— А что стало с твоей сестрой?
На глазах мужчины показались слезы.
— Я не знаю. Я даже не попрощался с ней.
— Почему?
— Мне не хотелось ее впутывать. Это теперь я понимаю, что нам следовало бежать вместе, но тогда я не был уверен, что побег удастся. Меня вполне могли пристрелить... Гардения все поняла иначе. Она решила, что я хочу единолично всем воспользоваться... И когда я ей позвонил, чтобы все объяснить, Гардения отказалась меня выслушать, сказала, что я предатель.
— Значит, ты не знаешь, что с ней?
— Нет.
— И ты не пытался связаться с ней еще раз?
— Пытался, через разные службы. Должно быть, она вышла замуж и сменила имя... Наверное, я отыскал бы ее, если бы сам приехал в Литву, но... Но пока с меня не снято обвинение, я не могу этого сделать.
Софи пожала округлыми плечами. Известие о том, что сестра мужа безвестно пропала, нисколько ее не взволновало, скорее, наоборот, успокоило.
— И все равно я ничего не понимаю. — Она морщила аккуратный носик. — С какой стати полиции столько лет тебя разыскивать за какую-ту дурацкую кражу? К тому же вещей, принадлежащих тебе?
Петер тяжело вздохнул:
— Все так и не так. В ту ночь, когда я оказался в музее, случилось еще кое-что: пропала коллекция золотых монет, но главное... был убит человек. Директор музея.
— Ты убил его! — Софи охнула.
Петер медленно, словно ведя многолетний спор с самим собой, покачал головой:
— Нет, я не убивал его. Я его презирал, но не убивал. Все же он был отцом моей жены. Хотя я ее и не любил. Но я порядочный человек, я жил в их доме, у нас родилась дочь. Я не мог убить своего тестя — ведь мы стали родственниками. И уж тем более я не стал бы красть золотые монеты. Зачем они мне.
— А кто же тогда это сделал?
— Понятия не имею. Но только когда на следующий день обнаружили труп директора, а меня опознали как человека, посетившего музей ночью, мне пришлось бежать. Я едва успел заскочить домой, чтобы попрощаться с женой, попытаться убедить ее, что не я виновник гибели ее отца... Обещал, что обязательно вытащу их с дочерью, но... — Узловатые пальцы сжались. — В общем, не сложилось. Уже много позже, когда Литва стала самостоятельным государством, я хотел перевезти жену с дочерью на Запад. Елена отказалась. Даже обсуждать эту тему не стала. Единственное, на что она согласилась, — получать деньги для нашей дочери. И так продолжалось до вчерашнего дня.
— А что произошло вчера? — подозрительно нахмурилась блондинка.
Петер кивнул на лежащий на столе конверт.
— Я получил от жены письмо, где она пишет, что смертельно больна и что я должен обеспечить дочери будущее. Если до первого числа этого месяца она не получит указанную сумму, то выдаст мой адрес полиции: ведь все эти годы меня разыскивают за ограбление и убийство.
Тонкие пальцы сжали виски.
— Я ничего не понимаю! Какая-то идиотская история. Почему твоя жена не захотела переезжать на Запад? Почему ты не послал ей сумму, о которой она просила? Неужели она хотела все?
— Нет. — С глухим отчаянием Петер всматривался в темнеющее небо. — Она хотела меньше, чем я бы сам ей дал. Проблема в другом. Письмо дошло до меня только на следующий день после ее смерти.
Блондинка беззвучно ахнула.
— И что же теперь будет? — прошептала она.
— Что будет? — Мужчина тяжело вздохнул. — Не знаю. Скорее всего завтра-послезавтра здесь появится Интерпол, наше имущество опишут, брак признают недействительным... — Он порывисто схватил руки жены. — И есть только один выход: бежать! Дорогая, мы покинем страну, посмотрим, как ситуация станет развиваться дальше. Ведь моя бывшая жена могла опоздать не только с письмом ко мне, но и с обращением в полицию. Такое тоже возможно... — Глаза смотрели умоляюще, словно у побитой собаки. — Ну а если сюда никто не придет хотя бы в течение полугода, то мы вернемся. За это время мы успеем съездить в монастырь, уладить все дела.
Софи, не отрываясь, смотрела на квадратный сапфировый перстень мужа.
— Как странно, что ты не сделал это раньше, — медленно произнесла она.
