— Тебе больше мне нечего сказать?
— А вам мне?
— Есть несколько слов.
— И каких же? — усмехнулась она. — Ласковых?
— О своей судьбе пора подумать. И не держаться за этого… — он не договорил.
— За кого не держаться-то?
— Сама знаешь.
Узнав у Лены адрес матери Крикунова, Кравец вышел, остановил первую попавшуюся машину и помчался к ней в офис.
Там справляли чей-то день рождения, и хозяйка явилась перед ним раскрасневшаяся, с игривым блеском в глазах. Однако вопрос о том, давала ли госпожа Крикунова сыну доллары на покупку автомобиля, ей совсем не понравился.
— А почему это вас интересует? — насторожилась она. — Это мое сугубо личное дело!
— Вы хотите, чтоб я вас вызвал повесткой и в удобное для меня время, и на весь день, так?! — рассердился Кравец. — Или попросил бы своих друзей из налоговой полиции всерьез заняться вашей бухгалтерией? Войны с властями захотелось?! Так вы ее получите!
Он резко поднялся, захлопнул блокнот и двинулся к выходу. Трюк был рассчитан безукоризненно.
— Подождите! Зачем же сразу объявлять войну? — умеряя свои амбиции, спохватилась директриса. — Пожалуйста, я готова на него ответить, тем более что тут нет никакой тайны.
— Так отвечайте! — Старлей вернулся на место, вытащил блокнот и ручку.
— Я не давала ему доллары на покупку машины, у него своих денег хватает, это во-первых, а во-вторых, он терпеть не может машин, от которых воняет бензином, и мне было бы странно вообще слышать от него такую просьбу. Еще есть вопросы?
— То есть вы утверждаете, что вообще никаких денег ни перед Новым годом, ни первого января своему сыну не давали? — уточнил свой вопрос старлей.
— И не давала, и не виделась с ним! — твердо заявила Крикунова и тотчас смягчила тон: — Увы, к сожалению. Такой тяжелый был год для нашей фирмы!
— Подпишите! «С моих слов записано верно», подпись и число! — Сыщик подсунул матери блокнот.
— А что, собственно, происходит? — не поняла она. — К чему все эти вопросы?
— Произошло убийство двух его одноклассников, мы ведем следствие, только и всего…
— Так вы думаете, это Сережа?! — усмехнулась она. — Вот уж глупости!
— Я ничего не думаю, таковы наши следственные мероприятия, — сухо объявил сыщик и про себя добавил: «Я не думаю, я знаю». — Поставьте число и подпись.
— Надеюсь, войны между нами не будет? — кокетливо спросила она.
— Не будет.
Директриса расписалась, и они с холодной вежливостью распрощались.
Через полчаса старший лейтенант обо всем доложил полковнику.
— Вот это уже посерьезнее, чем показания старушки с первого этажа! — кивнул он и радостно потер руки. — А если на банкнотах к тому же обнаружатся отпечатки твоего Крикунова и убитого Боброва, то получишь благодарность в приказе!
— Я думаю, пора его брать!
— Готовь рапорт и получишь ордер. Но учти, если не дожмешь, не докажешь, что он и есть маньяк, вытурю из отдела! Как там наш Климов Больная Голова? — усмехнулся на прощание Волкодав. — Ты хоть навещаешь его?
— Так точно. Лечащий врач утверждает, что смертельный исход ему не грозит.
— Что ты говоришь? — усмехнулся полковник, он любил шутки. — Передавай нашему пинкертону большой и пламенный привет! И скажи ему, что я не допущу его до работы, пока официально не выпишут! Да, завтра поедешь брать маньяка, возьми Миронова, это наш новый сотрудник, парнишка после Высшей школы, сын моего старого приятеля, пусть поучаствует в серьезном задержании. Только присматривай там за ним!
— Мне только еще нянькой стать не хватало! — пробурчал Кравец.
— Ну ладно, ладно, не забывайся! — сердито одернул его Волкодав. — Тоже мне Жеглов!
После суматошного дня и отчаянной беготни за уликами где-то около восьми вечера начинала дуреть голова, и он вконец расклеивался. Когда был здоров Климов, для снятия усталости хватало одной поллитровки на двоих. С потерей капитана пришлось перейти на кефир, но появилась головная ломота. Лида случайно притронулась к его лбу, холодными пальчиками стала массировать виски, затылок, и через несколько минут боль вдруг отступила, а он, поднявшись, мог снова крутить и разгадывать свои головоломки. Такое же чудо произошло и на второй, и на третий день. Лида сама не подозревала, какой магической силой обладает.
