Их корабль прошел Гибралтар и уже поворачивал к Малаге – первой остановке на своем маршруте, – как к поручику обратился коренастый широкоплечий мужчина, чрезвычайно загорелый и поэтому выглядевший довольно молодо. Макарову показалось, что он уже его где-то видел, причем совсем недавно. Он заговорил на английском, совершенно безупречном; поскольку речь шла о погоде, то Владимир не особенно вслушивался в его слова. Он ожидал услышать пароль и боялся его пропустить, поскольку, не будучи слишком силен в этом языке, пытался заранее составить правильный отзыв. Пароля все не было, и он вопросительно взглянул не столь неожиданного собеседника.
– О, простите! – воскликнул тот, – я ведь не представился. Меня зовут Майкл. Майкл Сквейдж. – и он тут же перешел на французский, не столь блестящий, как английский, но довольно сносный – Не далее, как вчера, вы любезно помогли мне выйти из довольно затруднительной ситуации в мелочной лавке, где я купил эту прекрасную курительную трубку. Помните?
Макаров уже его вспомнил; просто во вчерашнем магазинчике было довольно темновато. Он в ответ назвал себя и поинтересовался, почему Майкл не прибегнул к французскому языку, общаясь с продавцом, не желающим понимать английскую речь.
– Вот именно! Поэтому и не обратился, ведь эти цветные в упор не желают признавать нас, англичан. А что мы им такого плохого сделали, чтобы так к нам относиться? Скажу вам честно, я хотел поймать этого мавра на каком-нибудь жульничестве, обычно применяемом ими против людей, не понимающих их арабский или французский. Но тут появились вы и все … – Майкл сделал крошечную паузу и добавил, – и все устроилось.
– Признайтесь, вы хотели сейчас сказать – появился я и все испортил! – заметил поручик.
– Ничего подобного! Даже и не думал такого! – он рассмеялся открыто и располагающе, давая понять, что тема исчерпана. – Причина моей приверженности к родному языку довольно банальна, я долгое время жил в Индии, где все говорят только на английском, я даже забыл, что на свете существует еще и такой язык как французский. Ну, это я в шутку! Тем более, как мне известно, вы ведь русский? Я угадал? Ну и отлично, и не смотрите на меня так подозрительно, я отнюдь не шпион! Просто я шел сзади, когда вы принимали приветствия от своих земляков на верхней палубе. И знайте, я очень уважаю русских людей. Один ваш генерал Скобелев чего стоит! У англичан тоже немало выдающихся людей, но русские, они другие. Вот Корнилов и Нахимов, они ведь вдвоем, по существу брошенные своим руководством во главе с царем, воевали против двух таких великих армий и выстояли. Погибли, но выстояли. Подумать страшно, какой ценой англичане с французами отбили этот кусочек Севастополя, который в стратегическом плане, после того, как русские утопили свой флот, ничего не решал. Но – отбили, слово неверное, никто ничего бы не отбил, если бы ваш князь Горчаков не приказал защитникам города отойти на Северную сторону. Эту команду он бы отдал намного раньше, просто ему пришлось дожидаться, пока смерть заберет этих замечательных героев. Князь их попросту боялся. При их жизни такие приказы были недействительны. – Майкл продолжал разглагольствовать в том же духе, а Владимир к своему огромному удивлению только сейчас обнаружил, что перед ним именно человек по кличке Марс, немецкий агент, чью фотографию он сжег сегодня утром в гостиничном номере; он намеревался теперь отыскать на корабле оригинал и установить за ним тайное наблюдение. А он сам навязался со знакомством! Прямо фантастика какая-то! Он несколько растерялся и не представлял своих дальнейших действий. Ему сейчас лучше всего как-то отделаться от лже-англичанина и обдумать ситуацию наедине. Он взглянул на часы и извинился: простите, мистер Сквейдж, у меня важная встреча. И он срочно поспешил в свою каюту. Возле двери стоял стюард с сифоном в руках: «я могу войти, мистер? я должен поменять вам воду». Как некстати, подумал Макаров, но кивнул и вошел следом, а слуга взял с подноса графин и поинтересовался: «не встречались ли мы когда-то в Сфаксе, мистер?»
– Ну, наконец! – обрадовался поручик и назвал отзыв. – А я уже начинаю думать о всякой чертовщине. Как мог человек, которого я прежде даже не представлял, отыскаться сразу в многотысячной толпе? И не только отыскаться, но и напроситься ко мне в знакомство. Как?
