**Я памятник воздвиг... (лат.).
Глава 34
1
Несмотря на дрожащие руки, Элеонора вела машину ровно, стараясь не попадаться гаишникам на глаза. У дома она запарковала автомобиль на обычном месте и, не дожидаясь лифта, помчалась вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки.
Для того чтобы собрать вещи, ей понадобилось чуть больше десяти минут. Заколов волосы в хвост, она спрятала их под пальто, натянула до самых глаз широкополую шляпу и выскочила из дома.
Через двадцать минут она звонила в квартиру Боба.
Кузьмин появился на пороге, зевая и протирая глаза.
– Маленький... в такое время? У тебя же сегодня съемка, что случилось?
Все знали, что Пилюгину от работы может отвлечь только что-то очень серьезное.
– Без разговоров. У тебя заграничная виза есть?
– Да, – тот еще больше растерялся, – ты же знаешь, я член...
– Мне наплевать, чей ты там член, – перебила его блондинка, – собирайся, мы уезжаем.
– Что? Куда выезжаем? Когда?
– Немедленно! – буквально заорала на него Элеонора. – Кидай свои паршивые вещи в сумку, бери паспорт, права, деньги, и через пять минут я вижу, как ты закрываешь дверь!
Кузьмин моментально исчез в глубине квартиры. Только Элеонора начала спускаться вниз, как Кузьмин появился снова.
– В чем проблема? – набросилась на него разъяренная блондинка.
– Ни в чем, Маленький, я уже готов. Все необходимое куплю по дороге.
2
Пятьдесят километров Элеонора преодолела за сорок минут. Боб сидел, не раскрывая рта, и только когда стало очевидным, что ничью дачу они посещать не собираются, робко поинтересовался:
– Если не секрет, куда мы едем?
– Пока в Питер. Там посмотрим.
– Понятно. – Кузьмин начал нервничать. – Это серьезно?
– Нет, это несерьезно. – Пилюгина горько усмехнулась. – Это конец. Давай поменяемся, я устала. – Она резко притормозила у обочины и вышла.
Накрапывал бесконечный сентябрьский дождик, и казалось, что лета никогда и не было. Поля, небо – все выглядело унылым и уставшим.
Элеонора подождала, пока Боб пересядет за руль, и вернулась в машину. Напряжение понемногу спадало с ее лица, теперь оно выглядело задумчивым.
– Ты знаешь, у Рыжей действительно иногда бывают просветления, – произнесла она, откидывая голову на подголовник.
– В каком смысле? – не понял Кузьмин.
– В каком смысле... – автоматически повторила блондинка, однако мысль ее витала где-то далеко. Она достала из сумки зеркальце и принялась внимательно рассматривать свое лицо. Повернула голову вправо, влево, чуть растянула глаза – не понравилось. Приподняла пальцем верхнюю губу, опустила кончик носа, осмотрела свой профиль с одной и с другой стороны.
Боб молча наблюдал за ее манипуляциями. Элеонора втянула щеки и еще раз оглядела свое отражение.
– Послушай, – наконец медленно начала она, поворачиваясь к Кузьмину. – Тебе придется сделать мне операцию.
– Операцию? – нахмурился Боб. – Какую операцию?
– Пластическую, разумеется! Какую еще ты можешь сделать...
Кузьмин вздрогнул, как будто его ударили.
– Маленький, что ты говоришь! Я никогда не смогу этого сделать. Я никогда в жизни не смогу дотронуться до твоего лица скальпелем! – Расстегнув воротник джемпера, он принялся интенсивно массировать грудь с левой стороны. – Одно дело – сделать человека красивее, а совсем другое – изуродовать того, кого ты любишь. Нет, это невозможно.
Кузьмин покачал головой и, приоткрыв окно, жадно вдохнул сырой холод дождя, словно ему не хватало воздуха.
– Хорошо. – Пилюгина, казалось, даже не удивилась, более того, на ее лице промелькнуло облегчение. – Но в таком случае тебе необходимо сейчас любой ценой пересечь границу, а мне – где-то спрятаться до тех пор, пока ты не вернешься.
Боб не сразу отреагировал на ее слова. Некоторое время он молчал, а когда собрался что-то спросить, Элеонора резко одернула его:
– Еще успеешь наспрашиваться. А пока слушай меня внимательно. Сейчас мы едем до Иван-города. Если получится, то перейдем границу вместе, если нет, дальше едешь ты один, до Таллина. Находишь там самый надежный банк и оставляешь в нем на хранение вот это.
