Потому что тогда у нее была бы определенность, что она погибнет. Что она не выживет. Да, было бы больно, но потом она бы отмучилась и покинула бы этот мир. Но сейчас у нее было такое положение, что было непонятно, останется ли она в живых в итоге, или ее все же убьют. Неизвестность угнетала и пугала намного хуже того, что Гейзенберг собирался с ней делать.
В паху болело. Этот сукин сын был совсем бесцеремонен, он думал только о себе и о своем удовольствии. Было странно, как он в таком возрасте вообще сохранил свое либидо, да еще и в таком бешеном его виде… И чем ему местные жительницы не угодили? Чем она стала лучше них? Что такого нашел в ней этот ублюдок, что теперь она стала его «игрушкой»?
По щекам вновь потекли слезы. Нет, Джаелл не ревела, просто она осознавала свое положение. В носу заложило, в глазах защипало. Да еще и тот след от языка остался на ее лице, что было вдвойне противно и мерзко. Но тут она вспомнила слова Карла перед уходом:
— Знаешь, мне даже стало интересно, что у тебя сломается первым: твои кости или твой дух?
И его веселый задорный смех, будто это смех того, кто уже победил. Василеску только рыкнула и сжала руки в кулаки. Ну уж нет. Она — сильная девушка, и многие называли ее независимой. Она смогла стать тем, кем она хотела всю жизнь стать, несмотря ни на что. Она сумела добиться самостоятельности и высокого статуса в обществе благодаря упорному труду и очень твердому характеру, практически не прогибаемому. Она смогла добиться высокой должности упрямством.
И сейчас она не могла позволить какому-то выскочке из деревни заставить ее склониться перед ним и, фигурально говоря, отсасывать ему, только чтобы остаться в живых и иметь его благосклонность. Она не рабыня!
— Ну я Вам покажу, сукин сын, чего я стою. Вы еще пожалеете, что схватили меня в плен и решили мною воспользоваться. Не с той связались… Это еще не конец. Я не сдамся!
====== Разговор ======
Карл был в очень приподнятом настроении. Еще бы, он впервые за всю свою жизнь смог свободно воплотить свои грязные и недобрые мысли на человека другим способом. Если раньше он искал удовлетворение своему гневу в конструировании солдат-болванок и управлении ненасытных оборотней, то теперь он по-настоящему «вкусил» плоть девушки. Вспоминая свой первый неловкий секс в годы старшей школы, было удивительно, как он сейчас смог так опытно себя удовлетворить.
Но была проблема — ему хотелось еще. Секс с девушкой, да еще и в таком бурном ключе, вызывал у Гейзенберга все новые фантазии, как он мог бы с ней «поиграть». Зная свои силы, он стал придумывать способы ублажения тела. Нож… Да-а, можно было заводить девушку и себя приятными поглаживаниями лезвия острого ножа по коже. Это создавало ощущение опасности — не для него, естественно, для пленницы, — а также просто играл контраст чувств. Разгоряченное тело мужчины и холодный металл, мягкие ладони с легкими шрамами и идеально гладкая острота.
А еще, вот уж Карл никак о себе так не думал, ему хотелось очень сильно укусить свою жертву. Можно до крови, но оставляя все же приличные следы. При таких мыслях он облизнул себе губы и чуть прикусил щеку — настолько завораживала его мысль, что это тело в его распоряжении целиком и полностью, и что оно может быть покрыто кровью, укусами и засосами, а также следами его грубых хваток.
Его совершенно сейчас не волновало, как при этом будет чувствовать себя пленница. Она — его игрушка, можно сказать, «подушка для секса и гнева». И она должна слушаться только его, выполнять все его прихоти. Ему было по большому счету плевать, что в момент секса испытывала его жертва. Он больше заботился о том, как ему удовлетворить самого себя как можно более изощренными способами. Но что бы он ни придумал, все было мало. Ему все казалось, что это недостаточно жестко.
«Время покажет» — подумал Гейзенберг, заходя в зал совещаний Лордов деревни. Он ненавидел это место, особенно он ненавидел своих «братьев» по статусу. Все они были уродливы, все они были высокомерны… И все без исключения лизали зад этой Миранды, самозабвенно добиваясь ее благосклонности. Господи, они больше походили на каких-то гадких червей, пресмыкавшихся под ногами большого человека. И как они не понимали, что Матерь Миранда их просто использовала? Что для нее понятия «эксперимент» и «семья» — одно и то же?