— Что именно?
— Не забрал свои сокровища.
Петер пристально посмотрел на жену, во взгляде промелькнуло нечто похожее на раздражение.
— Зачем? У меня было достаточно денег. Хранящиеся в монастыре сокровища принадлежат не просто конкретному человеку, они достояние истории. Все эти годы я жду того момента, когда смогу очистить свое имя и передать бесценный клад своему народу, своей обновленной стране. Чтобы восстановить добрую память о нашем славном роде...
Блондинка фыркнула:
— Что за чушь ты несешь! «Род», «страна»! Деньги — это просто деньги. Ты что, собираешься все раздать босякам?
— Значит, тебя интересуют только деньги? — Петер вспыхнул.
— Нет, конечно! — Софи мгновенно поняла свою ошибку. Прижавшись к мужу всем телом, она принялась мурлыкать: — Просто я не понимаю, зачем ты туда собрался, если все хочешь раздать?
— Не раздать, а передать... Но дело даже не в этом. — Голос Петера звучал взволнованно. — Главное, что я понял, — с этим необходимо покончить! Я должен найти настоящего преступника, вернуться на свою родину, в свой город, вернуть дочь, возродить свой род...
— Вернуть дочь... — Софи задумчиво смотрела в темноту. — Интересная мысль.
Мужчина тут же размяк.
— Понимаешь, моя бывшая жена была категорически против моего общения с дочерью...
Блондинка подняла злые глаза.
— Прости, я, наверное, что-то упустила. При чем здесь твоя дочь? Вернуться в Литву — пожалуйста, поселиться в старом замке — тоже не против, но зачем тебе дочь?
Петер растерялся:
— Ну как же... Мы должны вместе восстанавливать наш род. Ведь она его продолжательница...
— Ты что, собираешься делить замок и сокровища с дочерью?! — вскричала Софи.
— Милая, ты даже не представляешь, сколько там! — рассмеялся Петер. — На всех хватит.
Но полячка ничего и слышать не хотела.
— Ты с ума сошел. Ты не знаешь современную молодежь! Она оберет тебя до нитки, обвинит в смерти деда, матери, Сальвадора Альенде, запрячет в тюрьму и все загребет себе. Зачем тебе вообще с ней встречаться?
— Потому что она моя дочь, — растерянно проговорил Петер. — Единственная наследница. Кроме того...
— Не пори чушь! — отрезала Софи. — Я рожу тебе мальчика. Надо будет, рожу и десять мальчиков, а она, может быть, наркоманка. Почему твоя бывшая пыталась ее обеспечить? А? Твоя дочь должна уже давным-давно зарабатывать сама. Вот увидишь, она или бездельница, или алкоголичка. Дай ей сколько-нибудь денег и забудь...
Петер побледнел и резко поднялся.
— Софи, — тихо произнес он, — я тебя очень люблю, но если ты еще когда-нибудь позволишь так отзываться о моей дочери, клянусь, нам придется расстаться.
Пухлые губы жены задрожали, в глазах промелькнул испуг.
— Ты меня неправильно понял, — тут же заурчала она, — я только хотела сказать, что нужно быть осторожным. Ведь вы не виделись столько лет! Вряд ли у нее сохранились дочерние чувства. А с тебя еще не снято обвинение...
Опустившись обратно в кресло, Петер взял руку жены:
— Я понимаю, ты переживаешь... Но прошу — будь терпимее, все-таки она моя дочь и я перед ней очень виноват...
— А этот медальон, он у тебя?
— Медальон — да. — Петер все еще выглядел расстроенным. — Понимаешь, когда я забрал из замка...
— Где он сейчас? — перебила молодая женщина.
— В моем сейфе. Хочешь на него взглянуть?
— О, да! — Голубые глаза отражали воду в бассейне. — Я очень хочу его увидеть...
Глава 4
— Привет, я не рано?
— Привет. — Одной рукой Рона пыталась протереть глаза, второй же, на всякий случай, придерживалась за дверной косяк, ибо не далее как полминуты назад она еще крепко спала. — Ты откуда здесь взялся?
Стас, с которым она рассталась, как ей казалось, навсегда, довольный, ни капельки не сонный, каким-то непостижимым образом возник на пороге ее квартиры с огромным ротвейлером на руках. Пес весил не меньше сорока килограммов, и стоило немалых усилий удерживать его на весу.
