Я сразу же собрался ехать.
— Хорошо, — ответил Александр Маркович. Сейчас же за тобой заеду.
С Бандурко мы работали давно. С ним распутали ее одно сложное дело, и я был рад, что именно он едет со мной.
В Орджоникидзе приехали к трем часам. В городском отделе милиции нас ожидали, и мы с ходу начали знакомиться с материалами дела. Из материалов явствовало, что преступление совершено средь бела дня, удар нанесен по голове в затылочной части каким-то тяжелым предметом округлой формы и что пострадавший был пьян. Нашел его некий гражданин Степан Ильич Зимин, возвращавшийся с семьей из загородной прогулки.
Сведения, конечно, были скудные, и мы начали думать, как их расширить, с чего начать.
И пришли к выводу: перво-наперво необходимо установить, кто потерпевший, откуда он. Не оставляли надежду и на то, что, может, кто-нибудь заявит в милицию об исчезновении человека. Однако полагаться на это полностью нельзя.
Коротая время до утра, я еще и еще раз просматривал материалы предварительного расследования убийства, перечитывал протокол осмотра места происшествия. И чем больше вчитывался, тем больше он мне не нравился. Слишком уж он был кратким, без подробного описания места происшествия и прилегающей к нему местности. И главное — не бывает так, чтобы преступление не оставило следов. Следы, конечно, могут и растаять, и стереться, и исчезнуть, но не всегда и не все. Обязательно не все.
Я поделился своими мыслями с Александром Марковичем, и мы решили рано утром поехать на место происшествия и сделать осмотр.
Мучительно долго тянулось время до рассвета.
К утру небо стало белесовато-серое, с низко навислыми темными тучами. Мы боялись, чтобы не пошел дождь, — следы может смыть.
Но вот стаи туч начали багроветь, побагровело и небо — занималась заря. На травы легла обильная роса — дождя не будет, и мы заспешили к месту происшествия.
От лужи крови на земле осталось лишь бурое пятно, за ночь кровь впиталась в землю. Действительно, на первый взгляд никаких улик, никаких следов. Но я не спешил с выводами. Присел на корточки и стал внимательно рассматривать лужу крови при помощи лупы. Обратил внимание на небольшой, почти квадратный клочок бумаги, приставший к земле. Почему он здесь? Имеет ли он какое-нибудь отношение к делу? И тут же вспомнил, что у потерпевшего были вывернуты карманы. Значит, этот клочок бумаги мог выпасть из кармана, когда его выворачивали. Я бережно поднял находку, осторожно вытер: это не просто бумажка, а автобусный билет.
— Смотри, — показал я его Бандурко. — Этот билет может нам пригодиться.
— Вполне возможно, — согласился Александр Маркович.
С помощью лупы я определил номер билета — 12 431, серию — ЮП и цену — 80 копеек. Цена свидетельствовала о том, что билет был на автобус межрайонного сообщения. Это уже информация для размышления и поисков.
Теперь меня интересовал второй, не менее важный вопрос — орудие убийства. Как значилось в протоколе обследования места происшествия, потерпевшему был нанесен удар по голове предметом округлой формы. Что же это могло быть? Как найти? Во что бы то ни стало найти надо. И тут мне вспомнились данные экспертизы о наличии алкоголя в организме пострадавшего. Напрашивался вывод: накануне происшествия пострадавший пил. И пил, вероятно, не сам, а с тем, кто его убил. «Все ясно, — решил я про себя. — Его ударили бутылкой». Продолжая осмотр, я вскоре наткнулся в кустах на осколки битого стекла. На одном из осколков увидел обрывок этикетки, на котором можно было разобрать надпись «Зубровка». Я собрал все осколки и осмотрел их под косыми лучами солнца. Отпечатков пальцев не обнаружил, но под лупой увидел бурые точечки, словно высохшие капельки крови. По тому, как было рассыпано стекло, я пришел к выводу, что удары наносились лежачему человеку. Под одним кустом я заметил примятую траву. Расправив и перебрав ее по травинке, нашел там объедки: кусочек хлеба, кожуру от луковицы и кусочек сала со шкуркой. Эта улика навела нас на мысль о том, что ел здесь человек сельский, судя по пище. Автобусный билет свидетельствовал о том, что человек этот был приезжий. Стало быть, искать его нужно за пределами города.