– Ничего удивительного, это могло быть простой случайностью. В жизни подобные события происходят на каждом шагу, просто мы их не замечаем. Вам что, никогда не приходилось в многомиллионном городе пересечься в течение дня с одним и тем же субъектом?
Владимиру пришлось признать, что иногда, хоть и не часто, но такое случалось.
– Так вот, – продолжал стюард, – а здесь всего лишь восемьсот пассажиров да сотня команды. Вероятность подобных встреч в тысячу раз вероятнее, так что успокойтесь. Продолжайте общение, но не забывайте, перед вами возможно тонкий психолог. Ваша задача на судне проста: устанавливать контакты англичанина. В Марселе мы передадим его другому человеку. А пока наблюдайте, с кем он будет общаться, и за всем, что будет происходить рядом с ним и сообщайте об этом мне. Я ваш связной и помощник, но вы ко мне не подходите, я сам вас найду. Если будет что-то срочное, положите записку под скатерть вот здесь и попросите сменить воду в графине.
И он ушел, а поручику пришлось вернуться к немецкому агенту Марсу, который с таким воодушевлением играл роль англичанина, представителя торговой компании. И вспомнил Перколе в его амплуа историка и археолога, и себя – страхового агента, и Пешкова – простого пехотного майора, и подумал: «все мы здесь актеры, причем весьма злодейского театра».
Следует признать, с Майклом Владимиру по-настоящему интересно, ибо тот долгое время служил в Индии, стране совершенно не известной для большинства европейцев, поэтому есть что послушать. Правда, все его рассказы о местной экзотике и нравах индийцев неизменно скатываются к политике. Но, видимо, по-другому уже никто и не представляет общение: время наступило такое – все упирается в нее. Майкл заядлый шахматист, он может целый день провести за доской и при этом сочетать игру с красочным повествованием. Владимир на такое не способен, заслушавшись, он слабо контролирует игру и почти все время проигрывает. Возможно, это хитрый прием его противника, но он относится к этому снисходительно и нисколько не обижается. Вот и сейчас, англичанин рассказывал только что про обезьян и вдруг сменил тему.
– Вы представляете, с каких давних времен Англия и Индия связаны между собой? Нет? Тогда скажу вам – более трехсот лет. Это было время выдающихся покорителей морей и океанов! Если вы только взглянете на карту, то изумитесь: какие огромные расстояния разделяют эти страны. Но для человеческого разума расстояния никогда не являлись существенным препятствием. Тем более, когда ты долгое время живешь в Индии среди своих земляков, то начинает казаться, что ты на Британских островах. Великая Ост-Индская компания обрела жизнь еще в 1600 году, и с тех пор ее помыслы были направлены на развитие беднейшего полуострова Индостан с его терпеливым народом, нищими и бесправными хиндустанцами, бенгальцами и тамилами.
– И что же? все это время совершенно бескорыстно? – поинтересовался Макаров.
– Не задавайте ехидных вопросов, вы ведь, надеюсь, не коммунист? Это они бесконечно кричат о своем бескорыстии. Нет, мы, конечно же, всегда стараемся работать с обоюдной выгодой. Как все нормальные люди. Англия нуждалась в пряностях, чае, опиуме, шелковых тканях и многом другом, а взамен мы возводили города, строили для индусов больницы и школы, проводили шоссейные и железные дороги. Я уже сказал вам, что это настоящая история, и в ее основе лежало стремление людей к общению и натуральному обмену, что в те времена являлось основным движителем прогресса. Простите, вам шах, поручик, а следующим ходом я забираю вашего ферзя! Вы будете играть новую партию? Прекрасно, тогда я продолжу свой экскурс по славной истории Великобритании. Вест-индская компания просуществовала до 1858 года и здравствовала бы и поныне, если бы не эти бесконечные восстания индусов, особенно последнее 1857 года.
– В чем же дело, Майкл? Неужели им так надоел прогресс? Какие же они отсталые! А как же обоюдная выгода?
Англичанин махнул рукой: шутки у вас, Владимир, типично советские. Я начинаю подозревать, что передо мной вовсе не эмигрант времен гражданской войны, а самый заурядный агент чека. Нужно будет шепнуть, куда следует.
– Можете шептать, чека у них уже давно нет, – парировал Макаров, – а вам шах!