— Вот, соскучился, решил зайти. Пустишь?
Сон улетучился окончательно.
— Еще чего!
Рогнеда вышла на площадку и даже на всякий случай прикрыла дверь, опасаясь, как бы ночной гость не прорвался в глубь квартиры.
— Ты зачем пришел?
— Говорю же — соскучился.
— Бред какой-то... — Девушка потерла кончик носа, будто намереваясь чихнуть. — А эта тварь что здесь делает?
Поразительно, но здоровенная собака, безвольно висевшая на руках Стаса, не дрыгалась, не сопротивлялась, а лишь с обреченным видом пускала слюни.
— Она со мной, — важно пояснил Стас.
— Понимаю, что не ты с ней. Я не понимаю, зачем ты ее ко мне в дом притащил.
— Как — зачем? В подарок, разумеется.
— В подарок?! — На лице хозяйки квартиры отразился неподдельный ужас. — Это что, шутка?
Молодой человек снисходительно улыбнулся:
— Ты смущена... Полагаешь, что подарок слишком дорог, но...
Рогнеда покрутила пальцем у виска:
— Я полагаю, что ты псих.
— Это почему? — В голосе прозвучала обида.
— Да потому, что у меня аллергия на собачью шерсть! — Девушка опять попыталась схватиться за кончик носа, но на этот раз не успела и громко чихнула. — К тому же дома меня практически не бывает. Апчхи! Так что не пройдет и месяца, как кто-то из нас умрет — или я от аллергии, или пес от голода.
— Ну так бы сразу и сказала.
Стас опустил ротвейлера на пол и дал ему несильного пинка.
— Пошел вон отсюда, образина. Только обслюнявил меня всего. Сволочь прожорливая, чуть грыжу с тобой не нажил...
— Ты что, с ума сошел?
Рона невольно шагнула вслед за псом.
— Ты выгоняешь собаку на улицу?
— А что мне с ним прикажешь делать? У тебя же аллергия.
— Нет, ты точно чокнутый. — Девушка с возрастающим беспокойством следила за понуро удаляющейся вниз по лестнице собакой. — Куда бедный пес теперь пойдет?
— «Куда, куда», — молодой человек вздохнул, — к своему хозяину, конечно... Моему брату. Его, кстати, Никита зовут.
— Очень приятно. — Рона скрестила руки на груди. — Значит, ты украл у брата собаку, чтобы подарить ее мне?
— Ну да, такую тварь, пожалуй, украдешь. — Стас хмыкнул. — Не переживай, Никитка стоит внизу, у лифта, дожидается своего Джульбарса.
Рона посмотрела на ночного визитера недоуменно:
— А если бы я согласилась его взять?
— Пф-ф! Какой дурак согласится взять восьмилетнего ротвейлера?
Девушка потерла лицо руками:
— Надеюсь, что мне это снится... А принес-то ты его зачем?
— Затем, что я воспитанный человек, — важно ответил Стас.
— ?!
— Ну не могу же я прийти к малознакомой девушке в два часа ночи без всякого предлога.
— Сейчас два ночи?!
Стас глянул на левое запястье:
— Я бы даже сказал, четверть третьего. Еще полчаса проговорим, и утро наступит.
Схватившись за голову, Рона простонала:
— Какой ужас! Быстро говори, что тебе надо, и уходи, мне спать осталось всего ничего...
— Вообще-то, если ты помнишь, я пришел сделать тебе подарок, но поскольку ты мне грубо отказала, то неплохо было бы извиниться и загладить неловкость, ну, скажем, чашечкой кофе, а потом...
Договорить Стасу не удалось. Дверь захлопнулась перед его носом. Но неудача юношу совершенно не расстроила. Он улыбнулся, сделал самому себе ободряющий жест и снова нажал кнопку звонка.
— Кто там? — послышался ровный тихий голос.
— Хозяюшка, простите, что так поздно. — Согнувшись, ночной гость пытался говорить в район замка, вероятно, полагая, что именно это место является наилучшим проводником звука. — Вас беспокоят из общества защиты животных. Только что из вашей квартиры выбежал пожилой ротвейлер. У него был такой вид, будто он получил пинка. Вы не могли бы дать объяснения по этому поводу?
Дверь распахнулась, да так резко, что Стас едва не рухнул на пол.
— Ты чего тут цирк устраиваешь? — сдавленным шепотом прошипела Рона. — Не хватало еще соседей перебудить. Время — третий час, лично я хочу спать...
