Не в силах произнести это вслух, Семин лишь головой кивнул.
Глава 3
— Что?! Еще через час? — Получив в пятый раз тот же самый ответ, Даша едва сдержалась, чтобы не перескочить через стойку компании «ЛОТ» и не убить служащую польских авиалиний толстенным расписанием полетов. — Вы что, надо мной издеваетесь? — кричала она на довольно сносном польском. — Да если бы я вылетела всего на час, на один-единственный паршивый час позже, то уже давным-давно была бы в Москве! Да я пешком бы туда быстрее дошла! Даже если бы шла задом наперед... — И, не переводя дыхания, выдала новую порцию жалоб и обвинений: — Я здесь уже пять часов! Меня там люди ждут, мой телефон разрядился, и никто не знает, куда я пропала!
Услышав это, служащая несколько оживилась:
— По этому поводу, млада пади, можете не переживать: в московском аэропорту регулярно сообщается вся необходимая информация о вашем рейсе...
— В московском аэропорту необходима я, а не информация о ВАШЕМ дурацком рейсе! — рявкнула Даша.
Девушка в красной пилотке смущенно улыбнулась и развела руками:
— Мне очень жаль. Может быть, я смогу вам предложить...
— Предложить? — Разъяренная пассажирка буквально кинулась на стойку. — Что вы можете мне предложить? Опять выпить? Я бы с удовольствием, да жаль, что больше не влезает! Вот! — Каким-то зверским жестом она чиркнула себя большим пальцем по шее. — Я сыта по горло и вашим вином, и вашим сервисом, будь он трижды проклят... Да я, что б вы знали, в жизни столько с утра не пила!
У сотрудницы авиакомпании глаза стали совсем несчастными:
— Мне очень жаль, млада пани.
— Вам жаль! Вам жаль! — Широкий ассортимент выпитых на голодный желудок напитков ударил в голову с неожиданной силой. — Да вы понятия не имеете, что означает это слово!.. — Голос вдруг сорвался, в нем отчетливо появилась слеза. — Так я вам кое-что скажу. Что б вы знали: у меня в Москве умирает подруга, а я вынуждена торчать в вашем чертовом аэропорту и выслушивать бесконечные «мне очень жаль»!
Поняв, что каждое новое оправдание лишь усугубляет ситуацию, сотрудница польских авиалиний застыла с вымученной, совсем не плакатной улыбкой, давая понять, что больше не произнесет ни слова. Даша это поняла. Не надеясь получить ответ, выругалась на трех языках, отошла от стойки и рухнула в кресло, которое уже успела возненавидеть каждым сантиметром седалища. Хорошо одетый пожилой мужчина, подброшенный ударной волной, нервно вздрогнул. Замешательство на его лице сменилось недовольством, но он тем не менее приподнял шляпу и слегка поклонился:
— Млада пани...
Вежливые все-таки эти поляки.
— Простите, — Даша попыталась улыбнуться в ответ, — простите, если потревожила вас. Обычно я веду себя более сдержанно.
Мужчина ответил улыбкой, но издерганная транзитными невзгодами пассажирка отчего-то приняла фальшивую любезность за хороший знак и улыбнулась в ответ. После чего решила поделиться с первым встречным, ни в чем не виноватым перед ней человеком, всеми своими невзгодами.
— Вы не поверите, — торжественно заявила она, — но я сижу в этом аэропорту уже больше пяти часов, — и выдержала долгую паузу, позволяя собеседнику задать вопрос.
К ее несказанному удивлению, вопроса не последовало. Несколько обескураженная этим обстоятельством, она продолжила чуть с меньшим энтузиазмом:
— Что-то случилось в этой чертовой Америке, и самолет, на который я должна пересесть, завис. — Она снова помолчала. — Причем не в воздухе, как логично было бы предположить, а в каком-то непонятном аэропорту и...
— Я в курсе, пани, — кротко заметил мужчина. — Я тоже дожидаюсь этого рейса.
— В самом деле? — Даша взглянула на человека по соседству почти уважительно. Нечасто встретишь столь уравновешенный характер. — И вы так спокойно говорите об этом?
На этот раз поляк улыбнулся более открыто:
— Я медик, млада пани, хирург, в моей профессии всякие эмоции противопоказаны.