Уже был подписан протокол осмотра, когда ко мне подошел мужчина и представился Зиминым. Это он нашел потерпевшего под кустом и сообщил в милицию.
— Товарищ следователь… я бы хотел с вами поделиться кое-какими соображениями.
Мы отошли в сторонку.
— Когда я подходил сюда, — жестом руки Зимин указал на место преступления, — в направлении гаражей бежал мужчина. Как-то не обратил я тогда на него внимания, но одну деталь запомнил: очки на нем. Даже не сами очки, а стекла, большие, что ли. В них как-то по-особенному отразились лучи заходящего солнца.
Я поблагодарил Зимина за сообщение, а он тут же предложил:
— Мне бы хотелось вам помочь. Может, я тут поспрашиваю людей, авось кто-то да видел того очкастого. Никак, знаете, не могу успокоиться. Скорее бы найти того гада, что способен на такое.
После осмотра мы собрались в горотделе. Посовещавшись, решили: я утром присутствую при вскрытии трупа, а Александр Маркович возглавит поисковую группу, которая должна побывать в домах, расположенных вблизи частных гаражей. Необходимо выяснить, кто был у гаражей в период между шестнадцатью и двадцатью часами. Кроме того, необходимо установить владельцев автомашин в этих гаражах и переговорить с ними.
Вскрытие трупа производил тот же эксперт, который выезжал на место происшествия.
— Пострадавшему был нанесен удар бутылкой, — заявил он, извлекая из раны мелкие осколки бутылочного стекла.
Таким образом, моя версия, что орудием убийства послужила бутылка, полностью подтвердилась. Кроме этого, анатомированием было подтверждено, что потерпевший накануне ел сало, лук, хлеб, а также употреблял спиртное.
Из морга я отправился в автобусный парк. Перебрав груды папок с документами — посменными отчетами кондукторов, нашел-таки интересующие меня сведения.
Два месяца тому назад кондуктору Евдокии Крисань были выданы в подотчет шестьсот билетов в рулонах. Среди них был и тот, который я нашел на месте происшествия, № 12 431. Огорчило меня только то, что Крисань после смены, не отчитавшись, уехала в Запорожскую область. Ее отпустили в связи с болезнью матери.
Медлить было нельзя, и я, узнав домашний адрес матери Крисань, сразу же уехал следом в село Медвежье. Но там Крисань не оказалось — уехала за лекарством в Запорожье. Ожидать мне пришлось чуть ли не до десяти вечера.
Вернувшись из Запорожья и увидев у дома матери меня, Евдокия Крисань испугалась.
— Что… снова что-то натворил? — еле проговорила она. — Вчера домой приполз с радиоприемником. Транзисторный. Утром участковый забрал. А тут еще телеграмма от мамы… я уехала. Ну что, скажите, мне с ним делать?
«Может, ее муж?» — пронеслось в моих мыслях, и тут же внутренний голос ответил: «Нет, навряд ли». Я объявил Евдокии о цели своего приезда, показал ей билет.
Евдокия покрутила в руках его и вернула обратно.
— Нам выдавали белого цвета, а этот… — запнулась она.
— На цвет не обращайте внимания. Постарайтесь вспомнить, где именно на линии вашего маршрута вы продали этот билет, — попросил я.
— Минуточку, сейчас я посмотрю свои черновые записи, — ответила Евдокия и вышла в другую комнату. Вскоре вернулась с блокнотом в руке.
— После каждого маршрута я записываю номер последнего проданного билета, — сказала она, просматривая записи в блокноте. — Этот билет я продала в Михайловне в восьмом часу утра.
— А скажите, пожалуйста, не ехал ли тогда с вами мужчина в военной фуражке с черным околышком? — спросил я.
Подумав, Евдокия ответила:
— Может, и ехал. В воскресный день людей ведь битком.
Проанализировав эти сведения, я пришел к единственному выводу, что личность пострадавшего нужно устанавливать в селе Михайловке.
В прокуратуре меня ожидал сюрприз. Там все уже взяли себе на вооружение версию о том, что убийство совершил Федор Крисань, муж Евдокии. Я вызвал к себе участкового Рябошапко.
