— На меня нет.
Ее щеки слегка порозовели, благодаря чему она стала красивее.
— Только не пытайтесь брать меня на колени. А то можете исчезнуть.
— Спасибо за предупреждение.
— Пустяки. Если говорить серьезно, — прибавила она, — я чувствую себя как-то странно, сидя в этой гостиной и пытаясь совать нос в его жизнь. Я вот думаю: а может быть, некоторые дела определяются самой судьбой? Как вам кажется?
— Разумеется. Все зависит от времени, места и среды, в которой мы родились. Таким образом определяется судьба большинства людей.
— Я жалею, что спросила об этом. Откровенно говоря, я не люблю свою среду. Мне также не очень нравятся время и место.
— Тогда восстаньте против них.
— А вы это делаете?
— Пытаюсь.
Бетти Джо устремила взгляд в какую-то точку за моей спиной. Миссис Чентри бесшумными шагами вошла в гостиную. Она была тщательно причесана и выглядела так, словно только что умылась. На ней был белый пеньюар, спускавшийся до самых стоп.
— Я бы предпочла, чтобы вы восставали в каком-нибудь другом месте, мистер Арчер. И непременно в другое время суток.
Сейчас ужасно поздно. — Она окинула меня взглядом, который утратил изрядную долю снисходительности, когда она перевела его на Бетти Джо. — В чем, собственно, дело, дорогая?
Девушка выглядела явно сконфуженной. Она пошевелила губами, подыскивая подходящие слова.
Я вытащил черно-белую фотографию похищенной картины:
— Не хотите ли взглянуть? Здесь фотокопия картины Баймейеров.
— Я не могу ничего добавить к тому, что сказала раньше. Я уверена, что это подделка. Мне кажется, я знаю все картины моего мужа, а эта к ним не относится.
— Может быть, вы все же приглядитесь внимательнее?
— Я же вам говорила, что видела картину.
— А вы не узнали модель, которая для нее позировала?
Она посмотрела мне в глаза, и я прочитал ее мысли, Она узнала модель.
— Нет, — ответила она.
— Не можете ли вы еще раз взглянуть на фотографию и попытаться вспомнить?
— Не вижу в этом смысла.
— И все же попробуйте. Это может быть очень важно.
— Но не для меня.
— Никогда не знаешь заранее, — заметил я.
— Ну хорошо.
Она взяла у меня из рук фотографию и осмотрела ее, Рука ее изрядно дрожала, и снимок трепетал, словно обдуваемый сильным ветром далекого прошлого. Она вернула мне фотографию таким жестом, будто охотно от нее избавлялась.
— Она немножко похожа на женщину, которую я знала в юности.
— Когда вы с ней познакомились?
— Собственно говоря, я с ней не знакомилась. Просто встретила как-то на приеме в Санта-Фе, еще до войны.
— Как ее звали?
— Но я действительно не могу этого сказать. Она жила с разными мужчинами и брала их фамилии. — Она вдруг резко подняла голову. — Нет, мой муж не относился к ним, — поспешно проговорила она, как бы предупреждая мой вопрос.
— Но он должен был ее знать, раз нарисовал портрет.
— Он его не рисовал. Я вам уже говорила.
— Тогда кто это сделал?
— Понятия не имею.
В ее голосе нарастало раздражение. Она бросила взгляд в направлении двери. Рико стоял, опираясь о косяк и держа руку в кармане халата, — ее очертания превосходили по размеру кулак и по форме напоминали револьвер. Он сделал шаг в мою сторону.
— Советую вам отозвать своего пса, — проговорил я. — Если вы не хотите, чтобы вся эта история попала в газеты.
Она кинула на Бетти Джо ледяной взгляд, та ответила тем же.
— Уйди, Рико, я сама с этим справлюсь, — все же сказала она.
Помедлив, Рико удалился из комнаты.
— Почему вы так уверены, что картина написана не вашим мужем? — спросил я.
— Я бы знала о ней. Я знаю все его картины.
— Не значит ли это, что вы поддерживаете с ним контакт?
— Нет, конечно же, нет.
— Тогда откуда вам известно, что он не написал ее в течение последних двадцати пяти лет?
Мой вопрос на какой-то момент лишил ее дара речи.
