Между прочим, у него за Сталина никогда не пили.
Именно там я впервые услышал новые и странные стихи новых молодых поэтов – Евтушенко, Рождественского, Вознесенского, Ахмадулиной.
И на Новый 1961-й год он меня тоже пригласил к себе.
Нас было довольно много, но из молодежи только я один, если не считать нескольких детей-школьников. Разговор шел, в основном, по-русски, хотя иной раз звучала и грузинская, и армянская речь.
Один режиссер-грузин разорялся насчет малоизвестного тогда Окуджавы:
– Нет, но он же грузин! Он окончил наш же университет! А пишет по-русски. А нам нужно поднимать нашу поэзию.
– Простите, – встрял я. – Мне кажется, Грузии грех жаловаться на недостаток хорошей поэзии.
Дело в том, что наша преподавательница грузинского рекомендовала заучивать и декламировать вслух грузинские стихи. Что я и делал, продираясь сквозь тексты со словарем. Так что я тут же выдал наизусть четверостишие из Галактиона Табидзе.
Знающие грузинский дружно захлопали. Режиссер улыбнулся, подсел ко мне и заговорил по-грузински:
– Неплохо, молодой человек, неплохо. Зовите меня просто Шота. А теперь позвольте мне поиграть в Шерлока Холмса: вы из Сухуми, но вы не мегрел.
– Пятьдесят на пятьдесят, – ответил я.
– Интересно, интересно! Вы еврей?
– Нет.
– Абхаз?
– Нет.
– Армянин?
– Да.
– Но не из Сухуми.
– И вообще не из Абхазии.
– Сдаюсь.
– Из Еревана.
– Не верю!
– Не верьте.
– А где вы учились в школе?
– Там же, в Ереване.
– А откуда у вас грузинский с мегрельским акцентом?
– Хоть я и на русском потоке, но мы обязаны учить грузинский. И я только сейчас сообразил, что у нас в общаге на нашем этаже больше половины мегрелы, а остальные сплошь из Абхазии.
– Вот те на! И сколько лет вы среди них живете?
– Полгода.
– Вы шутите?
– Ни капли.
– И вы говорите по-грузински, пусть и не очень складно, но с усвоенным на слух мегрельским акцентом!
– Мне всегда легко давались языки.
– А как у вас с русским?
Я выдал наизусть первые две строфы "Онегина".
– Без акцента! Замечательно. – Он стал внимательно рассматривать меня, в фас и в профиль. – Благородный хеттский нос, густые брови… Молодой человек, а вы когда-нибудь играли на сцене? Хотя бы на любительской?
– Да, в школе.
– Давайте выйдем на балкон, чтобы никому не мешать.
Мы вышли на балкон, там было довольно холодно.
– Помните что-нибудь?
Я исполнил один из монологов Молчалина. Он зааплодировал:
– Великолепно! Молодой человек, мы с вами еще обязательно встретимся!
– С удовольствием.
Да, он был прекрасной публикой. Но я ошибся. Потом удовольствия было мало.
Зачеты я сдал вовремя, зимняя сессия прошла удачно, без хвостов, без троек и лишь с двумя четверками. Предвкушая заслуженный отдых, я вернулся с последнего экзамена в общагу – и, буквально, на пороге был остановлен человеком в сером плаще:
– Владленов Владимир?
– Да, это я.
Он предъявил мне красную книжечку и коротко приказал:
– Принесите паспорт. Машина ждет за углом.
В машине с занавешенными окнами было трое. Во время езды они забрали у меня паспорт и тут же обыскали, правда, не слишком тщательно. В конце концов, через двойные ворота мы въехали во внутренний двор здания КГБ.
Из машины меня буквально вытолкнули. Человек в сером плаще не повел, а просто погнал меня вперед. Мы зашли в здание, прошли по коридору и вошли в какую-то большую комнату явно медицинского назначения. Он скомандовал:
– Раздевайтесь. Догола. Часы тоже снимите, и носки.
Часы были хорошие, подарок Алмаст Ишхановны к окончанию школы. Я их засунул во внутренний карман пиджака – к деньгам – и разделся. Все это было очень похоже, по рассказам, на арест. Сейчас устроят досмотр личных вещей и личной задницы, потом…
В дверь вошли пять человек в белых халатах и трое в костюмах. Серый плащ исчез.
Мои вещи их не интересовали, зато мне устроили подробнейший медосмотр, включая задницу и детородные органы. Причем они перечислили все мои мелкие и не очень мелкие болячки с ранних лет, а потом перешли к обсуждению:
– Полуголодное детство, но с тех пор он, в целом, мышечную массу набрал.
– Добрать кило два-три ему не помешает.
– Даже пять.
– Доберет, не страшно.
– Хороший рост.
– Большой объем легких.
– Высокий мужчина, некурящий, родился и вырос в Ереване, в сухом горном климате.
– Глаза здоровые.
– Тонкий слух.
– Похоже, мало половых актов.
Вот черт, и как они разглядели!
– Дело наживное.
– Тело, в целом, гибкое. Хотя и недостаточно спортивное.
– Наработает.
Под конец подали голос костюмы:
– Брюнет, хеттский нос, густые брови…
– При классическом овале лица.
– Вырос в детдоме, не маменькин сынок, за кулаком в карман не лезет, навыки актерской игры, хорошо играет в карты, отличная память, талант к языкам, толковый студент мехмата. Владленов, одевайтесь (это мне).
Вроде не арест.
Мы сидели в просторном кабинете за столом, трое в ряд, я напротив. Но говорил только один, тот, что постарше, сидел в середине:
– Владимир Рубенович, прежде всего, за КГБ есть небольшой должок.
– А именно?
– Ваш отец Владленов Рубен Давидович умер второго февраля пятьдесят второго года в заключении. Реабилитирован посмертно, вам была выдана справка. Ваша мать Владленова Белла Александровна, урожденная Абрамова, жива…
– Как?!!
Конец ознакомительного фрагмента.