Раньше, возвращаясь к Наде, он ничего ей не рассказывал, истории о преступниках ее не интересовали. Лида же слушала его, раскрыв рот, и просила продолжения, приставала с расспросами, настолько ей было все интересно.
— А ты считаешь, что этот парень и есть маньяк? — удивленно спрашивала она.
— Да, я чувствую.
— Но как ты это все чувствуешь? — широко распахнув свои голубые глаза, удивлялась она. — Вот я, к примеру, иду по улице, и, пройди мимо меня двести маньяков и убийц, я ничего не почувствую.
— Трудно сказать, — вздыхал он.
— Но как-то это объясняется?!
— Ну как объясняется, — улыбаясь, морщил лоб сыщик. — Ты вот пальчиками проведешь по моей воспаленной коже, и у меня сразу крылышки вырастают, хочется петь и порхать, как бабочка. Вот отчего это, объясни?
— Я не знаю.
— И мне не объяснить. И Климову тоже. Поэтому и не уходим никуда. Профессия такая. Собаки, говорят, землетрясения предчувствуют. Мы еще ничего не ощущаем, еще почва не вздрагивает, а они уже эти толчки слышат. Вот как?
— Да, и курицы тоже, — вспомнила Лида.
Она кормила его ужином, но сама не ела, просто с улыбкой смотрела на него и радовалась.
— Чему ты вот радуешься? — усмехнулся он.
— Да так. Тебе хорошо со мной?
— Еще как хорошо.
— Правда?
— Правда.
Он не лгал и постоянно думал о том, что вернутся жена с сыном и эту связь с Лидой придется прекратить, хотя день ото дня старлей все сильнее прикипал к ней, а она каждый день открывала для него свои необычные таланты. Оказалось, что она умеет стряпать, да так искусно, что большую сковороду куриных ножек, ею пожаренных, он съедал за пять минут, не говоря уже о ее камышинских котлетах, щах, грибном супе и других блюдах. Потом выяснилось, что Лида великолепно стрижет, шьет, делает массаж, обладает отменным вкусом и тактом. Не говоря уже о ее красоте. Кравец не встречал еще таких женщин, обладавших столькими достоинствами. И как быть? Разве он сможет бросить сына? Но Надя возвращалась четырнадцатого, и до этого времени он не хотел ни о чем думать. Можно хоть раз в жизни превратиться в осенний листок, которого несет река жизни?
— А тебе не страшно сталкиваться с этими уродами? — помолчав, снова спросила Лида.
— Поначалу было страшно, а потом я перестал бояться. Теперь пусть они меня боятся!
Потом, потушив свет, они лежали на тахте, тесно прижавшись, молча гладили, ласкали один другого, предоставляя свободу рукам, пока в обоих не вспыхивала глухая страсть и они с ненасытной яростью не набрасывались друг на друга. Утром расставались, задавая привычный вопрос:
— Встретимся вечером?
И снова заключали друг друга в объятия, а днем жили тем, что неминуемо придет вечер.
На следующий день к полудню ордер на арест Крикунова был подписан прокурором, и Кравец, захватив двоих ребят, поехал его брать. Они подрулили к подъезду на двух машинах, и старлей дал всем вводную:
— У него живет девчонка, и если наш маньяк почувствует опасность, то может взять ее в заложницы. Поэтому, как войдем, основная задача — разъединить их. И самим поосторожнее. Он тип непредсказуемый! Ну все, двинули!
Они вошли в подъезд, поднялись на второй этаж, старлей позвонил.
— Кто там? — выбежав в прихожую, спросила Лена.
— Уголовный розыск, старший лейтенант Кравец! Откройте!
— Сейчас, я не одета!
Лейтенант Миронов, которого все же навязал ему Волкодав, радостно хмыкнул. Кравец бросил на него недовольный взгляд, и тот умолк.
— Стеблов, Миронов, а ну-ка быстро к окнам! Они оба выходят на улицу, все-таки второй этаж! В случае чего стреляйте по ногам! — почуяв опасность, распорядился оперативник и еще сильнее забарабанил кулаком в дверь. — Открывайте немедленно, или мы будем ломать дверь!