— Женщина, изображенная на этом портрете, слишком молода, — отозвалась она наконец. — Когда я ее впервые увидела в Санта-Фе, в тысяча девятьсот сороковом году, она выглядела старше, чем на этом портрете. Теперь ей должно быть уже очень много лет, если она вообще жива.
— Но ведь ваш муж мог написать ее по памяти когда угодно, даже совсем недавно. Если он жив.
— Я понимаю, что вы имеете в виду, — произнесла она тихим, бесцветным голосом. — Но не думаю, чтобы он был автором картины.
— А вот Пол Граймс считал именно так.
— Потому что ему это было выгодно.
— Так ли уж выгодно это было? Думаю, что он погиб именно из-за этой картины. Он знал модель, с которой она была написана, и от нее ему стало известно, что портрет написал ваш муж. По каким-то причинам это известие оказалось для него роковым. Оно оказалось роковым как для Пола Граймса, так и для убийцы.
— Вы обвиняете в этом моего мужа?
— Нет. Для этого у меня нет никаких оснований. Я даже не знаю, жив ли он. А вы?
Она сделала глубокий вдох; ее груди под пеньюаром вздулись, как стиснутые кулаки.
— Я не имела от него известий с того самого дня, как он исчез. Но предупреждаю вас, мистер Арчер, что я живу лишь воспоминаниями о нем. Независимо от того, жив Ричард или нет, я буду сражаться за его доброе имя. И я не единственная, кто выступит в этом городе против вас. А теперь прошу покинуть мой дом.
Ее предложение относилось также и к Бетти Джо. Рико открыл входную дверь и с грохотом захлопнул ее за нами.
Бетти Джо была потрясена. Она скользнула в машину, как беглец, стремящийся избежать погони.
— Миссис Чентри никогда не была актрисой? — спросил я.
— Кажется, она выступала в какой-то любительской труппе. А почему вы спрашиваете об этом?
— Она говорит так, словно играет на сцене.
Девушка покачала головой:
— Нет, я думаю, что Фрэнсин говорила искренне. Чентри и его творчество — это единственные вещи, которые ее по-настоящему волнуют. Я чувствую, что поступила по отношению к ней довольно подло. Мы ранили ее и разозлили.
— Вы ее боитесь?
— Нет, но я считала себя ее приятельницей. — Когда мы отъехали от дома, она добавила: — Хотя, может, и в самом деле немного боюсь. И одновременно жалею, что мы ее ранили.
— Она уже давно ранена.
— Да. Я понимаю, что вы имеете в виду.
Я имел в виду лакея по имени Рико.
Мы остановились в одном из прибрежных мотелей. Бетти Джо вошла вместе со мной, чтобы сравнить наши записи. Этим мы не ограничились.
Ночь была чудесная и короткая. После этого наступило холодное, свежее утро.
XV
Когда я проснулся, ее уже не было. Я почувствовал в районе желудка укол, что сильно смахивало на голод. Зазвонил телефон, стоявший рядом с кроватью.
— Говорит Бетти Джо.
— У тебя очень безмятежный тон, — отозвался я. — Болезненно безмятежный.
— Это ты на меня так действуешь. Кроме того, редактор хочет, чтобы я написала о деле Чентри большую статью и дает мне столько времени, сколько понадобится. Единственная проблема в том, что ее могут не опубликовать.
— Почему?
— Фрэнсин Чентри позвонила утром мистеру Брэйлсфорду. Это владелец газеты. В его кабинете должно состояться редакционное совещание. Мне же велели разнюхивать дальше. У тебя есть какие-нибудь предложения?
— Попробуй в музее. Захвати с собой фотографию картины. Может быть, ты найдешь там кого-нибудь, кто сможет опознать женщину на портрете. А если очень повезет, то эта женщина скажет, кто ее нарисовал.
— Как раз это я и собиралась сделать.
— Это свидетельствует в твою пользу.
Внезапно она понизила голос:
— Лью?
— Да?
— Нет, я так. То есть я хочу спросить: ты ничего не имеешь против того, что я первая об этом подумала? Но ведь ты… старше меня и менее раскрепощен.
— Не принимай этого близко к сердцу, — сказал я. — Мы, наверное, встретимся в музее. Ты найдешь меня среди старых мастеров.
— Ведь я не поранила твоих чувств, правда?