— И все же ты пришел, мелкий. — услышал он голос Альсины, когда он сел на скамейку. — Я думала, ты как обычно проигнорируешь собрание.
— Не сегодня. — загадочно улыбнулся Карл, прокручивая над рукой нож и обдумывая купить новый, более острый.
— Что-то ты… Сегодня более веселый, чем обычно… — Сальваторе уже стоял рядом с его скамьей, по-прежнему испуская отвратительный запах рыбы.
— Ну что я могу сказать. Сегодня просто хороший для меня день! Настроение хорошее, вот и веселый! — мужчина не собирался раскрывать то, что он поймал девушку из города. — Я ведь должен был показать новую технологию, которую я немного позаимствовал у внешнего мира. Разве не так?
— Планы изменились. — Альсина прикурила свою сигару. — Технологию свою можешь внедрять хоть сегодня, всем плевать. Нам надо как-то делать вид, что мы покровительствуем этим жителям. Матерь Миранда узнала что-то важное недавно. И это как-то связано с дорогой у входа в нашу деревню.
Гейзенберг напрягся. Там ведь как раз и проезжала машина его пленницы. И там же охотились его оборотни… Вдруг Матерь Миранда, перевоплотившись опять в кого-то, все же видела, что он сделал? Оставалось лишь надеяться, что она не знает о судьбе той девчонки-румынки. Иначе ему придется отвечать и выдавать ее для общего суда. А он хотел владеть ею единолично. И без обязательства устраивать развлечение для своих монстров. Тем более, отдавать девку этой огромной суке с ее дочерьми. Они опять бы пустили ее на вино.
— Спасибо, что собрались. — Матерь Миранда вошла в зал, привычно скрытая своими крыльями и маской. — Я хотела лишь узнать, что случилось на шоссе рядом со входом в нашу деревню. Насколько мне стало известно, там произошла охота на людей. Гейзенберг, это ведь были твои монстры, что напали на путников.
— Да, Матерь Миранда. Они почуяли запах свежей человечины из города и напали на машину. Я самолично наблюдал, как они преследовали транспорт.
— Сколько людей там было, Карл? — Матерь говорила спокойно, будто произошло что-то обыденное.
— Трое. Хотя машина, судя по всему, была не предназначена для троих пассажиров. — мужчина, положил молот, продолжая вращать нож в воздухе. — Двоих из них твари утащили сразу же, поскольку у них не сработала подушка безопасности. Третья застряла в машине, и ее не смогли достать сразу.
— Она жива?
— Не думаю, Матерь Миранда. Мои монстры готовы были достать ее как угодно, даже оторвав ноги и руки. Скорее всего, она уже мертва и съедена.
— Кажется, все же она выжила. — при этих словах Альсины нож у Карла замер в вертикальном положении. — Я слышала зов о помощи пару дней назад из своего винного погреба в замке. Голос был женский, явно молодой. Похоже, что чужеземка все же смогла выбраться из машины и добраться до нашей деревни. Потом, правда, когда мои дочери спустились вниз, они никого не обнаружили. Значит, ее кто-то нашел. И я подозреваю, что это был Гейзенберг.
Карл фыркнул. Он понимал, что Альсина могла его выдать своими предположениями. Но в последнее время у него было маленькое преимущество — он был более убедителен в глазах Миранды благодаря его актерской игре и умению манипулировать данными и сознанием. Надо было давить до конца на ложь о том, что девчонку съели монстры. Либо же «прикинуться шлангом» и сделать вид, что, возможно, он просто упустил ее из виду. Тогда он мог получить отсрочку в ее «поимке».
— Получается, что в нашей деревне появилась новая кровь. — Миранда, осмотрев присутствующих, сделала вывод. — Она вполне может стать новым телом для экспериментов. Но она также может посеять смуту в нашей деревне. Нельзя допустить, чтобы она заставила жителей пойти против нас абсолютно всей толпой. И заставить их сомневаться в нас. Лорды! — она подняла голову и повысила голос, чтобы все слышали. — Перед вами стоит задача поймать беглянку и привести сюда для суда! Я приму решение о том, что с ней делать.
