— Вон как.Неужто специально берегли? Да вы и впрямь шутник! — невольно усмехнулся Невский.
— Нет. Я нарочно ничего не делаю. Все — по-стихийному, но каждый раз буквально в точку. Волшебство! Давайте, не томите — вы же дома, черт возьми!
— Да, по большому счету, я не пью. — попробовал на всякий случай отвертеться Невский.
Куплетов обалдело замер, не донеся бутылку до стола.
— Нет, этого не может быть, — сказал он с пафосом провинциального актера-трагика. — Не может быть — и все. Ну, не бывает!
Невский, глядя на него, лишь мимолетно улыбнулся.
— Вообще-то вы, конечно, правы. — согласился он.
— Ну, я же чувствую людей, — мгновенно отозвался массовик.
— Вот только я не пью посередь дня, — заметил Невский. — Сами посудите, как-то так — до ужина. Нехорошо! К тому же в здешних правилах указано, чтоб в номерах не смели. Сам читал. И если обнаружат.
Но Куплетов был неумолим.
— Хм. как же это? — неподдельно огорчился он. — Ну и что, что написано?! Ведь не константа ж мировая! Этих указов вам знаете, сколько еще насуют?! Опухнете от них. Если каждый болван перед тем, как из кресла полететь, пожелает себя увековечить, чтоб и другие болванами смотрелись. Ого! Прямо обида получается. Да-да! Продавать-то — продают. Дороговато, правда, ну да ничего. И желудку на пользу. Перед ужином для аппетита — в самый раз. Чтоб соки побежали. Вы думаете, Куплетов фокусы показывает, на гармошке играет и напропалую пьет? Ни-ни! Зачем? Я, как и вы, — лечусь. Мне нельзя — печенка. Страшное дело!.. Но у меня сегодня — день рожденья. Круглым счетом — сорок три годочка. Понимаете?
— Ну ладно, пусть, — смягчился Невский. — Если уж такая дата.
Куплетов приволок из угла два сомнительно мытых казенных стакана, пытливо поглядел их на свет и затем опростал в них содержимое бутылки, примерно треть оставив про запас.
— Да, — вдруг спохватился он, — а чем же резать колбасу? Опять вниз за ножом бежать.
— Ничего, — остановил его Невский, — у меня есть. Я как знал.
Он присел на корточки, распахнул свою тумбочку, порылся в ней немного и, наконец, извлек на свет божий длинный охотничий нож в красивых самодельных кожаных ножнах с большим кольцом, чтобы носить на поясе.
Протерев широкое лезвие полотенцем, он принялся аккуратно нарезать колбасу.
— Жаль только, хлеба нет, — посетовал он между делом. — С хлебушком оно сытнее.
Нож привел Куплетова в восторг.
— Острый? — почему-то шепотом спросил он, глядя на сверкающий клинок.
— Как бритва. Это же булат! Тот самый, знаменитый, настоящий!
— Ой-ей-ей! — всплеснул руками ошарашенный Куплетов. — А откуда же сокровище такое?
— Да так, знаете. — уклончиво ответил Невский. — Подарили.
— Эх, везет же людям!.. — позавидовал Куплетов. — Дарят. Ну, поехали! — воскликнул он, беря стакан — внимательно и нежно. — За меня и за знакомство! Только так!
Глава 7
Вечером, в начале одиннадцатого, едва дождавшись, когда санаторцы разбредутся отдыхать и в доме воцарится относительная тишина, Невский побежал к Лидочке.
Она сидела в кресле под уютным стареньким торшером и что-то читала.
Окно было настежь, и налетавший ветер слегка раздувал задернутые шторы.
Увидав Невского, Лидочка отложила книгу и ласково, по-домашнему, улыбнулась.
— А вот и я. Не рано? — спросил он, плотно притворяя за собой дверь.
— Нет, — Лидочка мягко качнула головой.
— Но ведь — и не поздно?
— Конечно.
Она сидела, расслабленно опустив руки на вытертые подлокотники и смотрела на него спокойным, ясным, откровенным взглядом.
И в нем, в этом взгляде, что особенно приятно поразило Невского, не было никакого показного бесстыдства или неуемного, отчаянного желания.
Это был взгляд женщины, которая никого ни к чему не побуждает, но по первому же зову готова сделать все, чтоб было хорошо и ей, и другому.