— Совсем напротив. Я никогда не чувствовал себя лучше. А теперь я вешаю трубку, прежде чем ты их поранишь.
Она разразилась смехом и первая повесила трубку. Я побрился, принял душ и пошел завтракать. Над морем веял утренний ветерок. Несколько маленьких лодок переваливались с боку на бок на волнах, но почти все парусные суда стояли на своих местах, покачивая голыми мачтами.
Я нашел чистенький ресторанчик и сел у окна, чтобы видеть лодки. Когда я смотрел на них, у меня было такое ощущение, что я тоже несусь в открытое море.
Я позавтракал яичницей с ветчиной, картофелем, гренками и кофе, а потом поехал в центр и припарковал машину сразу же за зданием музея.
Мы встретились у главного входа.
— Мы с тобой действуем синхронно, Бетти Джо, — сказал я.
— Да, — отозвалась она, и ее тон говорил о том, что она этим не особенно довольна.
— В чем дело?
— Как раз в том, что ты произнес. В моем имени. Я его ненавижу.
— Почему?
— Потому что оно глупое. Двойные имена всегда звучат как-то по-детски. Впрочем, по отдельности они мне тоже не нравятся. Бетти слишком обыденно, а Джо кажется мне мальчишеским. Но видимо, придется решиться на одно из них. Разве что ты посоветуешь мне что-нибудь получше.
— Может быть, Лью?
Она не улыбнулась:
— Ты шутишь, а я говорю серьезно.
Она и впрямь была серьезной девушкой и более впечатлительной, чем я думал. Я не жалел о том, что переспал с ней, но эта ее черта придала эпизоду некоторую значительность. Впрочем, я надеялся, что она не собирается влюбляться, во всяком случае не в меня, и легонько поцеловал ее.
В дверях зала классической скульптуры показался какой-то молодой человек. У него были светлые, волнистые волосы и широкие плечи. В руке он держал цветную фотографию нарисованного по памяти портрета.
— Бетти Джо!
— Я изменила имя на Бетти, — откликнулась она. — Так и следует ко мне в дальнейшем обращаться.
— Хорошо, Бетти. — Голос молодого человека звучал деловито, но был немного тонок. — Я хотел тебе сообщить, что сличил твою репродукцию с одной из картин Лэшмэна, которые хранятся в подвале.
— Великолепно, Ральф. Ты просто гений. — Она горячо пожала его руку. — Кстати говоря, это мистер Арчер.
— Я не гений, — сказал я. — Но мне приятно с вами познакомиться.
Ральф покраснел:
— В общем-то это было нетрудно. Картина Лэшмэна стояла, прислоненная к стене, на одном из столов в лаборатории. Можно даже сказать, что это она меня нашла, а не я ее. Она бросилась мне в глаза.
— Ральф нашел еще один портрет той же самой блондинки, — пояснила Бетти. — Написанный кем-то другим.
— Я уже догадался. Можно мне посмотреть?
— Разумеется, — сказал Ральф, — Самое главное, что Саймон Лэшмэн, очевидно, сможет вам сказать, кто эта девушка.
— Он живет здесь?
— Нет. В Тусоне. Кажется, в наших документах есть его адрес. Мы купили у него в течение нескольких лет много картин.
— В данную минуту я охотнее всего посмотрел бы на ту, что лежит в подвале.
Ральф повернул ключ в двери, и мы втроем спустились вниз и направились по длинному, без окон, коридору, напоминавшему тюремный. Лаборатория, куда привел нас Ральф, также не имела окон, но была ярко освещена висевшими под потолком лампами дневного света.
На столе стояла картина, на которой была изображена обнаженная женщина. Модель казалась значительно старше, чем на портрете, принадлежавшем Баймейерам. В уголках губ застыло выражение боли. У нее была большая, немного отвислая грудь. Тело уже не излучало прежней уверенности в себе.
Бетти перевела взгляд с грустного лица модели на меня, словно ревнуя к этой женщине.
— Когда была написана эта картина?
— Более двадцати лет назад. Я проверил по каталогу. Кстати говоря, Лэшмэн назвал ее «Пенелопа».
— Ей и впрямь должно быть много лет, — сказала Бетти. — Уже на этой картине она выглядит не слишком молодо.