— Матерь Миранда! — Димитреску встала со скамьи во весь рост. — Позвольте мне и моим дочерям использовать чужеземку для нашего вина. У нас заканчивается товар, и нам нужна свежая кровь. К тому же, я подозреваю, что это Карл ее нашел. Стоит проверить его фабрику.
— Если хочешь копаться в моих железках среди кучи других монстров и моих солдат — вперед, я понаблюдаю за тем, как ты вместишь свою задницу хотя бы в одной из моих комнат. — насмешливо произнес Карл, откинувшись и принимая расслабленный вид.
— А ну-ка тихо, дитя! Взрослые разговаривают. Ты снова возьмешь беглянку как игрушку-конструктор. Вечно ты этим занимаешься, никакой пользы обществу.
— Как будто твое вино приносит невъебенную пользу. Ты его даже не экспортируешь во внешний мир! — Гейзенберг рыкнул, сжимая руку в кулак и заставляя нож вращаться вокруг своей оси.
— У-у-у-у-у-у-у, драка, драка, драка, драка! — тоненький голосок куклы Донны раздался по залу. — Подеритесь уже! А вообще, может, отдадите ту новенькую мне? Мне нужен новый материал для кукол и для некоторых ритуалов. Я хочу узнать этого человека получше!
— Молчать! — Миранда быстро потеряла терпение. — Сейчас не время дискутировать. Обсудите свои отношения снаружи. Сейчас же вам нужно поймать человека, прежде чем он натворит дел. И вы принесете его сюда. Это не обсуждается.
— Да, Матерь Миранда. — согласились все Лорды.
Собрание было окончено, и монстры с Лордами начали расходиться. Только Альсина и Карл стояли в зале, сверля друг друга недоверчивыми и дерзкими взглядами. Напряжение между ними все нарастало.
— Не думай, что я не знаю о том, что ты скрываешь. И я знаю, что ты не верен нашей Матери. — прошипела Димитреску, сжимая мундштук в руках. — Я рано или поздно все равно узнаю.
— Лучше для начала сядь на диету и похудей, а уж потом лезь ко мне со своими сомнениями. — Карл ухмыльнулся. — Можешь рыскать сколько хочешь.
— Щенок. — женщина обнажила свои когти. — Я однажды тебя разрежу на несколько частей. И ты еще пожалеешь, что посмел мне возражать.
Мужчина только плечами пожал. Он давно не боялся Альсины, и он считал ее манерность и высокомерие не более чем элементами показухи. Конечно же, она не посмеет зайти к нему на фабрику. Она вообще ненавидела то место, не любила копаться в механизмах. Не говоря уж о том, что она считала дико пошлым — превращать людей в киборгов. Она предпочитала просто играться со своими жертвами, заставляя их испытывать страх, а потом высасывать кровь и пускать на это дурацкое безвкусное вино. «Ей бы стоило попробовать производить коньяк… — думал Карл, направляясь к выходу. — А то это вино уже всем осточертело. Так, а теперь вернемся к той девчонке. Главное, чтобы она не сбежала…».
Дорога домой сопровождалась новыми планами на пленницу. И тут он понял, что вообще не знает ее имени. За все время ее пребывания у него в мастерской, он не узнал имени румынки. Конечно, это не несло никакой информации, но все же стало любопытно, что за фрукт ему попался. Кто она, кем она была по жизни… Может, она такая же, как и он? Уж очень она на него походила своим упрямством.
Джаелл лежала на матрасе, связанная цепями и слегка подвешенная над кроватью своего пленителя. Пах все еще пульсировал и болел, а нагота давала ощущение униженности, деморализации. Ей хотелось немного приодеться, чтобы не чувствовать себя уязвимой. Этот мужик… Он использовал ее, как последнюю шлюху. Или даже хуже — как секс-куклу без души и без воли к жизни. Это было омерзительно осознавать, и это пробуждало в ней ярость и обиду. Ей хотелось отомстить Карлу, ей хотелось убить его, истерзать.
Она вспоминала, как раньше отваживала некоторых парней. Те тоже не брезговали поднимать на нее руку, чуть что было не по их. Они считали, что могут абсолютно безнаказанно бить девушку, оправдываясь тем, что «воспитывали» ее под себя. Переделывали в «правильную». Поэтому в свое время девушка стала… Ну, допустим, феминисткой. Она боролась конкретно за свою жизнь, за то, чтобы иметь равные права вместе с мужчинами-коллегами по работе.
