Никита Савчук
Артель Императора: Дело Пансионата №3
Добрейшему моему дяденьке.
Признаться опешил, когда посреди обедни почтальон Егорка вручил мне письмо ваше, стало быть, дело неотложное, посему я сразу после службы отправился домой, минуя дом Столыпиных, а значит и давний обычай пить у них чай.
По вопросу вашему могу сказать, что Октябрь Андреевич приходился мне соседом, отношения наши иначе, как дружескими не назовешь. Человек он достойный, светлый. Переехал к нам в город после ранения, занял должность коллежского секретаря при Его Императорском Величестве и достойно 3 года нес бремя службы до событий, коии, кажется, навсегда покрыли мраком его личность.
Уж не знаю, что произошло, Бог весть, да вот только он срочно покинул город. Куда уезжает не поведал, а до того третьего дня скоропостижно скончался его батюшка, как сказывали от сердечного приступа. На следующий день, после уезда Октября Андреевича поместье их забрали за долги. Только за какие такие долги? Жалованье у него было приличное, к азартным играм страсти не имел, в увеселительные заведения не захаживал. Так что это происшествие кажется мне загадочным.
Первое время я безуспешно пытался отыскать друга своего, но получил телеграмму от жандармерии Рязанской области, в коией сообщалось, что Октябрь Андреевич был убит беглыми каторжниками. Тело, как говорилось, было обезображено, посему на дознавательство не вызвали, а узнали, что это он по документам в кармане его шинели. На письма о захоронении ответа не было. Тогда я собрался и сам приехал в Рязань. В жандармерии сказали, что похоронили его на скудельницы, отделении для безродных. Сердце разрывалось от боли, когда я стоял у его могилы. Деревянный крест и рядом растущий клен, казалось, навсегда забрали его из этого мира.
С тех пор прошел уже год. В доме его никто не обитает, да вот только мужики сказывают, что по ночам дух Октября Андреевича рыскает по комнатам, как бы ища кого поглотить.
Приметы особенные у него следующие: на левой ноге, немногим выше колена шрам от пули. При ходьбе хромает, посему не может без трости.
Пишет вам ваш покорный слуга Вениамин Карлович.
I
Смеркалось. Розовое небо, притягивающее взоры мальчишек, напоминало пену на берегу моря. Ах, если бы они знали море. Крестьяне загоняют скот и ухмыляются, предчувствуя скорую попойку в трактире. Жены их серчают, снимая с веревок белье. Это был обычный вечер в деревне Святово, казалось, здесь ничего не меняется и тысячи лет назад, еще до сотворения мира был Бог и эта деревня со своим розовым небом, мужиками и бабами, снимающими белье.
Зазвонили в колокола, предвещая Вечерню. Жители лениво потянулись к церкви, благодаря коей их деревня так и называется – Святово. Церковь очень древняя и глубоко почитаемая в Христианском мире. По приданию еще при Петре Великом деревню охватил сильный пожар. Все дома были обьяты пламенем. Люди сбежались в церковь и стали горячо молиться. Поступок, совершенно не поддающийся логике. Церковь расположена в самом центре деревни, так что казалось их всех ждет неминуемая смерть, но вера творит чудеса. Огонь окружил церковь, но сам деревянный храм не загорался, вдруг пошел сильный дождь и от напоминания о былом пожарище остались только черные избы и дым. Деревню, по приказу Святого Патриарха, восстановили и назвали Святово. Как же она до того называлась уже никто и не помнит, то ли Речкино, то ли Холмово. Да только с тех пор сюда потянулись паломники со всех городов России. Монахи и потерявшие надежду странники находят здесь утешение и прощение грехов. Около церкви построили гостиничный двор, принадлежавший помещику Хмырину. Берет он не шибко много. Пятиалтынн за ночь, с обедом полтину.
В трактире местном уже прощенные люди вновь начинают грешный путь, пьют медовуху, блудят и слушают байки местных мужиков. Лишь немногие приезжие могут побороть мирские желания и пойти сразу после службы к себе в нумер.
Григорий Гаврилович один из таких. Этим теплым летним вечером он предпочел провести время с книгой. В дверь его нумера постучали.
