– Пора ехать, хозяин.
Мягкое прикосновение и голос слуги вывели Якопо из состояния невменяемости. Оторвав, наконец, взгляд от завораживающей магии огня, он вскочил на горб верблюдицы и пустился в путь. Аспурак последовал за ним.
Ч У Ж И Е Г О Р О Д А
Гнев человека не творит правды Божей.
Библия(Иак, 1, 20)
Приближающийся топот копыт резко нарушил тишину ночи под стенами осаждённого Белграда. Быстро подскакав к главным воротам города, всадник спрыгнул с коня и с силой застучал. Стражники, давно наблюдавшие за ним с крепостной башни, сердито окликнули:
– Кого это занесло среди ночи? Отвечай, кто таков?
– У меня срочное послание для его величества. Открывайте скорее, – ответил всадник.
– От кого послание? Живо говори. Не то получишь стрелу в сердце.
– От князя Вацлава, – сказал путник, поглядывая на нацеленные в его сторону арбалеты.
Со скрипом отворилась калитка в воротах.
– Что за послание, показывай, – приказал начальник стражи, при скудном свете лампады всматриваясь в лицо гонца.
Гонец, худощавый юноша лет двадцати, въехал во внутреннее помещение крепостной охраны и стал отстёгивать от седла ношу, завёрнутую в грубую материю.
– Вот оно, – проговорил он, вручая охране поклажу.
– Что это? – спросил начальник стражи и приказал солдату с лампадой, – а ну, приблизь огонь.
Тот посветил. Увидев содержимое, вся стража от неожиданности резко отпрянула назад.
– Что, испугались, вояки? – засмеялся гонец неприятным голосом.
– Ну-ну. Ты не очень тут хорохорься, – сказал начальник стражи, выходя из неловкого положения. – Чья она?
– А вот это уже тебя не касается, – дерзко ответил посланник. – Вели открыть ворота.
– Пропускайте, – последовал приказ.
С грохотом опустился подъёмный мост и гонец, пройдя над внутренним рвом крепости, подошёл ко вторым воротам. Здесь его встретил ещё один караул, но не осмелился более задерживать и впустил прибывшего в город. Гонец, пройдя дозоры и два ряда толстых крепостных стен, в сопровождении охранника направился к резиденции его величества.
Осаждённый Белград мирно спал. В этот предрассветный час на улицах города было темно и пустынно.
У дверей резиденции дорогу гонцу преградила личная стража его величества.
– С чем пожаловал? – резко остановил его высокий широкоплечий мадьяр, схватившись за рукоятку короткого меча.
– Срочное послание от князя Вацлава, – в который раз за эту ночь произнёс гонец.
– Его величество велел не беспокоить до утра, – безразличным тоном отчеканил мадьяр-детина, давая ясно понять, что ничто на свете не сможет нарушить покой его господина.
– Донесение срочное. Я обязан его немедленно передать из рук в руки, – запротестовал гонец.
– Ничего, обождёшь. Сейчас его величество так крепко спит, что никакая сила не способна разбудить, – пояснил невозмутимо охранник, указывая на дверь комнаты, откуда доносился мощный храп.
Гонец запустил руку в поклажу и достал оттуда отрубленную человеческую голову.
– Если ты сейчас же не разбудишь его величество, то, клянусь Богом, твоя голова окажется рядом с этой, – процедил гонец, тыча в охранника своей страшной ношей.
– Ладно, ты, не очень. Видали мы таких, – засуетился тот и, схватив голову за волосы, направился в спальню его величества.
Гроза османов, король венгров Янош Хуньяди крепко спал в окружении двух прелестниц. Минул ещё один напряжённый день осады Белграда войсками турецкого султана Мехмеда Второго.
После взятия столицы Византии Мехмед вместе с пятидесятитысячным войском, ядром которого были отборные янычарские полки, осадил тогда ещё венгерский город Белград. Установив свой шатёр на правом берегу Дуная, султан турок приказал усиленно бомбить западные стены. Он велел турецкому флоту перекрыть снабжение города, которое поступало по реке. Опьянённый успехом после взятия Константинополя, молодой султан турок считал себя непобедимым, полагая, что уже никакая на свете твердыня не сможет устоять перед ним. Однако он глубоко заблуждался.