— Не сомневайтесь, он на грани признания, — стал меня уверять участковый. — Только деталей не помнит… так это яснее ясного — пьян был в стельку. Необходимо срочно сделать у него обыск… И приемник у него ворованный…
— Какие же у вас доказательства? — перебил я его.
— Очевидцы имеются. Его и Суслика Николая видели у гаражей.
— В котором часу?
— Я точно не скажу… Кажется, в двенадцать. Поговорите с ним, он все расскажет.
— Хорошо, пригласите.
Через несколько минут Рябошапко зашел с Федором Крисанем.
Я попросил Рябошапко выйти, а Крисаня пригласил сесть.
— Что же вы натворили? — обратился я к Федору, как только Рябошапко закрыл за собой дверь.
— Участковый говорит, будто бы я убил какого-то мужика, — вздохнул он. — Только мне не верится. Как я мог убить человека… За что? Целые сутки ломаю голову, а вспомнить ничего не могу. Ну, был возле гаражей — не отрицаю и помню… Ну, выпивал с Сусликом… Ремонтировал ему мотор… магарыч распили… Но что было дальше, не помню, хоть убейте… Провал в памяти… Участковый говорил, что я убил… Неужели убил? — спрашивал он не то меня, не то себя, испуганно тараща глаза.
— Идите, Федор Абрамович, домой, — разрешил я ему. — И бросьте пить. Водка вас к добру не приведет.
— А что скажет участковый, он ведь меня арестовал, — остановился Крисань на пороге.
— Идите, идите! — повторил я. — Никто вас не арестовывал. Пить меньше надо.
— Это правильно, — понурившись, вымолвил Крисань. — Голову мне оторвать мало за это пьянство.
Крисань ушел, а в кабинет вскочил Рябошапко.
— Вы его отпустили?
— Да, он к делу не причастен, — строго произнес я.
— Как же? Он ведь признался, — не отступал Рябошапко.
В это время зашел Александр Маркович. Догадавшись, о чем у нас идет речь, он поддержал меня.
— Как же так? — не сдавался Рябошапко. — Возле гаражей был? Был. Пьянствовал? Пьянствовал… Разве этого мало?
— Возле гаражей-то он был. Но когда? — спросил я Рябошапко. И сам ответил: — С двенадцати до четырнадцати часов. А когда совершено убийство?
Рябошапко молчал.
— В двадцать часов. В это время Крисань уже был дома. А обнаружили потерпевшего Зимины на закате солнца. Посмотрите-ка в календарь, в котором часу это бывает, — обратился я к Рябошапко.
Тот перевернул листок календаря и прочитал:
— Закат солнца в двадцать один час три минуты.
— Поищите-ка вы лучше людей, которые в самом деле могли быть у гаражей в интересующее нас время и могли видеть кого-то на месте преступления, — сказал я Рябошапко.
Александр Маркович горячо меня поддержал.
— Слушаюсь! — отчеканил Рябошапко. — Разрешите идти?
— Вы Суслика нашли? — спросил я его.
— Был у него, но он не ночевал дома.
— Поищите еще, да хорошенько, — велел Александр Маркович.
Часа через полтора Рябошапко доставил к нам Суслика — маленького, худенького человека с острым носиком и черными глазками-пуговками. От испуга у него дрожали и руки, и губы, и голос.
— Ну, выпивал я с Федором… Сидели допоздна. Потом я закрыл гараж, и мы пошли домой… Помню, вроде к нам приставал какой-то мужик, и я его толкнул… Но бутылкой не бил… Честное слово, не бил. Ни я, ни Федор…
— Где ваш радиоприемник? — остановил я его.
Суслик скривился, почесал за ухом и ответил:
— А шут его знает… Где-то потерял.
Мы отпустили Суслика.
В конце дня ко мне в кабинет вошел Зимин.
— Я нашел хлопца, который видел у гаражей двоих: одного в очках, а второго в военной фуражке.
— Где он? — обрадовался я. — Ведите его сюда.
Мальчику было лет десять — белобрысый, курносый.
