Блондинку буквально сдуло с шезлонга, из надменной тигрицы она в мгновенье превратилась в домашнюю покорную кошечку.
— Петер, милый, я не видела, как ты пришел, — промурлыкала она, прислоняясь бархатной щечкой к небритой, серой от усталости щеке мужа.
— Я зашел через дверь молочника. — Мужчина мягко отстранил жену.
Дверью молочника называли маленькую калитку в конце именья, куда каждое утро приносили молоко, свежий хлеб и почту.
— Но... зачем? — Софи широко распахнула бездонные, как горные озера, глаза и сразу же рассмеялась. — О, я знаю! — Она погрозила пальцем. — А ты большой ревнивец. Признайся, что хотел застукать меня с садовником.
— Нет, Софи. — Муж шутку не поддержал. — Я просто не хотел попадаться на глаза соседям.
Белоснежная улыбка стала растерянной.
— Какое странное желание. Разве что-то случилось?
— Да, случилось. И очень серьезное.
Улыбка все еще держалась на кукольном личике, но глаза забегали, стали тревожными.
— Ты не... заболел?
Мужчина грустно усмехнулся.
— Нет. Но готов побиться об заклад, что ты хотела спросить, не разорился ли я. Не переживай, я вполне здоров и не стою на пороге банкротства.
— Уф! — Софи перевела дух и одним махом выпила мартини. — Ты меня почти напугал. Раз ты здоров, то какое значение имеет все остальное?
— Как сказать, как сказать... — пробормотал Петер, опускаясь в плетеное кресло. — Устал я сегодня.
— Милый, я сделаю тебе массаж. Так, как ты любишь. — Тонкие пальцы скользнули к брючному ремню.
Муж накрыл дорогие перстни жесткой ладонью.
— Софи, скажи, ты любишь меня?
Блондинка чуть отстранилась, капризно поджав губы.
— Как ты можешь такое спрашивать, милый! Да я умру без тебя. — Холеная ручка на секунду прикрыла рот, скрывая зевок. — Ты дал мне все — любовь, нежность, я...
— А ты смогла бы ради меня изменить, скажем... круг своих знакомых?
Прекрасная Софи подняла тоненькие брови высоко-высоко.
— Что?
Петер повторил вопрос. Некоторое время блондинка растерянно смотрела на мужа. Но мало-помалу в глазах появлялось понимание.
— Ну конечно же! — Она снисходительно улыбнулась. — И как я сразу не догадалась? Ты, разумеется, по поводу моей ночевки у Элен. Ревнивец! — Аккуратно дотронувшись кончиками пальцев до висков, Софи закатила глазки к небу. — Это же надо такое придумать... Хорошо. Если тебе станет спокойнее, пожалуйста, я перестану с ней общаться. Она все равно дура. Представляешь, вчера на вечеринке...
— А с внешностью?
Петер явно не слушал жену.
— Что с внешностью?
— Ты согласилась бы с ней расстаться?
Нежная улыбка молниеносно исчезла с лица.
— О чем ты? — жестко спросила женщина.
— Софи, — Петер подался к жене, взял в свои руки ее бархатные пальцы, — у меня проблемы.
Ни единая морщинка не омрачила прекрасные черты.
— У всех мужчин время от времени возникают проблемы. Но при чем здесь моя внешность?
— Дело не только в твоей или моей внешности... — Петер мялся, явно не решаясь перейти к главному. — Понимаешь, обстоятельства складываются таким образом, что... Милая, мы должны исчезнуть! — в отчаянии воскликнул он. — И немедленно. Мы оставим все: дом, машины, счета. Возьмем только то, что сможем унести в руках. Но ведь даже это немалая сумма.
— Надеюсь, ты не имеешь в виду мои драгоценности? — Женщина смотрела настороженно.
— И их тоже. Нам придется кое-что продать, чтобы сделать новые лица и новые документы.
— Новое лицо! — Блондинка обхватила тонкими пальцами перламутровые щечки. — Да ты знаешь, чего мне стоило это лицо?
— Вот и прекрасно, сделаешь себе новое. Еще лучше.
Сверкнув голубыми глазами, Софи поспешно спрятала раздражение под густыми ресницами и уже почти спокойно спросила:
— Но что ты такого натворил? Ты ведь мистер Порядочность. А... может, ты просто решил избавиться от меня? — В голосе зазвучала угроза.
— Зачем ты так, Софи... Понимаешь, это так тяжело объяснить. — Петер достал из внутреннего кармана куртки узкий конверт. — На, прочитай. Это я получил с утренней почтой. Ты ведь еще не забыла русский?
Женщина неуверенно пожала нежным, слегка смуглым плечом.
— Надеюсь.
Перехватив конверт, поспешно вытащила сложенный втрое лист бумаги.
Некоторое время она шевелила губами, хмуря тонкую бровь.
— Петер, я ничего не понимаю... Нет, нет, слова мне все понятны, мне не ясен смысл этого послания. Кому оно адресовано?
— Мне. К сожалению.
— Тебе? — Розовые губы дрогнули. — Но здесь обращаются к какому-то Рогволду.
— Рогволд — это я.
— Ты?! Ничего не понимаю... А о какой дочери здесь идет речь?
— О моей, естественно. У меня есть дочь.
— А... Но... — В глазах появился ужас. — Почему ты никогда не говорил мне об этом? И что, все об этом знают?
— Милая, не в этом дело...
Капризное личико вдруг исказила нескрываемая злоба. Софи были близка к тому, чтобы закатить истерику.
— А в чем, черт побери?!
Мужчина понял, что либо он немедленно объяснится, либо через минуту сбежится вся прислуга.
— Слушай меня внимательно, — тихо заговорил он. — Да, я действительно не тот человек, за которого всегда себя выдавал...
— Ты женат.
Фраза прозвучала с обреченной усталостью, казалось, молодая женщина уже услышала все, что хотела, и остальное ее мало интересовало.
— Я был женат.
Ответ успокаивал по сути, но голос звучал как-то неуверенно.
— Был?
Как истинная женщина Софи больше доверяла интонациям.
— Это как понимать? Вы развелись или...
— Или.
— Так ты не развелся, перед тем как жениться на мне?
— Нет.
— Значит, наш брак незаконный.
Софи побледнела как мел.
Мужчина окончательно смешался.
— Да... Нет... — забормотал он. — Я не знаю. Черт побери, какая разница! В любом случае моя первая жена умерла.
— Когда?
— Неделю назад.
Раздался звук звонкой пощечины. Сейчас Софи ничем не напоминала ту ласковую кошечку, какую изображала из себе еще минуту назад.
— Да как ты мог?! Как ты мог так поступить со мной, подлец? Что мне теперь делать? Выходить за тебя замуж второй раз? — Спазм то и дело перехватывал дыхание, голос становился визгливо-пронзительным. — А я-то, дура, думала, почему он так легко согласился со всеми пунктами брачного договора! Значит, ты попользовался мною и теперь намерен выбросить на помойку? — Она горько рассмеялась: — Ловко же ты все придумал!
Мужчина не обращал внимания на изменившийся тон и откровенную грубость жены. Он был в отчаянии.
— Софи, любимая, как ты могла так думать обо мне... Я очень, очень тебя люблю и именно поэтому предлагаю бежать.
— Бежать?! Куда?
— Куда угодно, только подальше отсюда.
— И стать нищей?
— И стать богатой, как ни одна женщина в мире.
К вечеру ветер усиливался, нежно серебрился звон колокольчиков на краю бассейна. Софи накинула махровый купальный халат, достала из кармана платочек и промокнула глаза. Последние слова мужа ее несколько успокоили, он хоть и говорил какие-то странные вещи, но, судя по всему, бросать ее все же не собирался. Позволив ему поцеловать свои руки и плечи, она прошептала слабым голосом:
— Хорошо. Я выслушаю тебя...
Придвинув кресло ближе к шезлонгу жены, Петер положил руку на круглое колено.
— Я родился в Литве, — тихо заговорил он. — Наша семья была очень известна. И очень богата. Наш род — один из самых древних и знатных. Это королевский род...
Софи неожиданно хмыкнула. Потом еще раз. И вдруг рассмеялась звонким, переливчатым смехом.
— Королевский! Нет, я сейчас умру от смеха.
Петер помрачнел:
— Ты напрасно смеешься. Я говорю чистую правду.
Блондинка тут же хищно раздула крылья носа.
— Правду, как же! Тогда скажи, как назывался твой род. Только не забывай, что я родом из Польши и, следовательно, короли у нас были общие.
— Я потомок одной из ветвей Гедимина, — после небольшой паузы проговорил Петер. — Не основной, но...
Пухлый рот медленно приоткрылся.
— Ты... Гедиминович? — прошептала ошеломленная Софи.
— Да.
— Это правда?
— Разумеется. Зачем мне тебя обманывать. Наоборот, я скрывал это, сколько мог.
Растерянность снова уступила место недоверию.
— Скрывал. Хм. Хотела бы я знать зачем. И если все, что ты сказал, — правда, то от кого ты собираешься бежать? Даже последний дурак знает, что в Литве сейчас нет коммунистов. Впрочем, так же, как и королей.
Петер кивнул.
— Все правильно.
— Тогда в чем проблема?
— Выслушай меня, не перебивая, и ты все поймешь. — Крепкие узловатые пальцы несколько раз с силой сжались. — Очень давно, когда Литва еще была советской, когда мы с сестрой были еще детьми, мама часто водила нас в наш бывший замок. Она верила, что рано или поздно нам все возвратят... Она говорила, что если это произойдет тогда, когда ее уже не станет, то первым делом мы должны будем заполучить перстень и медальон, хранящиеся в особом футляре в витрине парадного зала. Я был еще мальчишкой, и, конечно, мне было совершенно непонятно, почему из всех сокровищ, драгоценностей, картин надо было брать именно эти два предмета... А мама улыбалась и говорила, что все сокровища замка не стоят и тысячной доли того, что можно будет получить с их помощью.
— И что же можно получить с их помощью?
Пышные черные ресницы затрепетали.
— Сокровища, — одними губами произнес Петер. — Несметные богатства.
Софи, словно завороженная, подалась к мужу.
— Настоящие сокровища? — также шепотом переспросила она.
— Конечно, настоящие. Золото, серебро, драгоценные камни. Старинное оружие, иконы...
— Ты не врешь?
— Клянусь тебе.
— И... там много всего?
— Ты даже представить не можешь сколько!
И тут Софи словно кто-то подстегнул.
— Какого же черта мы тогда сидим здесь и шипим друг другу в ухо? — вскинулась она. — Почему не едем за...
— Все не так просто. — Петер придвинулся еще ближе. — Дело в том, что сокровища хранятся в одном монастыре.
— Что?!
Вскрик легким эхом пролетел над деревьями.
— Тише ты, тише... — Муж нервно огляделся. — Не хватало еще, чтобы прислуга услышала.
— Да плевать мне на прислугу! Лучше скажи, кому это в голову пришло? — Софи досадливо постучала кулачком по белоснежному лбу. — Доверить такую уйму денег шайке пройдох, славящихся мотовством и пьянством! Да там, наверное, уже давно ничего не осталось. Может, отыщется пара нелепых украшений и мешок со средневековой мелочью.
— Зачем ты так... Это женский монастырь, — попытался возразить муж.
Узнав, что сокровища охраняют женщины, Софи несколько успокоилась, но все же сочла необходимым заметить:
— Монашки — те еще штучки! В любом случае — чужие люди. А в таких делах и своим-то доверять нельзя.
— Но это был единственный шанс сохранить имущество семьи. Город, в котором тогда жили мои предки, переходил то к полякам, то к русским, война не прекращалась ни на день, все вокруг грабили, сжигали... Люди лишались не то что состояний — жизнь ничего не стоила!
Чужие страдания многовековой давности оставили блондинку безучастной.
— Тоже мне, событие! Люди умирали во все века. При чем здесь наше имущество?
Она так и сказала: «наше».
— А как еще, по-твоему, можно было укрыть такую уйму серебра и золота? Ну не по карманам же его рассовывать.
Поняв, что у предков мужа, действительно, скорее всего иного выхода не было, прекрасная Софи задумалась:
— Но как нам теперь получить все обратно?
— Надо предъявить настоятельнице кольцо и медальон.
— И все?
— И все.
В синих глазах отчетливо читалось недоверие.
— Ой, ну не знаю... Поверь, ничего ты не получишь. Там уже давным-давно ничего не осталось.
— Осталось.
Софи прищурилась:
— А что, если кольцо и медальон из замка украли?
Петер невольно улыбнулся:
— За это можешь не переживать.
Софи вздохнула, недовольно покачивая головкой:
— Ну не знаю... Как-то мне не очень во все это верится.
— Во что именно?
— Да во все. Какие-то медальоны, клады... Сказки все это, такого не бывает.
— Напрасно ты так думаешь. К тому же, поверив в мой рассказ, ты ничего не теряешь.
— Да, кроме всего этого. — Софи обвела рукой вокруг себя.
— Милая, но у нас нет другого выхода!
На кукольном личике читалось раздражение.
— Допустим, ты говоришь правду. Допустим, за тобой действительно охотится Интерпол и нам надо немедленно бежать... Мы принесем в монастырь кольцо, медальон, что там еще... Но почему ты так уверен, что монашки позволят тебе взять сокровища? А если они вызовут полицию? Что ты тогда станешь делать?
— Успокойся. Во-первых, существует договор, а во-вторых, я знаю, как их задобрить.
— Кого? Монашек?
— Да. — Петер потрепал жену по колену. — Я предложу настоятельнице оставить иконы и всякие предметы культа в монастыре, уверен, там хранятся настоящие реликвии! Все остальное заберем мы. Поверь, и для них, и для нас это станет хорошей сделкой.
— Если только не весь клад состоит из святых реликвий, — пробурчала недовольная Софи. — И кстати, — блуждающий взгляд остановился на перстне с крупным камнем на мизинце левой руки мужа, — а где сейчас находятся кольцо и медальон?
— Вот об этом я и хотел тебе рассказать. — Петер почти успокоился, казалось, заинтересованность жены придала ему сил и уверенности. — Однажды мы сестрой узнали о том, что в музее происходят хищения. Кто-то из служащих воровал оригиналы выставленных экспонатов, заменяя их копиями. Нами овладела паника. Мы с ужасом представили, как какой-нибудь негодяй завладеет тем, что должно принадлежать только нам. Естественно, вор, кем бы он ни был, все равно не смог бы воспользоваться ни медальоном, ни перстнем, но и мы бы потеряли все. И тогда Гардения предложила план.
— Кто такая Гардения? — Софи ревниво прищурила глаза.
— Моя сестра. Она была старше и решительнее, она сказала, что либо мы рискнем и, вполне возможно, окажемся в тюрьме, либо не будем рисковать, но тогда уж точно потеряем все.
— Что же она предложила?
— У директора музея было двое детей — сын и дочь, оба весьма некрасивы, и Гардения уже готова была принести себя в жертву, но... — Петер с хрустом сжал пальцы. — Я не мог ей этого позволить. Я сделал предложение дочери директора, и через месяц мы расписались.
— Я ничего не поняла, — скуксилась Софи. — Зачем тебе это понадобилось?
— А как бы иначе я смог оказаться в музее в неурочное время и открыть витрину? Постороннему человеку это сделать было практически невозможно.
— Но ты же мог просто устроиться туда работать.
— Я? Не смеши... Кто бы взял на работу сына бывшего владельца? Нет, нет, дело обстояло так: или мне жениться на директорской дочке, или...
— Я поняла, — перебила его Софи, ей было неприятно слышать о бывшей жене. — И что произошло дальше?
— Однажды днем я спрятался в подсобном помещении. Затем дождался ночи, отключил сигнализацию, вскрыл витрину и взял то, что принадлежало мне по праву. Фактически кражей мое деяние назвать нельзя.
— И?..
Петер с досадой ударил себя по колену:
— Все бы обошлось, но неожиданно поднялся шум, началась беготня, стрельба, мне пришлось прыгать прямо из окна... А наутро стало известно, что один из сторожей узнал меня и сообщил в полицию. За границу удалось сбежать чудом: в ту зиму было так холодно, что море замерзло до самой Финляндии. Всегда охраняли морскую границу, а тут вдруг образовались десятки километров сухопутной. Ну пока разобрались, пока туда-сюда, многие успели перебежать. И я в том числе. За границей я взял себе другое имя, это было не сложно сделать: тогда финны верили перебежчикам практически на слово. Мне даже помогли организовать дело, я быстро встал на ноги и вскоре стал весьма богатым человеком. Из Финляндии я переехал в Америку, оттуда обратно в Европу.
Софи свела тоненькие ниточки бровей.