— Хирург? — Даша вдруг тоскливо поморщилась. — Боже мой, какой ужас...
— Почему же ужас? — Поляк глянул недоуменно. — Извините, но я вас не понимаю. Я горжусь своей профессией и не знаю миссии благороднее.
— Да, конечно, все это так... Но резать живых людей! — Рыжая голова осуждающе качнулась из стороны в сторону. — Это, знаете, как-то... противоестественно.
Возникающие в диалоге неловкие паузы, которые, впрочем, замечал только один из двух собеседников, заполнялись громкой, хорошо поставленной речью диктора. Ровный голос, звучащий из репродуктора, создавал успокаивающий фон: «Attention, please...»
— Проблема в том, млада пани, — холодно парировал новый знакомый, — что если живых людей не резать, то они очень быстро становятся людьми мертвыми. Это, безусловно, процесс более естественный, но по странному стечению обстоятельств большинство человечества предпочитает именно первый вариант.
— Тоже верно. — Даша задумчиво смотрела вдаль. — А вы какой хирург?
Взгляд поляка вдруг стал ускользающим.
— Я бы предпочел поговорить на другую тему, — сухо ответил он. — Тем более что хирургию вы, судя по всему, не слишком жалуете.
Впервые за все тяжелое утро ореховые глаза оживленно сверкнули.
— А хотите, я угадаю?
Поляк несколько удивился:
— Попробуйте.
— Вы женский врач.
Незнакомец удивился еще больше:
— Да, но... Как вы догадались?
— Все очень просто, — Даша прищурила один глаз. — У меня друг — стоматолог.
— Стоматолог? — На лице случайного знакомого обозначился напряженный поиск причинно-следственной связи. — Простите, я не понял. Это ваш друг сказал, что я женский врач?
— Разумеется, нет! — Даша, казалось, обрадовалась его несообразительности.
— Тогда, боюсь, вам придется объяснить...
— Все очень просто. Мой друг рассказывал мне, что никогда не признается, кем он работает, особенно если знакомство происходит во время завтрака, обеда или ужина.
— М-м-м... И почему?
— Он утверждает, что, едва заслышав слово «стоматолог», люди раскрывают рты с такой скоростью, что даже не успевают проглотить разжеванное. — Она молитвенно сложила руки перед собой и, состроив страдальческую гримасу, жалобно запричитала: — «Доктор, дорогой, вы могли бы спасти этот зуб? Что? Вам не видно? Минуточку, сейчас я салат сдвину, и вы все замечательно разглядите... Ой, да вы не обращайте внимания, что корешки черные, они еще очень крепкие... И здесь вот, под бифштексом, у меня, да, возле самой десны, знаете, так реагирует на горячее! Нет, нет, что вы, доктор, это не кариес, это перец...» Кстати, — веснушчатое лицо приняло нормальное выражение, — хорошо, если во рту бифштекс или хоть какое-нибудь мясо. На рыбу, например, у моего приятеля аллергия.
— Что? — ошалело переспросил поляк.
Даша наклонилась к нему и повысила голос:
— Я говорю: у него аллергия, а тут вдруг изо рта какая-нибудь стерлядь выглядывает.
У случайного знакомого взгляд стал, как у той самой стерляди — дикий и непонимающий.
— Простите?
Даша про себя чертыхнулась: собеседник оказался явно глуховат.
— Так вот, свою визитку, — подвела она итог, — мой приятель дает только в официальной обстановке, и то, когда прощается.
— Все это очень интересно, — пробормотал поляк, — но при чем здесь моя профессия?
Невозможно было представить менее сообразительного человека. Она снова повысила голос:
— Мой приятель говорил: на этой земле его держит одна мысль — что гинекологам приходится еще тяжелее. Особенно на банкетах. Одно дело — рот раскрыть, и совсем другое...
— Я надеюсь, это шутка? — вымолвил новый знакомый, когда к нему вернулась способность говорить.
— Отнюдь. — Даша смотрела совершенно серьезно. — Вы же не дали мне свою визитку.
— Но вовсе не оттого, что побоялся каких-то особенных вопросов с вашей стороны. — Рука нового знакомого невольно потянулась к нагрудному карману. — Просто мне показалось, что наша встреча слишком кратковременна и случайна для того, чтобы у меня появилась возможность оказать вам профессиональную помощь. — С этими словами поляк протянул свою визитную карточку.