– Если бы вы были честным человеком, то сказали бы: чека у нас давно нет! Но вы хитрый, –продолжал смеяться Сквейдж, – но речь моя вовсе не о том, как разрушили столь славную компанию, и не восстание тому виной, а сами англичане. По каким-то малоизвестным законам, замечено, что обычно сами родители разрушают все то, что создано в их семье с таким трудом, хотя, к счастью, так бывает не всегда. Но речь, я еще раз повторюсь, о том, что благодаря ее усилиям и на ее же капитал Англия приобрела десятки колоний в трех мировых океанах, вдохнула в них жизнь, именно тем, что создала там законодательные, медицинские, просветительские и другие столь важные системы.
В этот момент прозвучали склянки, приглашающие обедать, и соперники, оставив партию, явно склонившуюся к безоговорочной ничьей, отправились в кают-компанию. Столик у них на троих, вместе с ними сорокалетний капитан французского иностранного легиона Стив Фариссон, уволенный из армии по контузии. Майкл принял его сразу с недоверием: «признайтесь, Вольдемар – это ведь ваш человек? Слишком он смахивает на выходца из России, поскольку сочувствует коммунистам. И потом – эта контузия! Контузия, а не ранение лишь только потому, что она в отличие от ранения внешне незаметна». «Но ведь это вы, а не я пригласили его за наш стол, – возражает Макаров. Майкл на секунду задумывается, – неужели я? Ах да, он ведь стоял посреди зала, озираясь, а следом приближалась дама, явно намереваясь присоединиться к нам. А ведь это была бы катастрофа для нашей мужской компании. И я был вынужден его позвать к нам, его – вашего тайного агента, – смеется Майкл. Обедают они, обычно молча, но когда подают десерт и выпивку англичанин продолжает политические дискуссии, начатые за доской.
– И вот теперь, когда Англия с превеликими лишениями для своей короны создала столь привлекательные системы, позволяющие беспрепятственно и плодотворно вести бизнес в этих заброшенных прежде странах, когда все это воздвигнуто тягчайшим трудом и взлелеяно в муках, теперь появляются хищники, желающие отобрать все это при помощи грубой силы.
Владимир вопросительно посмотрел на англичанина. – Хищники?
– Да, самые настоящие! Алчные и грубые, и все это называется немецким реваншем.
– Вы думаете, что Гитлер собирается напасть на Великобританию? – вмешался Фариссон.
– Уверен на сто процентов! – продолжает горячиться Сквейдж, – но не только на нас, но и на вашу Францию тоже. Хотя у нее, несчастной, и отбирать то нечего, она уже и так растранжирила все свои колонии. А вот у нас ему, конечно же, есть чем поживиться. А для войны многое потребуется!
– Но ведь очень многие считают, что первой мишенью у Гитлера будет все-таки Россия! – не соглашается капитан, – да и сами немцы вовсе этого не скрывают.
– Обман! Везде сплошной обман! Напасть на Советский Союз, имея за спиной две такие мощные державы, фюрер не рискнет. Первой будет Франция, затем Англия. Хотя нас может спасти пролив. Но не думаю, что это может быть столь серьезным препятствием для вермахта. Недаром немцы делают упор на авиацию и флот. Да еще и с подводными лодками.
Покончив с десертом, они вернулись к шахматам. Фариссон сидит с ними, в шахматы он не играет, видимо его заинтересовал политический диспут, затеянный англичанином. Хотя для Макарова понятно: немецкий агент или прощупывает общественное мнение, или же вбрасывает дезинформацию. Ладно, посмотрим, что будет дальше.
– Так вот, насчет флота и, особенно подводных лодок, у немцев взят курс еще с четырнадцатого года. А сейчас они продолжают его усиливать, ясно, что все направлено против великой морской державы, моей страны, – продолжает Майкл, начиная новую партию. Поговорив немного о Первой мировой, он неожиданно припомнил совсем ветхую старину: семилетнюю войну 1756 года. Переход этот сделан неспроста. Англия в ее ходе разгромила Францию и увенчала свой триумф, отобрав у французов Канаду, Южную Каролину и полностью вытеснив их из Индии. Но причина, оказывается, не только в этом. Сквейдж использует момент, чтобы лягнуть Россию и провести удачную на его взгляд политическую параллель. – Россия воевала в союзе с Англией и превосходно выполнила свою миссию, разгромив пруссаков во главе с непобедимым Фридрихом, чего тот никак не ожидал, но затем вдруг заключила мир с этой же поверженной Пруссией. Как вы все это объясните нам, уважаемый?