Элеонора достала из сумочки небольшой бархатный футляр с надписью Christian Dior. Кузьмин взял его в руки и недоуменно осмотрел со всех сторон.
– Кассета внутри, вместо пудреницы, – пояснила Пилюгина. – Особо далеко не прячь, просто сунь в карман и все. Если спросят что это, скажи: приятельница ходит в кружок художественного свиста, собираешь ей для коллекции.
Заметив, что Боб хочет задать очередной вопрос, Элеонора предостерегающе подняла руку и повысила голос:
– Дальше. Вот эту кассету, – она достала стандартную аудиокассету и вставила ее в магнитолу, – если все пройдет благополучно, ты кладешь в карман и летишь первым самолетом на Канары. Прилетишь, устроишься в гостиницу и будешь сидеть ждать моего звонка. Надеюсь, мобильный телефон ты не забыл взять с собой?
– Да, но...
– Сейчас сезон, хотя бы один самолет в день должен быть. Если же подходящего рейса не окажется, вылетай в том же направлении хоть с двенадцатью пересадками.
Важно только одно – ты должен быть в пути и как можно дальше от нашей родины. Тебе все понятно?
Боб слушал ее внимательно, не перебивая, однако лицо его постепенно приобретало землистый оттенок.
– Тебе все понятно? – повторила вопрос Пилюгина.
Кузьмин взял резко вправо и затормозил, едва не сбив одинокого старичка, с трудом ползшего на залепленном глиной велосипеде по раскисшей обочине.
Элеонора, не ожидая резкой остановки, качнулась вперед. Упершись руками в торпеду, она хищно раздула крылья носа, и уже собралась было наброситься на приятеля с очередной бранью, как твердый взгляд Боба заставил ее проглотить все приготовленные слова. Блондинка откинулась на сиденье, вытащила сигарету и холодно поинтересовалась:
– В чем дело?
Кузьмин молчал. Мерно щелкали дворники. Мимо них с нарастающим и тут же мгновенно угасающим ревом проносились машины, обдавая фонтанами жидкой грязи. Где-то вдалеке кричали вороны.
Пилюгина уже хотела было повторить свой вопрос, но Кузьмин положил ей руку на колено и тихо начал:
– Маленький, ты должна подробно рассказать мне обо всем, что происходит. Больше так продолжаться не может – я хочу знать все. Мне безразлично, что случится со мной, но я должен знать, какая опасность угрожает тебе. И пока ты мне это не расскажешь, я не тронусь с места.
Элеонора впервые видела Боба таким. Коротко подстриженные волосы сильно изменили его лицо, оно стало жестче и мужественнее. Упрямо сжатые губы свидетельствовали о том, что на этот раз уступать он не собирается.
Тем не менее Пилюгина упрямо качнула головой.
– Я не хочу и не буду тебе ни о чем рассказывать...
– Значит, мы будем стоять здесь, пока не умрем, – равнодушно пожал плечами Кузьмин. – На этот раз я не шучу.
Блондинка чертыхнулась, достала зажигалку и прикурила. Глубоко затянувшись, она выпустила тонкую струйку дыма. Боб нажал кнопку на панели и стекло со стороны Элеоноры плавно опустилось. Пилюгина некоторое время хмуро наблюдала, как дым, покачиваясь, исчезает в приоткрытую щелку. Наконец не выдержала, резким движением потушила сигарету в пепельнице и зло процедила сквозь зубы:
– Я могу тебе сказать только одно – для меня это единственный шанс. Кассета должна оказаться за границей. Выло бы идеально, если бы там оказалась и я, но... Сам знаешь. Кроме этого, мне необходимо заполучить дневники Кунцевой.
– Дашкины? – повернул голову Боб. – Зачем?
– Надо – значит надо, – устало ответила блондинка. – Пока до них не добрался ее дружок из ФСБ. Господи, как все надоело! Сидишь, словно на атомной бомбе... – Она провела чуть дрожащей рукой по лицу. – Ладно, не переживай, я лучше попрошу кого-нибудь другого, – и потянулась к ручке двери.
Лицо Кузьмина приняло решительное выражение. Он резко повернул ключ зажигания, утопил педаль газа до самого пола и развернул машину в обратном направлении.