Переступив порог кабинете, мальчишка впялился глазенками в меня и быстро заговорил:
— Я гулял там, у гаражей, и видел, они выпивали и громко говорили… Один в очках, мордастый такой, а другой в военной фуражке с черным околышем. Увидев меня, тот, что в очках, сказал: «Иди, иди, чего тебе здесь надо?» Я и пошел.
Расспросив все до мелочей у мальчика, я поблагодарил его и Зимина и проводил их. На душе у меня было спокойно и тепло. Так всегда со мной бывает, когда встречаю таких людей, как Зимин, — наших добровольных помощников, соратников в борьбе со злом и преступностью.
Утром мы с Александром Марковичем собрались было уже ехать в Михайловку, как вдруг наши планы резко поломались. За завтраком мы вспомнили интересную деталь: метров за сорок от места происшествия расположена детская площадка — два колышка забиты в землю и между ними натянута сетка. Мы подумали, что мальчишки там, вероятно, играли дотемна и могли видеть тех, кто выпивал неподалеку. Решили немедленно пройти по всем дворам, прилегающим к гаражам.
И с ходу наткнулись в одном дворе на «кучу малу» — мальчишки дрались за мяч.
— Так не годится, а еще футболисты! — тихонько подошел к ним Александр Маркович.
Мальчишки вскочили на ноги, отряхиваясь и рассматривая нас. Мы представились и спросили, не играли ли они в воскресенье в футбол на своем стадионе у гаражей.
— Играли, — дружно ответили мальчишки. — С ребятами из соседнего двора. И выиграли у них с крупным счетом. Теперь они собираются дать реванш.
— Молодцы, — похвалил их Бандурко. — А теперь припомните, пожалуйста, не видели ли вы возле гаражей двух мужчин. Одного в военной фуражке, а другого в очках.
— Видели, видели, — наперебой, как птенцы, загалдели мальчишки. — Они выпивали под кустом.
— И приемник возле них играл, — подбежал ко мне самый маленький. — А когда мы шли домой, я слышал, что как раз передавали последние известия.
Показания мальчишек подтвердили нашу версию и помогли точно определить время пребывания неизвестных мужчин у гаражей и их приметы.
Мы обратились за помощью к художникам, и те со слов нарисовали портрет человека в очках, подозреваемого в убийстве.
Юные футболисты подтвердили сходство рисунка с человеком в очках, которого они видели у гаражей.
Мы перефотографировали рисунки и раздали фотографии работникам милиции, общественникам, поставив перед ними задачу: найти этого человека.
Прошли сутки напряженного поиска, но результатов никаких.
Мы решили ехать в Михайловку, расположенную в ста километрах от Орджоникидзе. Выехали рано утром и за полтора часа были там.
Михайловка — село большое старинное. На его территории два колхоза, и мы для удобства разделились на две группы. Александр Маркович с участковым райотдела милиции Волощуком вызвались искать подозреваемого мужчину в очках, а я с сотрудником уголовного розыска Прозапасом — установить владельца автобусного билета, то есть пострадавшего.
Председатель сельсовета и председатели колхозов пообещали помочь нам в поисках, выделить своих людей: активистов, коммунистов и комсомольцев.
Полдня мы с Прозапасом бродили из одного двора в другой, расспрашивая людей, кто в их колхозе носит летом военную фуражку.
Наконец-то одна старушка сообщила нам, что не в селе, а на хуторе живет тот парень, что всегда ходит в военной фуражке.
Не мешкая, мы сразу же отправились на хутор. Там было всего лишь шесть хат, и мы начали с первой от поля хаты. Хозяев не оказалось дома, дверь заперта. Пошли ко второй. Попросили воды напиться. Хозяйка предложила нам холодного молока. Мы не отказались, охотно выпили. В доме было чисто, уютно. Пахло мятой и любистком. Хозяйка пригласила нас в горницу. Мое внимание привлекли фотографии, что украсили собой всю стенку между окон.
Когда я подошел ближе, чтобы рассмотреть их, то еле сдержался от крика. На одной из фотографий увидел пострадавшего, который сидел у вазы с цветами рядом с хозяйкой. Он был в военной фуражке. Глазами я подозвал к себе Прозапаса и попросил его о случившемся сразу не говорить хозяйке. Хозяйка тоже подошла к фотографиям и стала объяснять нам: