— Надо! Супруга ваша пусть останется, а вы полетите. — Я видел, как он встревожился, наверное, очень любил свою мать, и весть, которую я ему привез, воспринял за чистую монету. Да, жестоко таким образом выманивать из-за границы нашего советского офицера. Придумал Визгун иезуитский метод. Меня послал, чтобы вообще не вызвать подозрений, мол, дело рядовое, простое — молодого парня за тобой, капитан первого ранга, послали. Так что давай быстрей в самолет!
А что, собственно, произошло? Ну, трахнул арабку. А что он будет рассказывать своим друзьям, когда вернется?
Спросят обязательно: ты там не попробовал арабку? Какие они? Такие же, как наши бабы? Или что-то особенное. Все-таки экзотика.
Собрался он быстро, мы заехали в порт. Вышла за проходную жена. Ничего особенного, серенькая, наверное, женился, когда пришел из плавания. Там ведь невесты котируются по верхней планке, все же Север. Они и едут туда, чтобы подыскать себе подходящего мужа. На каждую бабу пять моряков.
Примерно с час мы молчали. Марков ехал с закрытыми глазами и, казалось, дремал. Потом он повернулся ко мне, внимательно поглядел и промолвил глухо:
— Послушай! Я все понимаю. Дело не в матери. Но вы придумали ловкий ход с женой — это убедительно. Поэтому я тебя очень прошу, будь человеком, нарушь приказ, скажи мне правду. У меня сердце останавливается при мысли, что могу потерять мать. Это единственный близкий мне и родной человек. Жена для меня ничего не значит: надел хомут и буду тащить его до гробовой доски. А мать! Скажи правду. Я понимаю, ты из ГРУ, ты не скажешь. Но мне, если бы ты знал, как тяжело!
И тут я сделал то, что могло для меня кончиться плачевно, может быть, трагически. Я мог сорвать весь замысел эвакуации Маркова. Но я проявил себя человеком. Может быть, оттого, что я отдал Визгуну на растерзание американца и мне как-то хотелось очиститься. Я остановил машину, посмотрел внимательно в глаза Маркову и сказал:
— Ваша мать жива и здорова!
Марков глядел на меня, и глаза его оживали, в них появился блеск, легкая улыбка тронула его губы. Он покачал головой.
— Спасибо! Дорогой ты мой! — воскликнул он взволнованно, схватив мою руку. Пожатие у него было сильным. — Все остальное мне не страшно: армия, партия — не умру. И не беспокойся, я никому, ничего. Будь спокоен!
Я привез его прямо к трапу самолета, передал билет, и в эту минуту подскочил на «форде» Визгун. Он поднялся по трапу следом за Марковым и скрылся в проеме. Через пару минут вышел, и дверь закрылась. Визгун прошел к своей машине, бросив на ходу:
— Зайдешь ко мне!
В кабинете военного атташе шеф опять изображал из себя черт-те что, корчил властного босса.
— Ты зачем ему сказал, что не было телеграммы? — блефанул он. Но меня не так-то просто было взять на понт.
— С чего это вы взяли, шеф?
— Уж очень веселый был.
— Радовался, что уехал от жены. Она настоящая грымза.
— Ну, ну, гляди, парень, — пригрозил он мне. — Когда-нибудь да проколешься на своих штучках. Тогда берегись!
В Йемене произошел переворот: демократические республиканские силы свергли короля Эль-Бадера, страна раскололась, появились повстанческие силы, поддерживающие Эль-Бадера. Два арабских королевства: Иордания и Саудовская Аравия — приняли решение атаковать республиканцев и вернуть трон Эль-Бадеру. Воздушная разведка, которую осуществили советские летчики на самолетах с египетскими опознавательными знаками, проинформировала, что крупные силы объединенных войск с танками и бронетранспортерами движутся к йеменской границе. Все это мне сообщил Визгун. Я передал ему полстранички своего донесения на рыжего англичанина Гордона — золотой мост — Голдбридж. Шеф небрежно повертел в руках бумажку и сказал:
— Роджер, вы стали очень лаконично описывать объекты вербовки. Надо побольше информации. Ведь над объектом будут работать. — Он бросил листок в стол и посмотрел вопросительно на меня: ну что, мол, еще? И я, пересиливая какую-то неловкость, сказал, что прошел месяц, и я хочу представить финансовый отчет.
Визгун прочитал и этот документ с подписью «Роджер» и спросил:
— Так какую сумму следует сюда вписать?
— Я ведь указал в рапорте.
— Нет! Так не пойдет! Когда обрабатывали американца, я за все платил из своего кармана. Поэтому все расходы по американцу мы спишем на тебя. Вот тебе лист бумаги, сумму впишешь в восемьсот пятьдесят фунтов, высчитаешь свои расходы, остальное отдашь мне.
«Черт возьми! Уж не Иван ли Дмитриевич передо мной!»
Начинается старая песня: почему бы не обокрасть родное ГРУ? Подумаешь, какие-то сотни фунтов! А что, если я ему подкину идею, которую он сам, наверное, вынашивает, ночами не спит, но не знает, как к ней подступиться? Хорошо, американец подвернулся. Я уверен, свои затраты он уже компенсировал. Я быстро переписал отчет, расписался кличкой и протянул бумагу Визгуну.
— Я мог бы каждый раз в отчете писать сумму больше, ведь вы же со мной работаете, тоже тратите свои деньги.
Визгун непроизвольно оглянулся, будто кто-то мог нас подслушать, глаза тревожно метнулись — я понял, что «завербовал» шефа. Легко и просто, без мозговых усилий: люди гибнут за металл.
— Потом решим этот вопрос, — выдавил он из себя. — Ты, пожалуй, прав!
От шефа я ушел с большой уверенностью, что мне теперь не будут дышать в затылок и меня он снимет с мушки.
Вечером мы пошли с Галкой в «Парадиз» посмотреть два фильма, поужинать там и поболтать. Она мне нравилась, но, честно сказать, я не знал, что с ней делать, вести на конспиративную квартирку — Визгун может мне этого не простить. Снять номер в гостинице — Галка удивится, и обязательно начнутся расспросы и подозрения, а может быть, и донос настрочит. В этой заграничной колонии все о всех знают, а от кого ждать пакости — не знаешь. Гулять с ней весь вечер — можно обалдеть и заболеть от половых желаний. Но Галка сама нашла выход из положения, наверно, тоже думала, как бы со мной пофакаться.
— Давай никуда не пойдем. Купим вина, я приготовлю ужин. Верка, моя соседка по квартире, с Бушагиным. До двенадцати ночи ее не будет. Ты согласен?
Еще бы я не был согласен! Я же не идиот!
После трех рюмок бренди Галка слегка захмелела, и ее потянуло на откровенность. Она стала объяснять мне, как я ей нравлюсь, что, возможно, она в меня влюбилась. Если бы у нас были теплые отношения, то она могла мне сделать блестящую карьеру.
— Ты даже не представляешь, кто я? — понесло ее на признания. — Мой родственник Фирюбин, — с гордостью сказала она. — Это тебе о чем-нибудь говорит?
Я налил еще по одной, мы выпили. Конечно, я знал, кто такой Фирюбин — заместитель министра иностранных дел, а его жена — министр культуры Екатерина Фурцева, член Политбюро и в приятельских отношениях с самим Никитой Сергеевичем. Да, для карьеры Галка годилась, достаточно на ней жениться, и быстро полезешь в гору. На какую высоту влезешь — зависит от того, сколь долго Фурцева — Фирюбин просидят в своих креслах.
— Тебя возьмут в аппарат МИДа или поступишь в Академию внешторга и поедешь торговым советником в какую-нибудь приличную страну, — изливала она вслух. свою мечту, будто мы уже сладили с ней.
— А ты что будешь делать? — спросил я небрежно, прикидываясь пьяным, словно передо мной был кандидат на вербовку.
— Могу с тобой, как жена. А могу тоже работать. Как скажешь! Мы, наверное, будем хорошей парой.
— Какие у тебя отношения с Волошиным? — спросил я о том, что давно хотел узнать после поездки на Красное море. — Ты спала с ним?
— Спала! — призналась она легко. — И с Бушагиным. Но они оба свиньи! Я им еще устрою! Я злопамятная!
«Наверное, предлагала им карьеру, чтобы они женились на тебе», — подумал я, и что-то во мне восстало против девушки.
Нет, я на тебе не женюсь, делать карьеру не буду. Может быть, я последний дурак, и во мне говорит молодость, бесшабашная независимость, и поэтому я так себя веду. Нет, Галка, я на тебе не женюсь и спать с тобой не буду. Ты же меня потом зачислишь в свиньи, в одно стадо с Бушагиным и Волошиным или еще с кем. Может быть, я не прав: карьера в наши дни — это своего рода капитал. Высоко залезешь, получишь индульгенцию на круг общения, в который сам никогда не попадешь и не пробьешься, будь ты семи пядей во лбу. Вон, Аджубей, что он, умнее меня, талантливее? Возможно, даже был ничтожеством, но женился на дочери Хрущева, и теперь говорят: «Не имей ста рублей, а женись, как Аджубей». Если девка красавица и не дура, то она этот капитал заложит с выгодой на всю жизнь. Я ведь тоже имею солидный капитал в этом плане и могу его вложить в свою карьеру. Не забывай только, что жить тебе с ней годами, а она элементарная блядь, которая ляжет под любого. А у тебя — карьера и рога — заманчивая перспектива! У нее свой расчет — она хочет замуж и высокого положения, потому и спит, с кем хочет — вдруг клюнет.
Мы выпили еще, и Галка отключилась. По всем правилам неписаной науки о сексуальных связях я должен сейчас ее раздеть. Я раздел, положил ее на кровать, груди у нее были мягкими и свисали набок, совсем неаппетитно. Я подумал, что она слишком увлекается мужиками, все тягали эти груди, поэтому они так и свисают. Конечно, это была чушь, просто я себя настраивал против нее, потому что боролся с возникшим желанием. Хотелось отбросить всякое самокопание и получить хоть и от пьяной, но удовольствие, которого был давно лишен. Все же я переборол закипающую в себе страсть, накрыл Галку простыней, вышел из спальни и сел за стол. Полстакана бренди выпил залпом, закусил.
Незаметно в комнату вошла Верунчик: полненькая, типичная хохлушка с ямочками на щеках и пухлыми губами. Она не была красавицей, но милая и приятная на вид, да притом еще грудь имела, пожалуй, под четвертый номер. Последнее обстоятельство, видимо, и подхлестывало мое желание трахнуть Веру.
— Я тоже хочу выпить, — сказала она жеманно и улыбнулась своей обвораживающей улыбкой.
Во мне сразу взыграл бес, я вскочил со стула.
— Верочка, лапочка, до чего же ты хороша! На тебя не насмотришься. Сколько ни смотри, а глаз оторвать не хочется.
Конечно, Верка сразу развесила уши — давай скорей лапшу! Я пододвинул ей стул, налил в Галкин стакан бренди и себя не забыл. Мы чокнулись.
— Я хочу выпить за такую прекрасную девушку, настоящую русскую красавицу. Жаль, что у тебя нет косы. Повезет же кому-то в жизни, если ты полюбишь! Я пью за то, чтобы твоя красота доставляла нам эстетическое удовольствие. Чтобы, взглянув на тебя утром, мы весь день были в прекрасном настроении.
Верунчик покраснела, видно, хорошо ее вымазал елеем, хотя, наверно, знала сама, что не красавица. Да и ноги у нее подкачали: во-первых, росли не из-под мышек, а во-вторых, были «музыкальными» — напоминали собой ножки рояля.
— Толик, а ты бесстыжий подхалим и трепло! — возразила она, явно довольная комплиментом.
Мы выпили, я наговорил ей всякой чепухи про чудесные руки и, осмелев, про ее великолепные груди, к которым мне бы очень хотелось приложиться губами. Верка раскраснелась и с улыбкой легонько шлепнула меня по щеке.
— А где твоя пассия? — спросила она, оглядываясь.
— Пассия ку-ку, — ответил я и указал на дверь спальни. — Она нажралась быстрее, чем у нее возникли какие-то желания. Не люблю пьяных девушек. Если выпивши — да, а пьяных — нет!
Мы допили бутылку, начали еще одну, и я решил, что уже настало время нам с Верой целоваться. Я выдал ей дифирамб про ее губы и сказал, что умру, если она не позволит мне их поцеловать.
Конечно, Вера позволила мне все, все, все. Видать, с Бушагиным у них что-то не склеилось, и она пришла домой удрученной. Но тут ей дико повезло: подруга напилась и в наличии оказался мужик, да еще какой! До баб особенно охоч!
В половых сношениях она была первоклашка и признавала только рабоче-крестьянскую обстановку: чтобы в комнате был погашен свет, чтобы она лежала на спине, а я сверху на ее телесах. Да еще, в придачу ко всему, я старался сам, она мне даже не помогала. Когда она удовлетворилась, я и не заметил. Хотел было изменить позицию, чтобы она для разнообразия постояла на коленях, но эта корова, хоть и пьяная была, оскорбилась до ужаса и сказала с возмущением, что не предполагала во мне пошлого развратника и извращенца. Не знаю, кем бы она меня еще обозвала, предложи я ей что-нибудь у меня поцеловать.
Вот тут уж и начинаешь думать, а кто же лучше в постели: Галка, которая перепробовала, наверное, всех, с кем хотела и как хотела. Или эта корова, которая думает, что, позволив мне поупражняться в рабоче-крестьянской манере, осталась чуть ли не целомудренной. Чтобы знать, надо сравнить.