– Да-да – крикнул Григорий Гаврилович
– Ваше благородие, к вам посетитель, да не абы какой, сам Настоятель пожаловал – робко произнес местный лакей Семен, мужик суровый, но добродушный.
– Зови, интересно, что ему понадобилось
Не успел он договорить как из-за спины Семена появился батюшка местной церкви.
– Разрешите представиться, отец Никодим
– А я сын Григорий Гаврилович, чем обязаны?
– Дык, поговорить уж больно хотелось, человек достойный, в трактир не ходите, думается, что вечеру пропадать, может прогуляемся?
Григорий Гаврилович отложил книгу, накинул пальто и вместе с отцом вышел на улицу.
– Вы уже гуляли по нашим улочкам? – спросил Никодим
– Не довелось, прибыл только утром.
– Это не беда, это ничего, это поправимо. Вы как я слышал из Петербурга странствуете?
– Да, одно дело заставило меня взять отпуск и покинуть родной город.
– Что за дело?
– Простите отец, секрет службы
– Понимаю, во всяком случае это промысел Божий, раз вы стали паломником. И сколько Церквей вы посетили?
– 16, если брать в расчет и маленькие Часовни. Моя конечная цель – Христорождественский кафедральный собор в Рязани, мой прадед был там архиереем, так что место то особенно для меня важно. Иду я пешим от самого Петербурга, по пути останавливаясь в деревнях на ночлег и службу
– Да, в эпоху разврата есть еще истинно верующие.
– Спасибо отец, жаль, что завтра с утра я двинусь в путь и мы с вами может никогда больше не свидимся.
– Не зарекайтесь, вот год назад, к примеру, пришел к нам один хромой странник, так ему у нас до того понравилось, что он до сих пор здесь живет, правда чудной он какой-то, сначала на службы ходил, потом как к бабке одной переехал перестал, только на речку ходит, да в лес по грибы, по ягоды, а так из дома не вылазит, поди знай, поди знай.
– Хм, действительно, странно
– Так что еще страннее, он по началу с тростью росписной ходил, трость то не обычная, чай сам Царь-батюшка вручил, с какой-то головой на ручке, сова что ли, запамятовал, а потом дел ее куда-то и с палкой обычной ходит
Григорий Гаврилович удивился, как будто вспомнил что-то из прошлого.
– А, вот его дом – Никодим указал на невзрачный старенький дом, заметно отличающийся от других стройных изб
– Понимаете, юмор все уравнял – неожиданно сменил тему Никодим – я имею в виду, что сейчас мужики одинаково шутят над злым барином, попом и жидом. Раньше существовали границы, были запретные темы, трогать их считалось постыдно. А сейчас, тьфу, развращается народ, ой развращается. За все годы жизни я уже точно познал всю механику мира, людьми движет либо зависть, либо похоть
Гуляли еще с полчаса, распрощались и Григорий Гаврилович побрел к себе, размышляя о хромом страннике, кто он и от куда? Все эти вопросы костью стояли у него в горле. Вернувшись в нумер он разделся и лег спать, еще раз задав себе эти вопросы, коии, казалось бы уже стали риторическими.
Утром разбудил его Семен. Григорий Гаврилович нехотя встал, позавтракал и отправился на службу. Уже он не думал о том хромом и о его трости, он просто молился, позабыв о суетном. После богослужения отец Никодим подошел к нему попрощаться.
– Ну что ж, всего хорошего, легкой дороги
Словно молния ударила в лицо Григорию Гавриловичу, он переменился, вспомнив вчерашнюю беседу.
– Нет, я, пожалуй, останусь на пару дней, хочу еще немного насладиться сим чудесным местом
– Рад это слышать, прошу прощения, увидимся позже
Отец Никодим удалился по делам, а Григорий Гаврилович решил спуститься к речке, где уже во всю плескались крестьянские детишки. Он сел на корягу и задумался. Надо сказать Григорий Гаврилович был человеком видным, высоким и держался так, будто королевских кровей. Родом он из Санкт-Петербурга, отец купец II гильдии, а мать дочь знатного помещика. Будучи человеком бездетным, отраду родителя нашел он в сыне старшего брата – Вене. Отец Вени штабс-ротмистр, по долгу службы часто отлучался, мать постоянно болела и воспитание полностью перешло в руки нянечки и его, не позволив меланхолии родителей перейти на ребенка. С самого раннего детства Григорий Гаврилович прививал Вене Христианские ценности: добро, сострадание и любовь. Между занятиями с репетиторами он читал ему книги и стихи, рассуждал с ним о жизни и людях.
