За завтраком Нина напомнила, что они сегодня едут в гости к ее матери, Наталье Михайловне. Но перед тем как собираться, Сан Саныч, все еще помня о вчерашней новогодней ссоре, деликатно спросил:
— Может, мне не стоит пока?
— Почему?
Нина тотчас напряглась, встревожилась, глаза похолодели, и тут же возникло отчужденное выражение лица. Он мгновенно взял ее за руку, улыбнулся.
— Нет-нет, я бы хотел поехать! Просто… — Смирнов с нежностью посмотрел на нее. — Мы с тобой хоть и помирились, но утвердительного ответа на мое предложение руки и сердца я так и не услышал, — мягко проговорил он. — И в каком качестве ты меня представишь своей маме, учитывая, что Саша при бабушке назовет меня папой?
— Я представлю тебя в качестве Сан Саныча. Моя мать нормальная женщина и лишних вопросов задавать не станет. Что тебя еще волнует? Ты хочешь услышать утвердительный ответ? — глядя на него, загадочно спросила Нина.
— Мне кажется, определенность всегда лучше. — Фотограф помедлил и добавил: — Любая.
— Ладно, поехали, а то я снова наговорю тебе такого, что назад просто не выберемся!
Она одела Сашу, вытолкала его на лестничную площадку, попросив вызвать лифт, и, едва они остались одни, Нина прижалась к нему и прошептала:
— Дай мне еще немного времени! Я должна привыкнуть к тебе, узнать поближе, ведь мы знакомы всего несколько дней. Я и без того совершаю сумасшедшие поступки, но эти дикие скорости все же не по мне. Я вдруг обнаружила в себе старорежимную советскую психологию. Нет, это не значит, что мне потребуется, как когда-то моим родителям, три года, чтобы узнать тебя. Надеюсь, это свершится гораздо быстрее. Давай считать, что я последний подранок развитого социализма! — Она рассмеялась и с нежностью посмотрела на него.
Наталья Михайловна, седоватая, нарумяненная старушка, с живыми блестящими глазками, изображавшая милую светскую даму, казалось, была осведомлена обо всем и никаких вопросов об их взаимоотношениях не задавала. Она жила одна рядом с метро «Речной вокзал» в небольшой двухкомнатной квартире, милой, чистенькой, уютной, постоянно зазывая дочь на свои обеды по воскресеньям.
Отец Нины носил адмиральские погоны и был доктором исторических наук. Последние двадцать лет он служил сначала в Министерстве обороны, а потом преподавал в Академии Генштаба, и когда единственная дочка закончила институт, стала работать, вышла замуж, то родители скрепя сердце разменяли свою шикарную четырехкомнатную квартиру у Никитских ворот на две двухкомнатные в разных районах и завели эту традицию: семейные обеды по воскресеньям, куда Нина, как послушная дочь, постоянно приходила с мужем или подругой. Потом отец умер, мать осталась одна, но обеды не прекратились, причем каждый раз Наталья Михайловна придумывала новое меню, неожиданное, что требовало невероятных усилий.
— Знаю, что вчера наверняка наелись всякой отравы: напихали в себя много копченостей, соленостей, перченостей, все это смешали, и потому мой обед будет лечебным, диетическим! — сразу же предупредила она.
На первое был подан нежный куриный супчик, на второе — фирменные рыбные тефтели, на третье брусничный чай с целебным алтайским бальзамом. Хозяйка говорила только о политике: ей не нравились ни правые, ни левые, хотя из компартии она принципиально выходить не собиралась, зато Наталья Михайловна обожала Черчилля.
— Он такой душка! Кстати, зарабатывал на жизнь тем, что рисовал картины! — вздыхала Наталья Михайловна и закатывала глаза к потолку. — А нашим политикам катастрофически не хватает, как говорят французы, бель эспри, изящного ума, и еще прозорливости. Я уж не говорю о шарме. Кстати, вам надо постричь Сашу, — неожиданно переводя тему разговора, заулыбалась бабушка, гладя внука по голове. — И папе тоже не мешало бы постричься! Или вы собрались бороду отпускать? — заметив легкую небритость на щеках, поинтересовалась Наталья Михайловна.
— К сожалению, борода мне не идет, — улыбнувшись, ответил Сан Саныч.
— Мамочка всю жизнь проработала в школе сначала учительницей истории, а потом завучем, — усмехнулась Нина.