— Сейчас, сейчас! — зазвенела слабеньким голоском Лена. — Я уже оделась!
— Я ломаю! — выкрикнул Кравец.
Оперативник разбежался, с силой налетел на дверь, она затрещала, но в этот миг заголосила подружка Крикунова:
— Постойте, погодите, я открываю!
Кравец потер ушибленное плечо. Послышалось шуршание, странные стоны.
— Сейчас, сейчас, замок заклинило! — забормотала она. — Да подождите, сейчас!
Еще через несколько секунд дверь распахнулась. Старший лейтенант влетел первым, оттеснив девчонку, и сразу же увидел открытое окно. Он бросился к нему, выглянул, увидел бледного, с перерезанным горлом и залитого кровью Миронова, шлепающего побелевшими губами, и остолбенел от ужаса. Выпрыгнул из окна. У молодого лейтенанта, каким-то чудом державшегося до сих пор на ногах, вдруг подогнулись ноги, и он рухнул на землю. Стеблов стоял рядом с выпученными глазами и не мог произнести ни слова.
— «Скорую»! Вызывай срочно «скорую», сукин сын! — рявкнул он.
Старлей оглядел полупустынную улицу, но Крикунов точно сквозь землю провалился. Он мог, конечно, остановить машину и умчаться или свернуть во дворы, где житель Люсиновки с детства знал каждый закоулок и потайную щель, а потому бросаться на поиски преступника было уже бессмысленно: сыщик упустил его.
Кравец наклонился над Мироновым: лицо его заострилось и приобрело восковой оттенок. Старший лейтенант стащил с себя шапку, с трудом проглотил сухой комок, застрявший в горле. Он вспомнил сердитую просьбу полковника и в отчаянии сжал кулаки.
Сыщик вернулся в дом и долго смотрел на Лену.
— Ты арестована и будешь проходить по делу как соучастница убийцы!.. — глухим голосом выговорил он.
— Но я ничего не знаю, честное слово…
— Молчать! — будучи не в силах сдержать ярость, выкрикнул старлей. — Ты дала ему возможность скрыться, а он серийный убийца, убивает детей, а теперь стал резать и своих одноклассников, и на твоей совести будут новые жертвы! Ты все знала, догадывалась, но он тебя кормил, вот ты и молчала. Поздно говорить, что ничего не знаю, слишком поздно!..
Второй лейтенант исполнил приказ. Он жутко переживал случившееся. Работал Стеблов в отделе уже третий год и никогда трусости не проявлял, а тут что с ним произошло, непонятно.
— У него взгляд, товарищ старший лейтенант, как у дьявола. Он посмотрел на меня, Миронова, и нас будто парализовало, клянусь вам, — спустя еще минуту доложил он. — Он мог бы и меня спокойно чиркануть, я бы с места не сошел, а он только Миронова отметил и побежал…
В квартире провели обыск, и в одном из тайников было обнаружено восемь тысяч долларов и странная проявленная пленка со смеющимися детьми.
Кравец взял бутылку коньяку, лимон, коробку конфет и заглянул к Климову. На душе было так тяжело, что даже Лида, несмотря на все ее волшебство, не смогла бы снять эту тяжесть. Да и кроме того, она до утра работала, а возвращаться так рано в свою пустую квартиру сыщику не хотелось. Он рассказал обо всем напарнику, наполнил пластмассовый стаканчик коньяком и выпил.
— Налей и мне, — попросил капитан.
Они сидели на широком подоконнике одного из лестничных пролетов.
— Не стоит.
— Налей глоток!
Старлей плеснул двадцать граммов, напарник выпил, шумно вздохнул.
— Я хотел одного Стеблова послать вниз, но побоялся его оставлять с собой, подумал, что потрошитель побоится прыгать и станет пробиваться здесь, размахивать бритвой направо и налево и может задеть пацана, а оно видишь как оказалось. Я прогадал, просчитался и парня угробил! Никогда себе не прощу!
— А Волкодав что?
— На шашлык меня изрубить готов, вот что!
— Засаду где оставили?
— Дома у него девицу эту, ну, чтоб по телефону отвечала, и у мамаши. А больше идти ему некуда!
— Одноклассники?
Кравец отрицательно покачал головой:
— Мы всех допрашивали. Еще Бобров с Власовым могли бы приютить у себя, а с остальными у Крикунова сохранялись сдержанные отношения.