– В одной из иностранных книжек по философии я прочел, мол все, что нас окружает в мире есть некая система и что все члены данной системы в общем или локальном смысле против нее. Но я вам дяденька вот что скажу, человек не против системы в принципе, как способа существования, он против именно своего места в системе. Вот, к примеру самый последний холоп Захар, всю жизнь пашет, ненавидит барина своего, но если его самого поставить барином, то он пуще прежнего хозяина будет изыматься над крепостными и наслаждаться жизнью всеми доступными способами. Так называемая система – благополучие для одного и горе для другого, ибо место сидения определяет точку зрения
– А если Захар, будучи барином пожалеет крестьян, потому как также страдал, как и они?
– В таком случае система примет иную форму, но все же останется частью мировой всеобщей системы. Тут либо заново начинать историю человечества, хотя мы вовсе не застрахованы, что она не повторится, либо создавать кучу таких местных систем, которые все равно деформируются и создадут противников и последователей
Это был их обычных вечерний разговор. Конечно, Вениамин был не годам умен, вечно старался узнать что-то новое, прекрасно говорил по французски и знал латиницу. В 14 лет отдали его в Гимназию. Он стал видеться с Григорием Гавриловичем только по праздникам, предался юношеским забавам и почти полностью забыл заветы отца. Его чуть было не отчислили после того, как он завалил экзаменацию, но связи Григория Гавриловича спасли Веню, а вслед за ним и всю семью от позора. Ах да, совсем упустил рассказать вам о Григорие Гавриловиче.
Мальчишка озорной, пожалуй, именно так можно вкратце описать его отрочество. Не любил науки и занятия, постоянно пропадал с крестьянскими мальчишками на речке, много купался, рыбачил, а зимой бегал кататься с горки. Отдали его в военную школу, которую, не смотря на резкий нрав, окончил с отличием. После поступил на службу в жандармерию, где 21 год старался сделать мир лучше. Когда началась Крымская война его рекрутировали в качестве командира стрелкового полка. Все 3 года он отчаянно сражался за Родину и не раз рисковал своей жизнью.
Представьте…
Густой туман окутал все вокруг, вон от разлагающихся трупов заставляет прикрывать нос платком. Отряду солдат поручено освободить деревню. Ты идешь по окопу, пробираясь сквозь развалины, вдруг из блиндажа выскочил раненный турок. У тебя есть ровно пол секунды что бы взвести курок, но ты растерялся. Выстрел, черт возьми не твой, вражеская пуля прошла через грудь, ты падаешь и последнее, что услышишь будет: Засада! К Оружию! Ожесточенная перестрелка, штыковая и от 40 солдат осталось только 8. Григорий Гаврилович вместе с остальными выжившими роет могилы и молится за упокой души. И это только один из 1000 дней.
По окончанию войны был награжден Орденом Святого Георгия 4-ой степени и назначен управляющим Петербуржской областной жандармерией, прослужил там 4 года полицмейстером, понял что смешивать дела иные с теми, что требуют расследования чрезвычайно вредно и по личному прошению создал сыскную часть, став главным следователем по особо важным делам, где уже 3 года расследует самые странные и запутанные преступления, но последнее дело выбило его из колеи, он взял отпуск и ушел скитаться паломником. Видимо дело до того жуткое, что ему, человеку сильному и выносливому, понадобилось духовное восстановление.
Как уже знает читатель мой его цель Христорождественский собор в Рязани, но что же на самом деле заставило его остановиться в этой деревушке, коих по всему государству разбросано тысячами? Какова настоящая причина? Неужели он в правду заинтересовался каким-то сумасшедшим с необычной тростью, Никодим сам сказал, что точно не помнит изображение на ручке. Я более чем уверен, что этот незнакомец просто пропил ее в каком-нибудь трактире, а не выходит на свет, потому как ведет крайне безобразный образ жизни.
– Вашбродь, а вы к нам на долго? – нарушил умиротворение Григория Гавриловича один из мальчишек
– Как получится, мне у вас нравится
– Так оставайтесь здесь жить, мы господ жалуем, вон юродивый до сих пор живет
– Ты это про кого?