— Неужели? — Даша взяла визитку. — «Доктор Матеуш Ковальски, женская клиника в Варшаве».
— Разумеется. Я врач, и оказание консультационных услуг входит в круг моих прямых обязанностей, где бы это ни происходило.
— Даже в аэропорту?
— Даже в космосе.
На веснушчатом лице нарисовалась злорадная улыбка.
— Тогда, может, вы просветите меня: Цихлозома — это инфекционное или раковое заболевание?
— Цихлозома? Что-то очень знакомое... Это по-русски?
— Да.
Поляк задумался:
— Возможно, по-латыни название этой болезни звучит несколько иначе, но... Смею предположить, что речь идет об урогенитальной инфекции. Хотя и не уверен. У вас проблемы?
Густой румянец залил конопатые щечки:
— Как вы могли подумать!
— Я ничего не подумал, вы сами меня спросили.
— Понимаете, — повернувшись к незнакомцу всем корпусом, она устроилась поудобнее, поджав ногу под себя, — тут вот какое дело. Утром мне позвонила подруга, вернее, знакомая. Школьная знакомая. Не важно. Когда-то мы учились вместе, она увлекалась биологией, проводила всякие там эксперименты... — Даша и сама не знала, зачем это говорит. — И вот сегодня с утра она мне звонит и говорит, что подозревает у себя это заболевание. Скажите, как вы думаете, этой цихлозомой можно заразить человека против его воли? Я имею в виду тайком, со злым умыслом?
Лояльный доселе поляк после этих слов чуть отодвинулся, сделав вид, что просто сменил позу.
— Мне трудно сказать, к тому же я не совсем уверен...
— А вы не можете никому сейчас позвонить, проконсультироваться?
Новый знакомый с какой-то тоской посмотрел на свою визитную карточку, которую Даша продолжала крутить в руках. В его глазах отчетливо читалось непреодолимое желание забрать визитку обратно. Рыжеволосая приставала тем временем продолжала выпытывать:
— Мне еще вот что интересно: можно ли эту инфекцию использовать, например, при создании биологического оружия?
Лицо поляка исказила гримаса неподдельного страха.
— Простите, млада пани, вы не будете возражать, если я ненадолго покину вас? Мне надо сделать пару звонков. Буквально две минуты...
Не дожидаясь ответа, он поспешно встал, перекинул плащ через руку и, не забыв на прощанье приподнять шляпу, ретировался резвым аллюром.
Даша с грустью смотрела вслед удаляющемуся дорогому костюму. Реакция доктора ее расстроила: наверняка эта цихлозома гораздо серьезнее, чем она предполагала, иначе как объяснить столь стремительный побег? В желудке неприятно бурлило. И зачем только она согласилась лететь в Москву? Ведь они с Паэгле особо даже не дружили. Единственное, что их хоть как-то объединяло, так это любовь к биологии и совместные поездки на школьные олимпиады. И если Паэгле занимала там первые места, демонстрируя исключительные для школьника знания, то сама Даша довольствовалась более скромными результатами, из которых второе место на городской олимпиаде было самым значительным. И то, если говорить откровенно, в этом была заслуга скорее их преподавателя биологии, которая, будучи влюбленной в свой предмет, сумела заинтересовать даже самых отъявленных лентяев.
Даша вздохнула. Нет, что ни говори, а школьные годы и школьных друзей просто так из жизни не вычеркнешь. Как можно отказать человеку, с которым бок о бок провел целых десять лет? Последовал еще более грустный вздох. Жаль только, что после школы они так редко встречались. Даша даже не знает, как сложилась судьба ее друзей. Взять ту же самую Паэгле — как она сейчас живет, чем занимается?
Приятный, но абсолютно нейлоновый голос диктора, извинившись, объявил очередную задержку. Прикрыв лицо руками, Даша застонала и сползла с кресла.
— Чтоб вас всех цихлозома одолела...
Глава 4
Ошалевшая от полусуточной задержки Даша вышла в темноватый мрачный зал прилета аэропорта Шереметьево, чуть покачиваясь. Она так устала, что почти не помнила, кто ее должен встречать и должен ли вообще.
— Рыжая, ты куда?