— Надо девицу эту потрясти, возможно, фирмы, на которые он пахал, могут предоставить ему убежище и дать денег. Она должна знать! У каких-то фирм могут быть филиалы в Твери и прочее, куда он может рвануть. Все надо проработать! — капитан закурил. — Да, выпустил ты джинна из бутылки!
— Не рви ты мне душу! — наливая себе коньяку, нахмурился Кравец. — И без того повеситься хочется!
— У меня в столе лежит фотография этого… — Климов попытался вспомнить, но потом махнул рукой. — Ладно, это не важно! Пусть наши распечатают его фотографию, не пользуются больше фотороботом! Меня не выпускают. Грозят на инвалидность отправить. Я уж как мышь сижу. Что я на инвалидности? Кусок дерьма с пулей?! И Верка не приходит. Так что и с бабами мне везти перестало. Кранты, брат! А ты держись. Все равно поймаешь. Такого у нас не бывало, чтобы прошляпили. И не будет!
9
Смирнов осторожно снял с себя рубашку, и Нина, взглянув на него, ахнула: все тело было покрыто лилово-фиолетовыми переливами от синяков. Пришлось ей все рассказать. Сан Саныч опустил лишь денежные разборки с Девятовым и Денисом, которому Смирнов сразу отдал четыреста долларов бизнесмена, а потом хотел вернуть и долг, равнявшийся этой же сумме, но верный Морозов от вторых четырех стольников отказался.
— Тебя же могли убить! — воскликнула Нина.
— Могли, конечно, — вздохнул он.
— А как же бы мы с Сашкой? — упрекнула его Асеева. — Нельзя же думать только о себе!
— Да я не только о себе думал…
Она осторожно прижалась к нему:
— Тебе больно?
— Немного.
— И что теперь?
— Завтра с Юрием Васильевичем мы рванем в Анино к Могилевскому и все начнем сначала, — с грустью выговорил Сан Саныч. — Надо все же понять, кто украл моего сына и для чего! Столько времени зря было потеряно, вот что жалко!
— А послезавтра у нас елка в детском саду, ты обещал со мной пойти! — напомнил ему Саша.
— Я помню, помню! Конечно пойдем! Я завтра же и вернусь, ты не волнуйся!
Когда Сашку уложили спать, Сан Саныч показал Нине костюм Деда Мороза, который он специально купил для этой елки.
— Я наряжусь в этот костюм, возьму его за руку, и мы с ним пойдем на елку! Как считаешь, хорошая идея?
— Думаю, Сашке понравится, — улыбнулась она.
— Не каждый ведь малыш придет на елку со своим Дедом Морозом, верно?!
Она кивнула.
— А твоя-то бывшая вернулась? — спросила Нина.
— Похоже, что вернулась, хотя мы не виделись, — безразличным тоном произнес Сан Саныч, не став упоминать о том, что заезжал на квартиру Александры, и уж тем более показывать записку, где столько всяких нежностей, что с Ниной непременно бы случился новый припадок ревности.
— Чего же она-то о сыне не беспокоится? — удивилась Асеева. — Я бы, наверное, уже с ума сошла, если б столько времени не виделась с сыном!
— Сам не пойму. Хотя она вроде бы не знает, что Сашка пропал. А вот почему не интересуется его жизнью, в том и состоит великая тайна, — хмуро усмехнулся Смирнов.
— Откуда ты знаешь, что «она вроде бы не знает», если ты с ней не встречался? — мгновенно уцепилась за эту фразу Нина, и Сан Саныч понял, что проговорился.
— Встречаться не встречался, — смутившись, пояснил он, — но по телефону парой слов успел перемолвиться…
— Почему парой слов?
— Она куда-то спешила.
— И что сказала?
— Что едет на дачу, скоро будет, что устала, издергалась, приедет и обо всем расскажет…
— А почему ты о сыне ей ничего не сказал? — перебив его, удивилась Нина.
— Да потому что я ждал, пока она выговорится. Ну как такое сразу матери бухнешь? — пожимая плечами, оправдывался Сан Саныч. — А она выплеснула на меня фонтан усталости и восторгов и вдруг бросила трубку, словно начался пожар. Я быстренько снова набрал ее телефон, но никто уже не отвечал. Видимо, ее ждала машина жениха и она помчалась на его зов! Но этого я так и не узнал.