– Ну как, есть тут один, пришел год назад и остался
– Так вы его юродивым зовете?
– Ясно дело, затворник он, солнца боится, в избе все время сидит
– Тебя как звать-то?
– Ванька, все Ивашкой кличут
– Ты тут часто гуляешь?
– Каждый день, вы простите вашбродь, мальчишки зовут
– Ну добро, беги
Ивашка побежал дальше играть, а Григорий Гаврилович, еще немного посидев побрел на обед.
Кислые щи, кулебяка и заливная рыба – обычное меню для деревенской гостиницы. После трапезы поднялся к себе, немного почитал. Начало клонить в сон, он лег и проспал примерно с получаса, после пил чай. Настало время обедни, скажу любимое время Григория Гавриловича, в церкви он чувствовал подьем духа, веселие и радость. С удовольствием пел хорал, молился и слушал проповеди.
По пути домой один мальчишка передал ему записку с приглашением в гости к местному помещику Хмырину. Бричка должна подьехать к гостинице к 3 часам дня. Как и было наказано в положенное время извозчик с кривой рожей уже ждал Григория Гавриловича. Дорога до поместья простиралась сквозь поля, засеянные пшеницей, и заняла чуть больше часа. Какое это удовольствие – мчаться по бескрайним просторам Родины нашей, дышать тем же воздухом, коим дышал Невский, Кутузов, Петр I и еще сотни тысяч великих людей, прославивших Россию. Как же отрадно причислять себя к народу столь талантливому и сильному. Григория Гавриловича охватила всеобьемлющая любовь, он любил все, эту пшеницу, голубое небо, вольный ветер и даже кривую рожу извозчика. Когда уже подьезжали Григорий Гаврилович задумался зачем же Хмырин пригласил его к себе, странно, ведь до этого он об этом не думал, просто сел в бричку и поехал, пусть даже она увезла бы его на Страшный Суд.
Тучный, с добрыми глазами хозяин встретил гостя.
– Здравствуйте, мой дорогой, здравствуйте благодетель – улыбаясь произнес Хмырин
– И вам не хворать – почти смеясь ответил Григорий Гаврилович, то ли от хорошего настроения, то ли от того что рожа Хмырина была еще кривее, чем у извозчика – чем заслужил ваше внимание?
– Да вы что, я как только узнал, что вы из Петроградских будете сразу распорядился пригласить вас к себе, в этой клоаке ни одного порядочного человека
– А как же священство?
– Хах, да к черту такое священство, одни бесы, осуждают пьянство и разгул, хотя Иисус сам сказал: пейте много и часто.
– Не уж то и прям так сказал?
– Конечно, я вам потом покажу это место, где-то от Луки что ли, не помню уже, один жид знакомый на заказ с иврита перевел, оказалось много чего не так эти священники напридумывали, ну их, пойдемте к столу, подчивать пора, я вас так рад видеть.
Прошли яблоневый сад, плоды коих, как будто нарочно краской красили, уж больно они наливные. Потом хозяин показал конюшни, псарню и пруд, в котором он разводит карасей. Казалось, это никогда не кончится, Хмырин безумолку болтал, вспоминая свои юношеские годы, учебу в гимназии и то, как его ценили в канцелярии, что даже отпуск не давали.
Наконец сели за стол. Ели молча, по всей видимости Хмырин был тем еще обжорой. Его прием совсем не подобал высшему обществу. За место аперетива и легкой закуски для разжигания аппетита, он просто завалился и принялся жадно есть, то и дело покрикивая на крестьян. После вкусной трапезы подали трубки. Когда Григорий Гаврилович закурил Хмырин начал разговор, но как будто не с ним, он говорил это более для себя, поражаясь гениальным мыслям, поселившимся у него в голове.
– Нам все можно, абсолютно все, захотел крестьянку, значит так и Богу угодно или решил голодом этих дормоедов поморить, то это Боженька так через меня их уму учит. Эй, принеси нам Библию с личным переводом – крикнул он одному из крестьян, стоявших подле стены
– Вы же согласны? – продолжил он – нет не отвечайте, понятно, что да, всякая власть дается от Бога