– Я не настолько силен в знании столь отдаленных событий, но помню еще из гимназического курса истории, что Петр Третий родился в Пруссии и до 1742 года, а это целых четырнадцать лет, он носил имя Карл Петер Ульрих. И еще он с самых юных лет преклонялся перед прусским королем Фридрихом, так что не столь уж удивительно, что вступив в декабре 1761 года на российский престол, он тут же через один или два месяца заключил союз с Королевством Пруссии. Нужно не забывать, что это все-таки была его родина совсем в недалеком прошлом. Но Елизавета его тут же расторгла, хотя войну не возобновила, видимо, у нее были для этого веские основания. А в июне не стало и самого виновника замирения, Петра Третьего.
– Да? А я и не знал. Я считал, что он дожил до глубокой старости. А в чем причина?
Макаров взглянул на англичанина с подозрением: не может быть, чтобы тому не были известны такие факты. Но во взгляде Майкла искренний интерес, и он решил продолжить.
– Версий его внезапной смерти несколько, но главная – приступ геморроя.
– Да бросьте! – рассмеялся Майкл, – разве от геморроя умирают?!
– Простые люди, может быть, нет. Но вы не забывайте – это был все-таки царь, – возражает поручик. Он уже уловил причину столь сильного любопытства Сквейджа: связав в пару своего коня и слона, он двинулся на левый фланг его позиции, рассчитывая отыграть там две фигуры за одну.
– И не просто государь, а молодой человек, только вступивший на престол и решивший доказать всем свою большую значимость и высокий профессионализм, чем предшествующая ему на этом троне его родная тетя Елизавета Петровна. Вы хотите услышать об этом подробнее, господа?
Майкл не просто хотел, он даже просил, к тому же, его просьбу поддержал Фариссон. И поручик поведал своим слушателям занимательную историю несчастного царедворца.
– Многие историки считают, что полоса невезения для будущего российского императора началась в самом начале его жизни. Его мать, старшая дочь Петра Первого цесаревна Анна, умерла вскоре после родов. А его отец, сын герцога Гольштейнского, скончался, когда мальчику было одиннадцать лет. Поэтому его воспитанием занимались случайные люди, что не могло не проявиться в дальнейшем целым букетом отрицательных черт характера. Ко всему, мальчик с детства пристрастился к вину. Его тетка Елизавета Петровна привезла юношу в Россию, где окрестила под именем Петра Федоровича, поскольку отца звали Фридрих. Теперь претендента на российский трон предстояло сделать семьянином, что и блестяще исполнила все та же царица Елизавета. Она женила Петра Третьего на принцессе Ангальт-Цербстской, будущей великой императрице Екатерине Второй. (В этот момент Владимир сделал рокировку своего короля, на что Майкл, возможно, не обратил должного внимания. Он все еще горит идеей отнять задаром у поручика слона и пешку. Или же он действительно так увлечен этой историей? Как бы то ни было, у него теперь есть шанс обыграть англичанина). У молодых отношения не складывались с самого начала: высокий интеллект супруги не давал возможности найти точки соприкосновения с инфантильным мужем. Помимо этого, был еще какой-то физический изъян у молодого государя, ограничивающий его способности в постели. И только после того, как ему сделали соответствующую операцию, в 1754 году родился сын Павел, тоже будущий император. Это событие нисколько не улучшило отношения в царской семье: Петр завел любовницу и совершенно отдалился от жены. Неизвестно, как бы сложилась дальнейшая судьба Екатерины, если бы не братья Орловы. Возможно, что на царском троне никак бы не удержалась привезенная из Германии, а затем брошенная всеми юная фройлен, и к славе России, у ее руля не стала бы столь замечательная самодержица. Алексей Орлов, будущий герой Чесменского сражения, и его брат красавец Григорий, безумно влюбленный в беззащитную на тот момент молодую женщину, действовали молниеносно. Утром 28 июля Екатерину перевезли из Петергофа в Петербург и провозгласили императрицей, затем с группой гвардейцев отправились опять в Петергоф, где находился Петр Федорович. Для свиты братьев не составило большого труда расшвырять «голштинскую стражу» и увезти его в Ропшу, где он и подписал отречение. Но случилось нечто непредвиденное – Петр Третий там внезапно скончался, и никто не мог точно утверждать, при каких обстоятельствах это случилось.