Невский это понял, вернее, почувствовал — и в радостной нерешительности чуть замешкался у двери.
Прежняя его ироничность, прежнее фривольное легкомыслие теперь смотрелись бы натужно и нелепо.
Он совсем не ожидал, что дело сразу повернется так, и вместе с тем испытывал сейчас к этой женщине огромную благодарность.
Благодарность и. уважение.
Приятная стремительность событий всегда в нем вызывала уважительное чувство.
— Ну, что же вы стоите? — спросила она просто. — Проходите. Я поеду последним автобусом. — И, чуть помедлив, добавила: — Это нескоро.
Невский медленно шагнул в глубь комнаты, сердце у него бешено колотилось.
Бог ты мой, подумал он, да что же это? Я действительно волнуюсь, я воспринимаю все всерьез — вот так сюрприз!.. А почему бы, собственно, и нет? Ну, почему?! Ведь, если по большому счету, именно на это — с первой же минуты — я и уповал, хотел, чтоб было так и не иначе. Как восторженный мальчишка. И пускай!
Все так же мягко улыбаясь, Лидочка порывисто поднялась ему навстречу.
Но то озорное выражение глаз, которое, за исключением двух-трех моментов, было днем, теперь неожиданно и окончательно сменилось у нее другим — задумчивым и даже каким-то ласково-грустным.
В нем была в этот миг странная, тяжелая торжественность, но — никакого торжества.
Невский подошел к ней вплотную, и она доверчиво положила руки ему на грудь, высоко запрокинув голову, чтобы видеть его лицо.
И снова обжигающе-радостная волна, как тогда, в автобусе, захлестнула его.
Он обнял Лидочку и привлек к себе.
Она податливо уткнулась носом ему в плечо и на секунду так застыла...
Под врачебным халатиком на ней ничего не было.
И тогда он понял, что весь этот долгий вечер она его и впрямь ждала.
— Сними, — шепотом попросил Невский.
— И зачем ты только приехал сюда. — с нежным укором произнесла она.
— Чтобы быть с тобой, — сказал он первое, что пришло в голову.
И это было правдой.
В чем-то, может быть, банальной, даже откровенно пошловатой, но, как ни странно, единственной на этот миг и абсолютной правдой.
Просто — более изысканных слов вдруг отчего-то не нашлось.
Да разве в них вся суть?!
Она лишь неопределенно, с какой-то детской застенчивостью качнула головой и, бросив халат на спинку кресла, вновь устремила на Невского преданный взгляд — зовущий, ласковый, опять — восторженно-лучистый.
На улице было гадко.
Все очарование минувшего часа разом стерлось, потускнело и ушло.
Потому что здесь, на холодном ветру, под дождем, это казалось ненужным и непонятным.
Здесь была реальная жизнь, в которую никак не вмещались та тихая комната с зашторенным окном и горящим уютным торшером, та тихая радость и та красота.
Они торопливо, не обращая ни малейшего внимания на дождь и лужи под ногами, шагали по аллее: со стороны — двое просто знакомых людей, не так чтоб и накоротке, рядом друг с другом — даже не под руку.
Фонари размытыми зрачками таращились на них сквозь пелену дождя.
— Ветер-то какой!.. Ты не замерзнешь? — обеспокоенно заметил Невский.
— Нет.
— Может, я все-таки провожу?..
— До дома? Пожалуйста, перестань!
— Но.
— Забудь, ладно? — Она повернула к нему мокрое лицо. — Ничего не было.
Ему показалось, что она плачет.
— Ты сердишься на меня?
Секунду она помедлила с ответом.
— Нет. Почему ты так решил?
— Да просто. — Он пожал плечами и с неожиданной тоской вдруг произнес: — Ведь это ты сейчас решаешь. Ты — не я. Больше ничего не будет, да?
— Не надо загадывать, — тихо попросила она. — Может, и будет. — Она ласково взглянула на него и с едва заметным вздохом добавила: Действительно, тебе не надо было приезжать сюда.
Невский попробовал ее обнять, но Лидочка мягко отстранилась.
— Боишься, нас увидят? — удивился он. — Да все давным-давно спят!
— Не в этом дело. — покачала она головой. — Не торопись. Потом. Хорошо?