Пилюгина покрылась испариной. Всегда нежная, чуть розоватая кожа ее вдруг стала мраморно-бледной. И только глаза сверкали яростным, холодным огнем.
– В чем дело? – с трудом сдерживая гнев, спросила она.
– Маленький, я не могу позволить себе потерять тебя. Для меня это будет равносильно смерти. Через границу тебе ни в коем случае нельзя. Тебя задержат на первом же посту. Даже если ты решишь превратиться в чайку и пролететь над Беринговым проливом. Уж коли этим делом интересуется ФСБ, тебя не выпустят, не надо даже пробовать.
Элеонора, закусив губу, мрачно смотрела сквозь лобовое стекло.
– Тогда ехать должен ты. Эту кассету необходимо спрятать в любом европейском банке. В ней залог моей свободы. Моей и... – Она не договорила. – Ладно, поехали.
Кузьмин побарабанил пальцами по рулю:
– Куда?
– Куда-нибудь, где я могу расстаться с красотой...
– Что ты имеешь в виду? – снова испугался Боб.
– Что я могу иметь в виду! – вспылила Пилюгина и дернула себя за волосы. – Необходимо это все обрезать и перекрасить. Найти какую-нибудь одежку попроще...
– А может, парик, Маленький?
– Перестань скулить и говорить глупости! Если я это все засуну под парик, то голова у меня станет, как кочан капусты. И потом, у меня привычка откидывать их назад. Ты что, хочешь, чтобы в один прекрасный момент я сдернула парик с головы?
– А ногти ты тоже отрежешь? – Кузьмин покосился на ее двухсантиметровые ногти, каждый из которых был настоящим произведением искусства.
Элеонора с недоумением посмотрела на Боба и сморщилась, словно от сильной боли.
– У меня такое впечатление, что ты не очень понимаешь, о чем идет речь. Речь идет о моей жизни. Ради этого я могу не только ногти, но и руки отрезать.
Боб вздохнул.
– Хорошо. Сделаем все, как ты захочешь. Единственный вопрос: я могу хотя бы прослушать эту кассету?
Элеонора на секунду задумалась, потом усмехнулась и нажала кнопку. Салон наполнился свистом.
– Ну как, нравится?
Кузьмин напряженно вслушивался в звуки, доносящиеся из динамиков. Лицо его принимало все более растерянное выражение. Наконец он махнул рукой:
– Поступай, как знаешь.
По крыше барабанил холодный осенний дождь.
Глава 35
1
Даша с трудом разлепила глаза. За окном уже было совсем темно. Перед глазами плыли круги, левая рука затекла и стала тяжелой, чужой, бесчувственной. Молодая женщина подняла ее вверх и сморщилась. Кровь возвращалась медленно и болезненно.
Прошедший день восстанавливался в памяти также медленно и болезненно. Она снова прикрыла глаза. Неужели это действительно было? Элеонора, гуанчи, темные, как дождливая ночь, зрачки Полетаева...
Дашу бросило в жар. Все было на самом деле: Элеонора сбежала, у Боба сожгли дачу, чех разбил машину Митрича, а она разбила чужой диктофон. Она одна виновата в том, что произошло. Анька ее уже, наверное, ненавидит. Что за таблетки она посоветовала ей выпить?
Даша нащупала на тумбочке пузырек с лекарством и попыталась прочитать название, но в темноте ничего не было видно, а встать и включить свет казалось невозможным подвигом.
Может, Петрова втихомолку решила ее отравить?
Глухо, словно сквозь вату, прозвенел дверной звонок.
Даша лежала, не двигаясь. Через пять минут стало ясно, что пришедший сдаваться не собирается. Она беззвучно выругалась, встала и, держась обеими руками за стенку, доползла до коридора.
На пороге возвышался мрачный Полетаев.
– Я знал, что добром это не кончится, – без вступления начал он и прошел в квартиру. – Куда могла скрыться твоя подруга?
– Анечка? – удивилась Даша, пытаясь привести волосы в порядок.
– Какая еще Анечка! – грохнул тот кулаком по столу, но, смутившись своего порыва, извинился и присел на стул. – Пилюгина. Куда она могла уехать? Или где прятаться?
– Откуда я знаю? – в свою очередь возмутилась Даша. – Мы и раньше-то особо близкими подругами не были, а теперь... Прошло почти шесть лет.