Нетвердым, расфокусированным взглядом Даша обвела пеструю толпу встречающих. После окончания школы прошло больше десяти лет, но Юльку она узнала сразу: высокая, стройная, с неизменным аккуратным каре светлых волос, тонкая оправа очков. Лицо спокойного, уверенного в себе человека, ну, может, узкие, без намека на помаду губы сжаты чуть плотнее обычного.
— Господи, Юлька, привет! — Сумка выпала из обессиленных рук. — Извини, что сразу не заметила. А ты совсем не изменилась.
Даша замялась, не зная, как приветствовать школьную подругу. Обниматься — глупо, они и раньше никогда не обнимались, да и опасно, вдруг эта цихлозома все же заразная. Руку пожать — еще глупее.
По счастью, Паэгле сентиментальностью не отличалась, она просто кивнула и сделала короткий жест в сторону выхода:
— Идем быстрее, я второй раз в аэропорт приезжаю. Самолет на двенадцать часов задержался. Безобразие. Угораздило тебя именно этим рейсом вылететь.
И хотя особой вины за собой Даша не чувствовала, все же автоматически принялась оправдываться:
— Я хотела побыстрее. А оно, видишь, что получилось... Как ты себя чувствуешь?
— Отвратительно.
Наверное, сразу спрашивать было не очень деликатно, но Даша так извелась, что просто не смогла удержаться:
— Послушай, а эта цихлозома...
— Она умерла. — Юлька подошла к машине и чирикнула сигнализацией. Кнопки всех четырех дверей новенькой вишневой «Мазды» дружно подскочили.
Даша остановилась как вкопанная:
— Умерла? Что значит «умерла»? Кто «умерла»?
— Цихлозома умерла. Сегодня утром. Через час после нашего разговора.
Юлька сняла плащ, аккуратно сложила его и бросила на заднее сиденье. Даша продолжала оставаться неподвижной.
— Подожди, я что-то не поняла.
— Садись, по дороге объясню.
Сев в машину и пристегнувшись ремнем, Даша нетерпеливо спросила:
— Я, по-видимому, не совсем в курсе... Кто такая цихлозома?
— Африканская цихлида.
— Цихлида? Это что, микроб?
— Какой еще микроб? — Юлька осторожно втиснула машину в плотный поток, огибающий автостоянку. — Это рыба. Очень дорогая и редкая рыба.
— Рыба?! — Даша дернулась вперед. Проявить большие эмоции не позволил ремень безопасности. — Так это у тебя рыба заболела?
— Конечно, рыба. Я же тебе с самого начала сказала.
— Да ничего ты не говорила! — Возмущение плотной волной захлестнуло и без того истерзанную душу. — Подожди, значит, получается, из-за какой-то дурацкой африканской плотвы я, как сумасшедшая, вскочила в половине пятого, помчалась в аэропорт, потом почти сутки летела из Праги в Москву, голодная, неумытая... И все из-за какой-то идиотской рыбы! Юля, у тебя с совестью все в порядке?
Паэгле коротко глянула на разошедшуюся пассажирку.
— Рыжая, ты чего кричишь? Я тебе с самого начала сказала о цихлозоме. Ребенок бы понял, о ком идет речь.
— Я не знаю, как ребенок, — от возмущения то и дело перехватывало в горле, — может, они сейчас все продвинутые, но я лично впервые слышу...
— Очень жаль, — перебила бывшая одноклассница. — В твоем возрасте такие вещи пора бы знать.
— Но зачем? — изумилась Даша. — Какой мне с этого прок?
— А со всего должен быть какой-то прок? Что, разве просто знания теперь в Европе не в моде?
Юлька вела машину уверенно и аккуратно. Даша тряхнула головой: вот уже несколько часов ей никак не удавалось избавиться от назойливого шума в ушах, а тут еще какие-то рыбы...
— При чем здесь Европа? — Шум становился то сильнее, то тише, но пропадать не собирался. — Кроме того, не могу же я быть специалистом во всех областях.
— Твоя работа обязывает иметь хотя бы поверхностное знакомство со всеми областями современной жизни, — строго заметила Паэгле.
— А, кстати, — мысль скакнула в сторону, — откуда ты узнала, где я и чем занимаюсь?
— Ты лучше скажи, кто об этом не знает! — Впервые с момента их встречи Юлька изобразила на лице что-то наподобие улыбки. — У наших однокашников это тема номер один.