Именно поэтому она пошла работать автомехаником и инженером. Во-первых, она считала, что докажет всем, и матери в том числе (которая была старой закалки), что способна на нечто большее, чем «варить борщи и рожать детей». Что она может принести этому миру что-то особенное. А во-вторых, она в принципе интересовалась техникой и машинами, считая данное изобретение в области транспорта исключительным прорывом в науке и технике. Она также много читала фантастики, где машины в итоге сами летали. Не самолеты, а машины. И ей хотелось хоть ненамного приблизить мечту человечества.
Но сейчас у нее было очень… Дурацкое положение. Скорее, безвыходное. Джаелл была изранена, на нее напали какие-то жуткие монстры-мутанты, сожрав ее попутчиков… А сама она попала в плен… Нет, в сексуальное рабство к этому мужлану. Надо было что-то делать. В голове все еще мелькала та фраза:
— Знаешь, мне даже стало интересно, что у тебя сломается первым: твои кости или твой дух?
— Не дождешься, урод… — прошипела Василеску, начиная раскачиваться и пытаться высвободить руки из-под оков. — Я не сломаюсь. Я сделаю все, чтобы спастись. Ты зря решил, что победил… Ты еще не знаешь, с кем связался.
Цепь звенела, но не особо поддавалась. Не говоря уже о ногах, скованных достаточно сильно. Тем не менее, девушка не сдавалась и продолжала свои попытки. Где-то рядом с дверью был слышен рык монстра. Может, он ее вынюхал и теперь выжидает момента, когда она выберется… Сейчас надо решить проблему со свободой. А уже потом решать проблемы по мере их поступления. Надо только найти в этой комнате что-то не металлическое, ну или что-то, что не могло управляться магнитным полем — пленница уже догадалась, что Карл управлял им для перемещения металла по воздуху.
— Что ты тут делаешь, тварь? — услышала она вдруг голос мужчины. — А ну завали пасть и проваливай отсюда! — послышалось недовольное рычание.
Дверь открылась с железным скрежетом. Джаелл поняла, что стоит выиграть время, иначе он опять ее затрахает. Она обмякла в цепях и притворилась глубоко спящей. Но при этом прислушивалась к звукам.
Вроде бы какие-то шаги. Шорох ткани плаща, человек раздевался и скидывал свою одежду на стул. И все стихло… Было как-то слишком тихо, подозрительно. Даже шторки не открывались. «Чего он ждет? — думала Василеску, выравнивая дыхание. — Что он хочет сделать? Что он задумал? Я должна держать образ…». Наконец, занавеска все же открылась, и девушка почувствовала опять запах сигары. Неприятный, но дурманящий. Она четко ощущала, что мужчина стоит прямо над ней и смотрит на нее. Разглядывает? Прикидывает, куда бы еще ей присунуть? Не важно. Надо показать, что она устала, и ей требуется сон.
Снова шаги, только уже в другую сторону. Небольшой шорох, звон, будто что-то Карл брал в руки с полки. Тихие щелчки, да и вообще какие-то странные звуки работы над механизмом. Гейзенберг пытался занять свои руки, пока его пленница спала? Джаелл слегка приоткрыла глаза. Тот стоял к ней спиной и что-то вращал в руках, но разглядеть было невозможно. Было больше похоже на пистолет, только вот непонятно, какого калибра.
— Знаешь, девочка, тебе стоит поучиться притворяться спящей. — услышала она вдруг голос, и сердце ее забилось. — У тебя очень плохо получается. Впрочем, я бы тебе все равно дал отдохнуть, я же не такое чудовище, как те монстры, окружающие мою фабрику.
Джаелл не ответила. Она решила попробовать убедить все же его, что она спит. Но вот сердце предательски колотилось от страха и адреналина. Девушка едва не дрожала, пытаясь сделать вид, что ее тело неподвижно. Однако сразу же ее попытка была прервана тем, что Карл, сев на матрас, уселся на ее колени и очень близко наклонился к ее лицу.
— Хватит. Открывай глаза. Сейчас можешь расслабиться, я тебя не укушу… Пока что. — он улыбнулся. — Я с тобой поговорить хочу. В конце концов, ты еще долго здесь будешь находиться.