Хуньяди подплыл снизу по течению реки на маневренных судах и за несколько часов смог разогнать турецкий флот. Спасающихся бегством на берегу поджидала венгерская кавалерия, которая добивала врага. Белград был деблокирован со стороны реки. Поддержка венгерского полководца подбодрила обороняющихся и подняла их боевой дух. Хуньяди грамотно организовал оборону города, защитниками которого была не только его армия, но и народное ополчение. Кроме того, в город по реке постоянно прибывали рыцари из христианских стран.
После разгрома на реке Мехмеду ничего не оставалось, как идти на изнуряющие штурмы высоких крепостных стен города. После каждого такого приступа его армия несла многочисленные потери. Дух завоевателей Константинополя с каждым днём падал, и среди янычар уже начинало зарождаться недовольство. Месячная осада города никак не ослабила его обороноспособность. Ни мощная артиллерия турок, состоявшая из трёхсот пушек, ни яростные атаки янычар не смогли сломить осаждённых.
Мехмед всё это хорошо чувствовал. Он приказал отрубить головы двум командирам, отказавшимся вести свои полки на смертоносные стены. Это ещё больше усилило недовольство в войске. В таких условиях предпринимать генеральный штурм было бессмысленно, и Мехмед уже подумывал снять осаду и возвратиться в Стамбул, но тщеславие непобедимого султана не позволяло ему сделать этого…
Охранник резко открыл дверь и, держа высоко ужасный трофей, громко произнёс:
– Ваше величество, князь Вацлав прислал вам вот это.
Даже зычный голос охранника не смог разбудить уставшего полководца: он продолжал невозмутимо храпеть. Однако его обе прелестницы проснулись и, увидев отрезанную голову, принялись орать в истерике. Истошные женские крики, наконец, смогли разбудить венгерского лидера. Он открыл глаза и, увидев страшное послание, произнёс сонным голосом:
– Только ты, Милан, способен разбудить человека таким варварским способом. Кто доставил сюда это?
– Один молодой гонец.
– Немедленно впусти.
Тем временем его подружки, прихватив одежду, быстро исчезли, оставив своего кумира одного. Тот встал с постели и принялся медленно одеваться. Затем, выпрямившись во весь рост, вышел из спальни. Для своего зрелого возраста Хуньяди обладал статной фигурой. Длинные прямые волосы с проседью на висках свисали до самых плеч. Крутой нос с горбинкой и пышные венгерские усы придавали ему бравый вид. В его взгляде светилась уверенность и бесстрашие человека, который не привык проигрывать.
– Как зовут тебя? – спросил Хуньяди вошедшего гонца, устраиваясь в роскошном кресле.
– Шандор, ваше величество, – ответил тот.
– Я так понимаю, это голова Явуз-паши? Иначе князь Вацлав не посылал бы тебя сюда так поспешно среди ночи.
– Вы совершенно правы, ваше величество. Вчера утром князь Вацлав внезапно напал на отряд Явуз-паши, который спешил на подмогу Мехмеду. Уже после полудня нам удалось полностью разгромить турок и захватить их командира в плен.
При этой доброй вести у короля венгров заблестели глаза. Он перевёл взгляд на голову турецкого военачальника и сказал назидательно:
– Шёл за нашими головами, а потерял свою. Этот недоносок Мехмед возомнил, что если греки сдали Константинополь, то значит и с нами ему будет легко разделаться. Вот уж не думал, что споткнётся о шершавый мадьярский камень. Где сейчас князь Вацлав?
– Он находится на подступах к Белграду, и велел мне передать, что на рассвете с ходу атакует войско турок, – ответил гонец.
– Отличная идея! – вскочил со своего кресла Янош. – Мы выступим одновременно и возьмём Мехмеда в клещи. Эй, Милан! Где ты там?
– Я здесь, ваше величество, – отозвался охранник из-за двери.