— А я, думаешь, не хочу?
— Так иди и спи!
— А мне негде. — Стас понурил вихрастую голову и весьма правдоподобно закручинился.
Но Рогнеда рассердилась еще сильнее:
— Прекрати немедленно! Если не ошибаюсь, тебя внизу брат дожидается.
— Черта с два! Никита и так меня ругал последними словами, что я его посреди ночи сюда притащил. И предупредил: как только Ричард вернется — они сразу же уедут.
— Какой еще Ричард?
— Пес.
— Ты же назвал его Джульбарсом?
— Ну это я так, для красного словца...
Рогнеда обреченно вздохнула:
— Сумасшедший дом какой-то... Я не понимаю, зачем он вообще с тобой поехал?
Стас глянул удивленно:
— Интересно, а кто бы его спрашивал? Собаки — существа подневольные.
— Я имею в виду твоего брата.
Смазливое лицо моментально растянулось в довольной улыбке.
— А у него тем более выбора не было. Я обещал не давать Никитке спать до утра, если он мне не поможет. Вот он и согласился. Правда, еще пришлось пообещать, что я неделю у него дома не появлюсь...
Девушка широко распахнула глаза.
— Подожди, уж не хочешь ли ты сказать, что собираешься эту неделю ночевать у меня?
— Разумеется, собираюсь. Во-первых, мне больше негде, во-вторых...
— А ну заходи.
Стас радостно просочился в прихожую и уже собрался было прорваться дальше, но хозяйка остановила его грозным окриком:
— Ботинки снимай.
— Не могу. У меня носки с дырками.
— Тогда снимай с носками.
Гость хмыкнул и снял мягкие замшевые туфли. Носки были чистые и без дырок.
Рогнеда перевела взгляд с белоснежных носков на его довольную физиономию:
— Опять соврал?
— Даже не думал. Просто попытался вызвать у тебя жалость.
— Угу. Тебе это почти удалось. — Девушка задумалась. — Ладно, иди на кухню, там диван, хочешь — раскладывай, хочешь — так спи.
Стас всполошился:
— Как диван? Что значит — диван? Не, я на диванах не сплю...
— С чего вдруг?
— Диван имеет татаро-монгольское происхождение. Что я, хан, что ли?.. У меня ночной сон больше ассоциируется с французской культурой: софой, кушеткой...
— Знаешь что, — оборвала Рогнеда, — я сейчас уйду, а ты сможешь продолжить свои занятия этимологией на любом предмете французского происхождения — мне все равно. Спи хоть в мойке. Если, конечно, вспомнишь, как это будет по-французски.
— Понятно. — Стас вздохнул, как человек, попавший с лекцией о винограде к оленеводам. — А белье?
— Что — белье?
— Постельное белье мне полагается?
— Зачем тебе в мойке белье? Мочалкой накроешься. Извини, что по-русски.
— Но хотя бы чаю перед сном, — заканючил Стас. — Хозяюшка, миленькая...
— А ну — тихо! — шикнула Рогнеда. — Расшумелся... У нас, к твоему сведению, стены картонные... Не хватало мне только соседских сплетен. Хочешь постельное белье и чаю — купи билет на поезд и ни в чем себе не отказывай, а мне дай поспать.
— Значит, соседские сплетни беспокоят тебя больше, чем судьба человека?
— Даже не представляешь, насколько.
— Но...
— Еще одно слово, и ты отправишься ночевать к брату. Все ясно?
Стас щелкнул пятками и вскинул руку к голове:
— Так точно, мой генерал!
Рогнеда улыбнулась:
— А голова-то пустая...
Поняв, что с ночлегом все более или менее обошлось, юноша принялся деловито осматриваться.
— Это у тебя комната, я так понимаю... Мило, очень мило... Кстати, что касается степени заполненности моей головы, смею заметить, внешнее впечатление зачастую обманчиво. Я, конечно, красив, но при этом еще очень умен.
— Угу. — Рогнеда потянулась и от души зевнула. — Раз ты такой умный, то запомни — в половине седьмого — подъем...
— В половине седьмого?! — взвопил гость, разом забыв про картонные перегородки. — Ты что, дворником работаешь?
— Почему дворником? — не сразу сообразила Рона. — Преподавателем. В школе.
— В какой школе? Для дворников?