади, разворачиваться негде. Ну я что, пальцем деланый, что ли? Зажмурился так сильно, что похож был на сушёную хурму, что те итальяшки продавали туристам. В общем, когда я уже было поднялся на гору, слева от меня раскинулись густые заросли леса, а справа – пропасть, метров так восемьдесят. Солнце там на вершине ещё пуще прежнего светит, в какой-то момент я не выдержал и закрыл глаза! Ну не на долго, секунды считанные, чтобы пятна хоть перед глазами плясать перестали, когда же приоткрыл – вижу, как на меня мчит огромный грузовик! Я едва сообразил, что того мгновения хватило, чтобы я на встречную полосу выкатил.
– Дальше, парень, всё как во сне! Я дёрнул руль, к счастью не вправо, а то мы бы сейчас здесь с тобой не разговаривали. Машину мою увело влево, прямиком в лес. Там хоть и не обрыв, но склон крутой, на такой скорости меня потащило под гору. Я видел лишь как стволы деревьев с безумной скоростью со всех сторон надвигаются на меня! Я буквально сросся со своей колымагой, дёргая баранку инстинктивно! Одно дерево миновал, второе, третье, машину подбрасывает, и тут я увидел его….
Селак, в этот момент, сделал первую продолжительную паузу в своём повествовании. Я же заметил, что это промедление было вовсе не для того, чтобы мужчина перевёл дыхание, скорее ему требовалось подобрать нужные слова, прежде, чем он продолжил.