– Срочно буди командиров. Скоро рассвет. Нам надо подготовиться к атаке. Позови монаха Юлиана, надо приготовить огневые валы.
Пока Хуньяди отдавал распоряжения, гонец стоял в сторонке и спокойно наблюдал за деятельностью короля. Наконец, очередь дошла и до него.
– Сколько тебе лет Шандор?
– Восемнадцать, ваше величество.
– Не боязно ли тебе с такой ношей скакать среди ночи?
– Нет, ваше величество, не боязно. Это я перерезал ему горло, – ответил гонец хладнокровно.
– Откуда такая ожесточённость в твоём возрасте? – удивился король.
– Турки отняли у меня всё: родителей, дом, любимую девушку. Мстить им стало целью моей жизни.
Король венгров подошёл к юноше и сочувственно положил руку ему на плечо.
– Ты храбрый парень, Шандор, но чувство мести чересчур ожесточило тебя. А ведь в нашем Писании сказано – прощайте и прощены будете, ибо какою мерою мерите, такою же отмерится и вам.
– Простить мучителям моих родителей? Никогда! Я задался целью собственноручно прикончить султана османов, – промолвил невозмутимо юноша.
Услышав об этом, король воскликнул:
– Боюсь, тебе это не удастся. Мехмеда бдительно охраняют.
– И, тем не менее, я попытаюсь. Если не на поле боя, то при любом удобном случае, – ответил решительно Шандор.
Королю стало жаль этого храброго, но безрассудного юношу.
– Оставь эту затею, парень. Ты только погубишь себя. Смерть Мехмеда не остановит турок, а вот потеряв тебя, мы лишимся храброго мадьярского воина. Мне как королю отнюдь не безразлична твоя судьба.
– Разрешите удалиться, ваше величество, – только и смог сказать Шандор.
– Ступай с Богом, – повелел Хуньяди.
В это июльское утро солнечный диск медленно вставал над Дунаем. Мехмед-Фатих провёл ещё одну беспокойную ночь. Он проснулся и, выйдя из шатра, посмотрел на мрачные чёрные башни Белграда. Город, куда он рассчитывал войти в течение двух недель, костью встал поперёк горла. Его войско, грабившее несколько лет тому назад богатейший город планеты – Константинополь, теперь в нерешительности топталось перед этой твердыней. Мехмеду припомнились слова его покойного отца, султана Мурада, сказанные ещё при осаде Круи. Он говорил, что крепость, где все сильны телом и едины духом, не сможет покорить никакая армия мира. Именно таковой оказался осаждённый Белград.
Мехмед с нетерпением ждал подхода Явуза-паши, который шёл к ним на подмогу. Он стал всматриваться в проясняющуюся линию горизонта. Вдруг ему показалось, что видит движение людских масс. Боясь ошибиться, он вновь и вновь всматривался вдаль. Вскоре стали ясно различаться фигуры приближающихся всадников. Мехмед радостно воспрянул и восторженно прокричал:
– Явуз-паша! К нам идёт войско Явуза-паши!
Командиры янычарских рот тоже стали напряжённо смотреть. К этому времени солнечного света прибавилось, и приближающееся войско стало чётче различаться. Однако вместо лёгких турецких всадников с тюрбанами на головах, вырисовывались рыцари, облачённые в стальные латы.
– Ваше величество, это не войско Явуза-паши, – забеспокоился один из турецких командиров.
– Как это не Явуз? Ты что ослеп?– гневно прокричал на него Мехмед, который, к своей великой досаде, тоже увидел блеск доспехов христианских рыцарей.
Вражеское войско стремительно приближалось, и туркам ничего не оставалось, как быстро подготовиться к предстоящей схватке с внезапно подошедшим противником.
Тем временем с грохотом открылись главные ворота Белграда. Огромная фигура Яноша Хуньяди во главе армии венгров грозно двинулась в сторону турецкого лагеря. Мадьяры с леденящими душу возгласами и улюлюканием размахивая своими тяжёлыми мечами, на рослых конях мчались изо всех сил.