— Не иронизируй! Твоя мать не последняя дура была в старом государстве, — сердито одернула ее Наталья Михайловна.
Сан Саныч знал, что вечером, часам к шести, их приглашала к себе Татьяна, старая подружка, и Нина даже спрашивала его: хочет ли он заехать к ней в гости?
— Если тебе хочется, давай заедем, — сказал он.
— Она тебе понравилась? — ревниво вспыхивала Асеева.
— Забавная у тебя подруга.
— Что значит «забавная»?
— Шухарная.
— А что такое «шухарная»?
— Шумная, дикая, беспокойная.
— И для тебя такие люди забавные?
— В некотором роде.
— А я забавная?
— Ты же сама себя назвала старорежимной, — усмехнулся Сан Саныч.
— Неужели такие тебе могут нравиться?
Она достала фотографа вопросами. Он даже рассердился и прекратил отвечать. Однако через пять минут Асеева сама пришла к нему, извинилась, и они помирились.
Нина словно проверяла его на выдержку, терпение и силу духа. Но еще через мгновение призналась:
— Ты знаешь, я сама не понимаю, что со мной происходит. Мне было бы легче, если б ты меня бросил прямо сейчас. Я бы погоревала, погоревала и смирилась. А тут не знаешь, на что решиться. И хочется влюбиться безоглядно, да так, чтобы обо всем на свете забыть, но и в пропасть не улететь. Меня точно раздирает на части, я понять не могу, что это за силы?.. Я ведь раньше никого не ревновала. И даже не знала, что это такое. А Жуковская всегда всех ревновала. Она и за мужем моим ухлестывала. Может быть, они и любовниками даже были, меня это тогда не очень занимало, я знала про его романы с другими, и мне хотелось лишь одного: умереть. Я только и думала об этом… Теперь сама удивляюсь, как ничего не сделала над собой… Ангел остановил. — Она вдруг улыбнулась, помолчала, глядя в сторону. — Но заехать к Таньке придется. У нас давняя традиция: вечером первого января всегда собираться у нее.
Они уже пили ароматный брусничный чай с крепким бальзамом из сорока трав, обед заканчивался, и Нина недовольно посматривала на часы: без двадцати пять.
— Я так устала, что мне, честно говоря, не хочется заезжать к Таньке. Как ты? — прошептала она.
— Да, пожалуй. Я бы тоже посидел в тишине без суеты.
— Я ей позвоню, скажу, что Сашка зачихал.
Сан Саныч кивнул. Нина взяла телефон, ушла в другую комнату, оставив его наедине с матерью.
— Ниночка по телефону, просила меня не задавать вам никаких компрометирующих вопросов, но вы уж простите старуху за невоздержанность, — наклонившись к Смирнову, зашептала Наталья Михайловна, и лицо ее покрылось красными пятнами, — но в мои лета люди становятся любопытными и снова превращаются в детей. Удивительно, правда?
Он кивнул. Она несколько секунд, улыбаясь, молча смотрела на него, то ли позабыв, о чем хотела спросить, то ли так и не решившись. Скорее всего, второе.
Нина с хмурым лицом вышла из соседней комнаты.
— Танька сказала: дружба — понятие круглосуточное, и если мы сейчас к ним не заедем, то она соберет детей, возьмет за шкирку мужа с приятелем, который у них уже гостит, и все они цыганским табором припрутся к нам. И она это сделает, с нее станется, а у меня дома шаром покати для такой компании! — сообщила Асеева. — Так что уж лучше мы к ним!
У Таньки гремела музыка, а сама она была пьяна. Увидев Сан Саныча, Жуковская кинулась ему на шею и поцеловала прямо в губы, оставив яркий след помады.
— Сегодня Новый год, сегодня все можно! — заметив оторопелое выражение лица подруги, объяснила она и кинулась целовать Нину. — Все, быстро раздеваться, мыть руки и за стол! Что, вы думаете, мы пожираем? Жареного кальмара и пьем текилу с солью и лимоном! Я знаю, ты любишь текилу. — Хозяйка снова чмокнула Нину. — Юрочка принес!
Сан Саныч вручил Жуковской бутылку любимого виски «Белая лошадь», Татьяна обрадовалась, но целоваться больше не полезла, почувствовав, сколь болезненно восприняла ее подруга первый поцелуй с Сан Санычем.
— Быстро все за стол!