Через пару минут после нашего, извините за выражение, факанья, Верунчик удовлетворенно засопела, видно, уже встретилась с Морфеем.
Мне очень не хотелось уходить вот так, непонятно как, и я пошел к Галке. Она спала, тихо посапывая, приоткрыв свои нежные губы. Но стоило мне только провести рукой по ее грудям, спуститься до лобка и погладить, как она, не открывая глаз, прошептала:
— Толечка, я очень тебя хочу! Я вся трепещу от желания! Сделай так, чтобы нам было приятно обоим.
Сколько в ту ночь продолжалась наша любовь, сказать трудно, да и время было для нас не обязательно. И все, что я делал, я твердо знал, что не ради карьеры, а собственного удовольствия для.
Измученные и ослабевшие, мы лежали рядом, Галка положила свою головку ко мне на плечо и тихо, почти шепотом спросила:
— Я тебе подхожу?
Я повернулся к ней и поцеловал ее мягкие губы.
— Или Верка лучше?
Вот это она мне отвесила, разведчик чертов! Баба тебя провела как младенца. Она притворялась с той минуты, как пришла Вера, и, наверное, подглядывала за мной, как я извивался перед толстушкой, но не мешала нам. Знала, на что способна подруга, а точнее, что она ни на что не способна в постели, и дала возможность мне в этом убедиться. Да, но я мог после Веры уйти и тогда было бы все потеряно. Куда бы я делся? После Верунчика хочешь не хочешь, а пойдешь к Галке — слишком сильным было желание, и оно осталось неудовлетворенным.
— Забудь! Верки нет и не будет! Если хочешь, чтобы у нас все было хорошо, забудь и про карьеру. До тех пор, пока мне с тобой хорошо, мы будем вместе.
— Я все поняла. — Она поцеловала меня долгим поцелуем и даже прикусила мне губу. — Чтобы ты меня помнил!
Домой я пришел около двух ночи. С улицы увидел, на кухне горит свет.
«Шеф ждет меня», — подумал я уверенно. И действительно, Визгун расположился на кухне, пил кофе, прикончил полбутылки коньяка, что стоял у меня в холодильнике. Накурил он, как в общественном сортире в театре. Окурков в пепельнице я не считал, но их было штук пятнадцать — видно, давно он меня ждет.
— Завтра вылови своего рыжего англичанина. Так как вы через два дня расстаетесь, я подключу к тебе Бушагина, передашь ему и подумай, как это поестественней сделать. Можешь предложить вариант?
— Чтобы он был обязательно с девушкой, притом интересной, — с ходу я начал выдавать вариант. — Я заметил, что Гордон посматривает на них. Ее легенда: американка польского происхождения, туристка. Пусть крутятся у пирамид, приглядятся к рыжему. Он нас заинтересовал?
— Еще как! Шеин прочитал твой рапорт, тут же связался с Москвой и последовал приказ — любыми средствами добыть двигатель. Вербовать его пока не будем — все должны сделать деньги. Завтра будет информация на рыжего из Лондона. Как ты думаешь, откуда приехал Бушагин?
— Его фамилия «Бушейган» — ничего не меняйте, только букву «а» на английский манер. Он из Южной Африки — бур. Это лучшее ему прикрытие. Я подумывал «похоронить» своего финна и стать буром. Теперь отдаю легенду.
— Идея хорошая. А девку мы возьмем у польских специалистов, они работают на строительстве перерабатывающего завода.
Так, за полчаса мы разработали план охвата рыжего англичанина, чтобы купить двигатель «роллс-ройс». Любая страна на Западе может приобрести у англичан этот двигатель без особых помех, заключив контракт и уплатив требуемую сумму. Но нам, странам социализма, никто не продаст техническое достижение Запада. Поэтому мы хотим воровски купить и увезти французский «Мираж-IV», теперь двигатель и, наверное, многое другое добываем таким путем, чтобы не тратиться на длительные разработки. Я патриот и радуюсь тому, что можем украсть какие-либо секреты для своей Родины и не позволить этим «ястребам» застать нас врасплох или недостаточно технически оснащенными в военном отношении. И я сделаю все возможное, чтобы эта операция прошла успешно.
Утром позвонил в «Хилтон», Голденбридж был на месте. Он искренне обрадовался моему звонку, и Мы договорились встретиться после трех, когда начнет спадать жара. Позвонил Визгун и сказал:
— Рыжий — стоящий парень. Можешь в свои расходы заложить сумму побольше. Где будет встреча с Бушейганом?