— Как знаешь. — с рассеянной улыбкой ответил он и взял ее под руку.
Они вышли из незапертых ворот и притулились у столба с указателем автобусной остановки.
Кругом не было ни души.
И никаких посторонних звуков — только негромкий, ровный шум дождя.
Слева, в темноте, послышалось натужное урчание и замелькали огоньки.
Они приближались, делаясь все ярче, пока не превратились, наконец, в две горящие фары рейсового автобуса.
— А вдруг проедет мимо? — с непонятною надеждой произнес Невский.
Лидочка только пожала плечами, словно говоря: нашел, о чем спрашивать!..
Холодный металлический корпус, шумно качнувшись вперед и назад, плотно встал.
В салоне сквозь мокрые стекла окон виднелись тени всего нескольких пассажиров.
С лязгом раздвинулись двери.
— Пойду, — просто и даже как-то буднично сказала Лидочка. — Давай прощаться.
На короткое мгновение Невский поймал ее руку и мягко потянул к себе.
Лидочка не сопротивлялась.
Тогда он обнял ее и крепко поцеловал в мокрые губы.
Водитель, поторапливая, дал гудок.
— Все было хорошо, да? — прошептал Невский, стараясь перехватить ее взгляд.
— Не надо об этом. — Она высвободилась из его объятий и шагнула к автобусу. — Спокойной ночи. И. не думай обо мне плохо.
— Да, Господи!.. — всплеснул он руками, но двери уже сомкнулись за нею, и автобус, мелькнув тусклой лентой окон, исчез в темноте.
В мире снова воцарился дождь.
Хорошо, если только вот на этот вечер и на эту ночь. А если на неделю вдруг зарядит? Или на весь срок? Брр.
Невский еще немного постоял, нахохлившись, сунув руки глубоко в карманы куртки, а потом развернулся и медленно побрел к санаторию.
Лишь сейчас до него дошло, что этот их прощальный поцелуй был единственный за целый вечер.
Первый и последний. Смешно!..
Невский зябко повел плечами и прибавил шагу.
Первый день в санатории истек.
Настроение было никакое.
Что ж, сказал себе Невский, подождем до утра.
Глава 8
Проснулся Невский по привычке очень рано — еще не было и семи утра.
Минут десять он по инерции нежился в мягкой постели, вяло вспоминая минувший день.
Лидочка, подумал он, и впрямь забавная девчонка. Это хорошо, что так получилось. Хорошо, что повстречал ее. А с другой стороны. У нее ведь муж, семья. И я — заезжий курортник, каких и до меня, наверное, хватало. Вот таких — случайных, приходяще-уходящих. Стоп! Я что, ревную? — удивился он. Да ерунда! К кому мне ревновать? К фантомам?! И с чего вдруг? Батюшки, неужто я и впрямь влюбился?!
От этой мысли ему сделалось щемяще-радостно и вместе с тем не по себе.
Он этого хотел — да! И при том — боялся.
Обыкновеннейшая психология закоренелого холостяка.
И все же — хорошо!
Потом внезапно в голову пришла еще одна шальная мысль: а не попробовать ли — вот сейчас, немедля! — повыдергивать из бороды дурацкие седые волоски, чтоб больше соответствовать предмету вожделений, так сказать?
Тут Невский не на шутку разозлился на себя.
Совсем уж, разбежался!.. Что он — люмпен секса, впавший в старческий маразм?! Да Лидочка сама, если угодно, невзирая ни на что!..
Нет, точно — у тебя поехали мозги, сказал себе печально Невский, ты, дружок, такие мысли брось, не то в грядущем ничего хорошего тебе не светит. Уж какой ты есть, таким и будь, а что другие скажут — это их забота. Главное — не дешевить и не придумывать чего-то там за остальных.
За остальных придумывать он, к сожалению, любил.
Иначе никогда не стал бы заниматься психологией. Не оказался бы в конечном счете здесь.
Кому сказать!..
Он глубоко вздохнул, раскрыл глаза и, сбросив одеяло, сел на край кровати.
Куплетова в номере не было.
Посреди стола лежала записка:
"Милейший! Я играю в карты".
Где, с кем — неизвестно.
Записка осталась еще с вечера, когда Невский вернулся в номер.
Стало быть, Куплетов ночевать не приходил.
Да уж, и впрямь — затейник!..
Невский быстро оделся и сунулся было в тумбочку, где стояла припасенная с поезда бутылочка "Байкала". Однако замер, неприятно пораженный.
Роскошного охотничьего ножа, на кожаных ножнах которого тонкой медной проволокой было аккуратно вышито: "Невскому — не Александру, но Михаилу", в тумбочке, рядом с бутылкой, не оказалось.
Невский прекрасно помнил, что перед тем как идти к Лидочке, он положил его именно туда.
Еще раз обшарив тумбочку, он на всякий случай переворошил все вещи в своей половине гардероба, однако и здесь ножа не отыскал.
И тотчас в памяти услужливо всплыл злополучный галстук, также неведомо куда пропавший, припомнилось довольно странное поведение Куплетова, когда он, Невский, только-только вошел вчера в комнату.
Тупое, гаденькое подозрение невольно поднялось и заскребло в душе.
Понимая, что это не слишком порядочно с его стороны, он все же отворил и соседнюю створку шкафа и несколько времени разглядывал чужие полки.
Никаких следов.
Может, вообще из номера украли?
Но тогда — кто? И для чего?
Ладно — нож. Это и вправду вещь первостатейная, другой такой, пожалуй, не найдешь. Но галстук!.. Где в нем щеголять? Не в санатории же — на глазах у бывшего владельца!
В коридоре громко закашляли, и вслед за тем на пороге возник Куплетов.
Вид у него был понурый, глаза слипались, а седоватые баки топорщились, как шерсть на морде кота, которого с позором отогнали от пролитой валерьяны.
Определенно, картежная ночь не принесла ему никакого удовлетворения.
— Милейший! — сипло, без прежней наглой уверенности провозгласил Куплетов. — А вот и вы! А вот и я!.. Смешно!.. Поутру, на заре. — нараспев сказал он и слегка покачнулся. — С добрым утром! Или — спокойной ночи, малыши? У меня — второе. А у вас?
— С добрым утром, с очень добрым. — невнятно пробормотал Невский, ловко, как ему показалось, захлопывая чужую створку шкафа.
— Дождь еще идет? — спросил Куплетов, хотя и его пиджак, и его брюки носили явные следы недавнего дождя, причем весьма изрядного.
— Не знаю, я только что встал, — пожал плечами Невский, радуясь, что обнаружилась вдруг подходящая уловка. — Кстати, как там?
Не двигаясь с места, Куплетов устремил испытующий взор в окно.
Этого вполне хватило, чтобы Невский благополучно прикрыл и другую створку шкафа.
— Ну так что же?
— Дождь, проливной. Мерзость, — твердо произнес Куплетов. — Мне видятся струи косые. И, кажется, здорово похолодало.
— Почему вы так решили?
— Хм. Да я же только с улицы! Вот. Прихожу — и застаю. Нехорошо.
Невский внутренне сжался.
Значит, все видел, голубчик, все заметил. Может, и пьяного только разыгрывает из себя?
— Я искал галстук.
— Привет! — хохотнул Куплетов. — С утра пораньше — на банкет?! А меня с собой не хотите взять? У меня есть бабочка! Дамы просто мрут.
Так, подумал с досадой Невский, на галстук не клюнуло. О ноже тогда вообще нет смысла говорить. Но если эдак пойдет и дальше, я уеду отсюда голый! Ничего себе соседушка. Массовик-затейник!..
— А вы? — спросил он, вызывающе и с неприязнью глядя на Куплетова.
— Пардон?
— А вот и не пардон! Вы вчера чем тут занимались? Думаете, я слепой?
— Вчера? — как бы недоумевая, повторил Куплетов. — Да я чехол искал! От инструмента. Я чехол всегда засовываю, чтоб не мельтешил. А потом ищу.
Ну ты поговори-поговори, зло подумал Невский. А я-то еще там, в столовой, высмотрел его, решил: интеллигентное лицо, приятный будет собеседник. Господи, с каким давеча восторгом он заглядывался на мой нож! Ведь все же ясно! Мелкий мошенник, уездный аферистик — даже не аферист!.. Пойти с жалобой в дирекцию? Или куда там у них ходят? Впрочем, это я всегда успею. Подождем еще.