Они прошли в гостиную, где сидело двое мужчин. Они оба поднялись, заулыбались, один из них, рыжекудрый, круглолицый, с солидным животом и еврейскими печальными глазами, обнял и расцеловал Нину, а она познакомила его с Сан Санычем.
— Гриша, и больше ничего! — радостно прогудел хозяин дома, крепко пожимая руку, а потом и прижимая худенького Смирнова к себе и целуя его, как ребенка, в лоб. — А теперь, Сан Саныч, познакомься с нашим новогодним другом!
— Юра!
Фотограф обернулся и взглянул на гостя: приятное, с крупными чертами лицо и с синеватым отливом на выбритых щеках, черные, чуть вьющиеся и блестящие, как будто набриолиненные волосы, с четким беловатым пробором, с ямочкой на подбородке. Золотая печатка на безымянном пальце с черным камнем. Темно-синий дорогой костюм и яркий галстук. Сан Саныч даже вздрогнул от неожиданности: он не ожидал столь явного сходства, как и не мог вообще вообразить себе, что встретит похитителя сына в первый же день Нового года. Еще утром он сетовал на судьбу, готов был принести ей священные жертвы, и вот она откликнулась на его мольбы.
— Мы где-то встречались? — заметив это явное удивление, спросил гость.
— Вроде бы… — пробормотал Сан Саныч.
Они пожали друг другу руки, сели на свои места.
— Юра у нас большой бизнесмен! — пояснил Гриша.
— Очень приятно, — с трудом выдавив улыбку, кивнул фотограф.
— Так, надо быстро выпить за знакомство! — прибежав, скомандовала Татьяна. — Гриша, налей опоздавшим текилы! А мне Юрочка нальет виски!
— Так вы любите виски? — удивился гость.
— Да, очень!
— Где Сашка? — обеспокоилась Нина.
— Я отвела его к дочерям, Юра принес кассету с новыми мультиками, есть твой сын не хочет, выпьет пока пепси, я поставила чайник и дам им всем чаю с тортом! Не дергайся, расслабься, выпей текилы! Гриша, отрежь им кальмарчика! Его надо есть с соусом! — Жуковская схватила стакан с виски, поднялась. — Братцы! С Новым годом! Я вас всех люблю!
Они дружно выпили. Смирнов старался чаще улыбаться, чтобы похититель ничего не заподозрил. Первой мыслью было схватить его за горло и душить до тех пор, пока тот не запросил бы пощады и не раскаялся во всем. Однако драка и признание испортили бы всем праздник, но самое главное — преступник мог бы не расколоться, заявить, что его приняли не за того, мало ли брюнетов с ямочками на подбородке и с черным камнем на золотой печатке и тех, кого зовут Юра. Сан Саныча тоже приняли за маньяка, так что такие вещи на свете случаются. А напуганный Юра завтра так упрячет Сашку, что его никто не найдет. Или даже убьет. Потому надо действовать осторожно, нежной хваткой.
— Ну как кальмарчик? — заулыбалась Татьяна.
— Немного пахнет морскими водорослями, — смущенно ответила Нина.
— А ты хотела, чтобы океанский кальмар благоухал фиалками?! Гриша, тебе нравится?
— Да! — прорычал Гриша, запихивая в рот большие куски кальмара, что хозяйке совсем не понравилось.
— Гришуня, по-моему, ты готов! А не пойти ли нам бай-бай? — Жуковская поднялась, подошла к мужу. — Пойдем, милый, надо поспать! У тебя завтра репетиция и концерт, а ты лыка не вяжешь! Пошли, я уложу тебя!
Хозяин не сопротивлялся. Татьяна подняла мужа, увела его в спальню. Юра, увидев, что Сан Саныч выпил до конца, наполнил его рюмку текилой.
— Не возражаете?
— Нет, спасибо.
— Вы солью посыпьте ободок рюмки и возьмите дольку лимона, — посоветовал бизнесмен.
Сан Саныч последовал его совету.
— Текилу очень хорошо закусывать кальмаром, — стал пояснять дальше Юра. — Вкус у него, как говорится, на любителя, но с текилой хорошо сочетается…
— А у вас собственный кулинарный бизнес? — поинтересовался Сан Саныч.
— Нечто в этом роде, — заулыбался знаток мексиканской водки.
Из спальни в цыганской разноцветной накидке, в блузке с большим вырезом и с розой в волосах появилась Татьяна.
— А вот и я!
Все дружно зааплодировали ее необычному наряду.