Сонливость как рукой сняло. С появлением подполковника вернулось бодрящее дыхание реальной жизни.
– У Боба спрашивали?
– Кузьмина?
– Да.
– Его тоже нигде нет.
– Ну, значит, вместе уехали, – равнодушно заметила Даша и, помолчав, добавила: – Куда-нибудь.
– Потрясающе! Более исчерпывающей информации я в жизни не получал!
Полетаев на всякий случай внимательно осмотрел квартиру. Заглянул во все шкафы и даже под кровать. Даша молча наблюдала за ним. Вид рыскающего по всем углам зфэсбэшника настроил ее на саркастический лад.
– А зачем она тебе понадобилась-то? Ты же мои идеи обозвал бредовыми. Или с версиями туго?
Полетаев молча указал ей пальцем на стул, подождал, пока она устроится и, наклонившись к ней, тихо произнес:
– Ты, наверное, плохо представляешь, во что на сей раз влезла. А я тебе расскажу. Та пленка, что была обнаружена в автоответчике у Максимова...
– Ах ты... – взбеленилась Даша, вспомнив, как зфэсбэшник клялся, что никакой кассеты не видел. – Да ты... просто... Я слов не нахожу, чтобы сказать все, что о тебе думаю!
Полетаев резко оборвал ее крики:
– Мне наплевать на то, что ты обо мне думаешь. В высшей степени. Лучше послушай дальше. Угадай, что там было зашифровано? Тебе передать дословно?
– Конечно. – Даша по-прежнему сохраняла независимый вид.
– Цитирую. «Рыжая, я уже мертв. Этот человек от второй матери. Узнай, кто он. Эта вещь его. Если ты поймешь это послание, то поймешь и то, что на ней. Отнеси то, что я тебе дал, в дом на горке и скажи, что это связано с делом «X».
Даша вытаращила глаза.
– Что это за бред?
– Если бы... – Подполковник достал из кармана роскошного итальянского кардигана батистовый платок и аккуратно промокнул лицо. В темно-синих глазах застыло раздражение. – Расскажи, как ты умудряешься находить средь бела дня на свою... голову такие приключения?
Она вскинулась:
– А почему вы решили, что это обо мне? И какой еще дом на горке? Он что, не мог прямо сказать?
– Разумеется, нет! Свист – это язык понятий. Каждая трель означает самостоятельное понятие, с его помощью нельзя передавать имена и названия. Что такое Лубянка, гуанчи, к сожалению, не знали, а вот что такое дом на горке, знают все. Ну кроме тебя, конечно. Налей мне чаю.
Последовала пауза, во время которой Даша, сердито сопя, готовила чай. Положив вместо сахара две столовые ложки соли, она невозмутимо протянула кружку подполковнику.
– Ну, допустим. Допустим, пусть будет Лубянка. Но, по-твоему, я единственная рыжая женщина на всем белом свете?
– В этом деле – да. – Полетаев сделал большой глоток и замер. В глазах его показались слезы.
– А что это за дело? – как ни в чем не бывало поинтересовалась отравительница.
Эфэсбэшник подскочил к раковине и принялся отплевываться, словно кот от прокисшей сметаны. Прополоскав рот водой, Полетаев повернулся к Даше. Выражение его лица не сулило ничего хорошего, но молодая женщина решила идти до конца.
– Так что же это за дело? – повторила она, протягивая подполковнику полотенце, которое уже давно приготовила для стирки.
Полетаев усилием воли сдержался, вытер лицо и мрачно буркнул:
– Не твое дело.
– А почему оно так называется – «X»?
– Оно называется не так. Но мне и в страшном сне не придет в голову сообщить тебе его настоящее название. И сейчас я об этом рассказываю с одной-единственной целью: получить то, что тебе дал Макеев.
Даша некоторое время молчала, затем поправила волосы и тихо произнесла:
– Он мне ничего не давал.
– Дарья, шутки кончились.
– Я и не шучу. – Она взглянула эфэсбэшнику прямо в глаза. – У твоего друга – майора Томека – наверняка сохранился протокол обыска. – Заметив промелькнувшее на его лице сомнение, поспешила добавить: – Да-да, меня полностью обыскали после того, как Кока умер. Так вот, позвони ему и спроси, что при мне было найдено.