Один из всадников авангарда швырнул в сторону османов копьё на которое была нанизана человеческая голова. Она подкатилось настолько близко, что все, в том числе и султан, с ужасом узнали её. Это была голова Явуза-паши. Мехмед повернулся к янычарам и гневно прокричал:
– Король венгров жестоко пожалеет об этом. Я лично посажу его на кол.
И хотя сказал он это с абсолютной уверенностью, однако боевой дух османов уже подорвался. Было маловероятно, что они, зажатые между двумя надвигающимися христианскими армиями, выйдут победителями. В отборных янычарских полках началось явное замешательство. Турки стали пятиться, не решаясь принимать бой с обеих флангов, несмотря на то, что численно превосходили противника.
Первым делом крестоносцы подвергли нападению позиции осадной артиллерии, захватив орудия противника. После чего, атакуя с возвышенности, мадьяры подожгли валы из пропитанного серой хвороста и пустили под откос на противника. Огромные огненные валы помчались на османов, превращая в живой факел любого, кто оказывался на пути. Турки в панике бежали, многие заживо сгорели, образовав кучи обуглившихся тел. Командир янычар Хасан-ага, желая воодушевить своих воинов, лично бросился в бой, однако тотчас был окружён и зарублен мадьярами прямо на глазах своего султана. Не выдержав напора крестоносцев, турки повернулись и побежали.
Мехмед, увидев убегающих янычар, достал свою саблю и начал кричать на войско, чтобы остановилось. Его крики никто не слышал, и даже когда он начал рубить своих же воинов, в ярости нанося смертельные удары, паника была настолько сильна, что его будто никто не замечал.
Войско Хуньяди вместе с армией князя Вацлава догнали убегавших турок, и началась беспощадная рубка, плохо защищающегося противника.
Стрела мадьярского лучника едва не попала в турецкого султана. Его чауши, поняв, что повелитель подвергается смертельной опасности, подхватили Мехмеда с обеих сторон и спешно увезли прочь.
Властелин Османской империи, покоривший недавно Константинополь, с позором бежал из-под стен Белграда. Король венгров Янош Хуньяди в который раз остался непобеждённым.
Мехмед возвращался в свою новую столицу, предварительно выслав вперёд гонцов, чтобы предупредить о своём скором возвращении. В сопровождении личных чаушей на великолепном арабском скакуне он скакал впереди. Вслед за ним двигалось его окружение: командиры полков и придворная свита.
Настроение у султана было скверным. Оставшийся не завоёванным Белград омрачал его душу. Мехмед потерял половину армии, погиб самый преданный его командир Явуз-паша – и всё безрезультатно, он возвращался ни с чем. Дальше византийских земель его империя не смогла продвинуть свои границы. Выходит, не прав был его отец – султан Мурад, когда предрекал ему скорое завоевание Европы после взятия Константинополя.
Пребывая в таком мрачном состоянии, Мехмед не заметил, целившегося в него арбалетчика, который засел в густой листве дерева на обочине дороги. Стрела, выпущенная из мощного арбалета, со свистом вонзилась в горло красивого коня султана. Конь сразу же захрапел, его передние ноги подкосились, и он упал вперёд, сбросив с себя своего царственного седока. В следующее мгновение стрелы турецких лучников устремились в сторону дерева, на котором скрывался арбалетчик. Тот упал на землю, поражённый сразу в нескольких местах. Чауши султана живо подбежали к нему и приволокли к Мехмеду, который после падения с лошади успел придти в себя и, невредимый, уже стоял на ногах. Старший чауш султана, великан Сулейман, обнажив свой тяжёлый меч, медленно подошёл к злоумышленнику, ожидая приказа повелителя, чтобы нанести смертельный удар.
– Кто ты таков, несчастный? – спросил Мехмед арбалетчика, ещё морщась от боли после падения на землю.
– Меня зовут Шандор, – ответил тот.
Он обливался кровью от полученных ран и едва держался на ногах
– Как посмел ты покуситься на мою жизнь, зная, какое страшное наказание ждёт тебя за это? – уже твёрдым голосом проговорил султан.