— Наконец-то я его угомонила, и муженек шумно захрапел! Гришаня у меня вообще не пьет, Нина знает, а тут ему понравилась текила с солью, и он дорвался. И вот результат!
— В этой текиле сорок пять градусов, — напомнил бизнесмен.
— Ничего, лучше отоспится, — усмехнулась Татьяна. — Юрочка, налей всем!
— А у всех все есть!
— Вот и чудесно! — Хозяйка подняла рюмку. — Я хочу выпить вот за эту пару! С Нинулей мы вместе с шестого класса! С той поры не разлучались! Представляешь?! Столько не дружат! А Сан Саныч у нас знаменитый фотограф, получил Гран-при на последней международной выставке фотографии, которая несколько дней назад закрылась в Москве…
— Все правильно, я вспомнил: видел вас по телевизору! — обрадовался Юра. — Пятьдесят тысяч долларов!
— Могли бы, кстати, дать и больше, — посетовала Татьяна. — Но сейчас я хочу выпить за другое! За счастье этой парочки, сидящей рядом! — Она показала на Нину и Сан Саныча. — Еще месяц назад они не были знакомы, а сегодня оба сияют! Будьте счастливы, мои родные, и в Новом году, и во всем следующем столетии!
Последние фразы она проговорила со слезой на глазу, поднялась, и все поднялись следом. Жуковская поцеловала сначала Нину, а потом Сан Саныча. У Нины заблестели глаза от возбуждения. Они чокнулись, выпили, закусили кальмаром.
Прибежала дочь Татьяны:
— Мама, мультики и пепси-кола закончились, мы хотим чай с тортом и конфетами!
— Иди поставь чайник и можешь взять из холодильника торт. Отрежь нам четыре кусочка, а все остальное можете уничтожать! Только не обижайте Сашу!
Девочка убежала. Татьяна закурила, бросив беглый взгляд на то, как Нина доедает кальмара.
— Ну что, понравился зверь морских пучин? — насмешливо спросила хозяйка.
— С соусом очень вкусно!
— А вы, свинтусы, еще не хотели ко мне заезжать!
— Мы уже готовы искупить свою вину! — вмешался в разговор Сан Саныч.
— Как же вы готовы искупить свою вину? — заинтересовалась Жуковская.
Все это время, пока выяснялись сильные стороны текилы и слабости хозяина, Сан Саныч мучительно размышлял, как установить близкий контакт с Юрой, выяснить, где он живет, чем занимается. Судя по тем взглядам, что Татьяна бросала на него, между ними уже установились тайные отношения. Вряд ли бизнесмен женат, обручального кольца на пальце нет, а судя по возрасту, Юра, скорее всего, разведен. Но как установить с ним дружеский контакт? И вдруг Жуковская бросила фразу, которая мгновенно подсказала спасительный выход.
— Наше искупление последует также незамедлительно, — продолжил Смирнов. — Мы с Ниной предлагаем вам завтра пообедать с нами! В каком-нибудь хорошем ресторанчике! Я не очень знаком с московской ресторанной жизнью, но, надеюсь, Нина поможет мне выбрать уютный закуток. Да и надо отметить мою награду!
Он бросил мимолетный взгляд на Нину, она натянуто улыбалась, но, судя по ее глазам, его возлюбленная была не в восторге от этого предложения.
— Мы с Юрочкой его принимаем, поскольку у Гришани завтра днем репетиция, а потом концерт! — тотчас отозвалась Татьяна.
Юра немного напрягся, и у Сан Саныча перехватило дыхание: ради сближения с ним он и затевал этот обед.
— Если часа в два или в три, то я не против, — помедлив, кивнул Юра.
— Все, заметано! В три часа! Кстати, на Тверской рядом с Маяковкой есть итальянский ресторан, я один раз там обедал. Не против?
— Неплохой ресторанчик, — согласился Юра. — А хотите, я созвонюсь со своим приятелем, он владеет одним милым ресторанчиком. Там не так уж дорого, вкусно и все по-домашнему. Как?
— Давайте, мы будем рады! — обрадовался Смирнов. В кармане у Смирнова лежало сто пятьдесят долларов, но он надеялся перехватить долларов триста — четыреста у Дениса или у Нины. Этого наверняка хватит.
— Тогда заметано! — усмехнулся Юра, наполнил рюмки текилой, поднялся и заговорил нежным баритоном: — Разрешите и мне сказать несколько слов…
— Разрешаем, — одобрила Татьяна.