— Я тоже не мальчик, — заметил я.
Она покраснела и отвела взгляд, словно я ее оттолкнул.
— Почему картина оказалась на столе? — спросил я у Ральфа. — Ведь обычно она хранится не здесь, правда?
— Разумеется, нет. По-видимому, кто-то из работников принес ее из хранилища.
— Сегодня утром?
— Вряд ли. Сегодня до меня здесь никого не было. Я сам открывал дверь.
— А кто спускался вниз вчера?
— Несколько человек. Мы как раз готовим выставку.
— И эта картина должна на ней экспонироваться?
— Нет. Это будет выставка пейзажей южной Калифорнии.
— А Фрэд Джонсон был вчера в подвале?
— Да. Он довольно долго разглядывал картины в запасниках.
— Он вам не говорил, что ему нужно?
— Да нет. Просто сказал, что кое-что разыскивает.
— Он разыскивал как раз это, — неожиданно заметила Бетти.
Она уже перестала ревновать к портрету, если вообще ревновала. Ее щеки раскраснелись от волнения, глаза ярко блестели.
— Я думаю, Фрэд находится уже на пути в Тусон. — Она стиснула кулачки и помахала ими в воздухе, словно рассерженный ребенок. — Если мне удастся уговорить мистера Брэйлсфорда оплатить расходы на поездку…
Я думал то же самое о Баймейерах. Но перед тем как говорить с клиентами, я решил позвонить художнику по фамилии Лэшмэн.
Я набрал номер его телефона в Тусоне и вскоре услышал в трубке недружелюбный хриплый голос:
— Саймон Лэшмэн у телефона.
— Моя фамилия Арчер, я звоню вам из музея в Санта-Тересе. Я веду следствие по делу о похищении картины. Кажется, вы когда-то написали портрет Пенелопы, который является собственностью здешнего музея.
Некоторое время голос в трубке молчал. Наконец он раздался снова, напоминая своим звучанием скрежет старых дверных петель:
— Это было давно. Теперь я пишу лучше. Не пытайтесь меня убедить, что кто-то нашел эту картину достаточно ценной, чтобы украсть.
— Ее и не крали. Но автор похищенной картины писал с той же модели, которая позировала вам для Пенелопы.
— Милдред Мид? Значит, она еще жива и здорова?
— Я надеялся, что вы мне это скажете.
— Мне очень жаль, но я не видел ее уже много лет. Теперь она уже старушка. Все мы стареем. — Его голос зазвучал тише. — Может, она уже и умерла.
— Надеюсь, что нет. Она была красивой женщиной.
— Я всегда считал, что Милдред — самая красивая девушка на всем юго-западе. — Лэшмэн снова заговорил более громким голосом, словно его воодушевила мысль о ее красоте. — А кто написал картину, о которой вы говорите?
— Ее приписывали Ричарду Чентри.
— В самом деле?
— Но не было доказано точно, что именно он ее автор.
— Оно и не удивительно. Я никогда не слышал, чтобы Милдред ему позировала. — Он немного помолчал. — Вы можете описать мне эту картину?
— Обыкновенное ню, выдержанное в довольно живых тонах. Кое-кто утверждает, что в нем заметны следы влияния индейского искусства.
— Это можно сказать о многих картинах Чентри того периода, когда он жил в Аризоне. Но они не представляют особой ценности. Этот портрет действительно хорош?
— Не знаю. Но он несомненно вызвал немалое замешательство.
— Он является собственностью музея?
— Нет. Его купил некий Баймейер.
— Тот воротила медного бизнеса?
— Он самый. Я веду расследование по его поручению.
— Ну и идите к дьяволу! — проговорил Лэшмэн и положил трубку.
Я снова набрал номер.
— Алло? — спросил он. — Кто говорит?
— Арчер. Прошу вас не вешать трубку. Речь идет не только о краже картины. Прошлой ночью в Санта-Тересе убит человек по имени Пол Граймс. Это антиквар, который продал тот портрет Баймейерам. Почти наверняка существует какая-то связь между этой сделкой и убийством.
Лэшмэн довольно долго молчал.
— Кто украл картину? — спросил он наконец.
— Студент факультета искусствоведения Фрэд Джонсон. Думаю, что в настоящий момент он едет с ней в Тусон. И может появиться у вас.