Тогда Лавернь решил внедрить Носовича в создаваемый большевиками штаб Северо-Кавказского Военного округа на должность начальника штаба округа. Его задачей было оказание содействия французскому консулу в Царицыне Шарбо, а также саботаж и дезорганизация Красной Армии. По стечению обстоятельств французское консульство располагалось в том же здании, что и штаб округа, что должно было облегчить связь.
Носович потребовал также установить связь с генералом Алексеевым в Новочеркасске и согласовывать свои действия с ожидаемым наступлением на Царицын. Более того, так как у Добровольческой Армии не было тайного представительства в Царицыне, Носович должен был найти там подпольные антибольшевистские организации бывших офицеров царской армии и убедить их поднять мятеж по мере наступления на город казаков и белогвардейцев. Деникин оказался прав – риск был огромен!
Для установления канала связи для Носовича в Новочеркасск к генералу Алексееву был отправлен полковник Страдецкий, но, отбыв, он долго не давал о себе знать. Тогда организация наладила связь через вахмистра «Серёжу», не раскрывая о нём более никакой информации. Через «Серёжу» Носович также встретился с полковниками Бриедисом и Перхуровым – представителями антибольшевистского «Союза защиты Родины и свободы», основанного руководителем боевой организации партии социалистов-революционеров Борисом Савинковым. Но дальше первой встречи отношения не продвинулись.
4-го мая в Москве начальник административного управления Генерального Штаба большевиков и бывший царский генерал-майор Серебрянников оформил назначение Носовича на должность начальника штаба Северо-Кавказского Военного округа и тот занялся подбором кадров. Критерий был один – бывшие царские офицеры. Своего друга Чебышева Носович назначил начальником артиллерийского управления. Заместителем Чебышев выбрал конного артиллериста полковника Сухотина. Двоюродный племянник Чебышева поручик Тарасенков также попросился в штаб и порекомендовал подпоручика Льва Садковского и поручика Сергея Кремкова – сына генерала Кремкова. Все трое были назначены адъютантами Носовича.
На должность начальника хозяйственного управления штаба Чебышев предложил Старикову.
– Женщину?! – возмутился Носович.
– Вдова подполковника Старикова. Служил в штабе округа в Петрограде. Два месяца назад расстрелян большевиками за подготовку восстания.
Носович более не возражал.
Из Петрограда был вызван моряк капитан 2-го ранга Лохматов и также вошёл в состав штаба.
12-го мая начальником мобилизационного управления был назначен ещё один близкий друг Носовича полковник Ковалевский – бывший начальник отдела контрразведки штаба Минского Военного округа и помощник начальника оперативного управления отдела разведки Высшего Военного Совета Императорской Армии России. Носович решил пока не делиться с Ковалевским задачами, поставленными перед группой.
Связь с Москвой предполагалось поддерживать через французского консула Шарбо, курьеров Страдецкого и адъютантов Носовича и Чебышева. По сведениям Шарбо, гарнизон Царицына насчитывал всего лишь 3000 человек, из которых 800 были латышскими стрелками. Начальником охраны гарнизона был сербский офицер Вуясинович, связанный с подпольем.
27-го мая Носович со штабом прибыл в Царицын. В тот же день из Москвы Шарбо получил шифрованную депешу с приказом установить связь с Носовичем и подключить к работе представителя сербской военной миссии в Царицыне полковника Христича, также связанного с подпольем. В задачу Христича входило склонить к мятежу Первый Сербский Революционный полк, раскватированный в городе.
Чтобы отвести подозрения большевиков, Носович решил ехать в Царицын с женой. Ковалевский прибыл со всей семьёй – женой и четырьмя детьми.
Ещё 2-го мая приказом Троцкого военным руководителем Северо-Кавказского Военного округа был назначен лояльный большевикам генерал-лейтенант Андрей Евгеньевич Снесарев, хорошо знакомый с некоторыми новыми штабистами.
Все против нас
Москва. 22 мая 1918 г.
Паровоз стоял на путях, время от времени напрягаясь и попыхивая белым паром, готовый отъехать в любую минуту. Ночной перрон был безлюден, неприветлив и даже опасен из-за многочисленных банд, наводнивших революционную Москву.
Мой расстрельный комиссар сопровождал меня по приказу Троцкого. Остановившись перед дверью вагона, пропустил вперёд и молча ушёл в ночь.
Вагон оказался категории «люкс». В таком прежде ездили только царские чиновники самого высокого класса. В глубине вагона в конференц-зале за огромным столом сидел пожилой худощавый господин со слегка закрученными вверх усами. Просматривал бумаги, заглядывал в огромные справочники, аккуратно разложенные по периметру всего стола, и что-то записывал. Одет в форму генерал-лейтенанта, на груди ордена Святого Владимира 3-й степени с мечами и Святого Георгия 3-й и 4-й степени.
Услышав мои шаги, генерал поднял голову и посмотрел цепким, ненавязчивым, умным взглядом. Вот как неожиданность! Я не мог не узнать в представительном господине легендарного генерала Андрея Евгеньевича Снесарева, востоковеда, выпускника Академии Генштаба и моего бывшего преподавателя военной географии в кавалерийском училище. Никоим образом не мог я даже предположить, что коммунист Троцкий прикажет содействовать царскому генералу. Или это хитрая проверка? Не факт. Впрочем, в Москве ходили слухи, что «демон революции» не ладит со многими большевиками, выбившимися из социальных низов в гранд-начальники, которых возмущает его неограниченная власть и высокомерие.
В любом случае не буду предпринимать никаких действий и ждать, пока генерал не назовёт пароль.
Мне почему-то в тот момент не хотелось, чтобы Снесарев узнал меня. Впрочем, о моём послужном списке ему вряд ли что-либо известно, поскольку пересекались мы только в училище, после чего генерал служил в Туркестане, Сибири и Минске. Последние должности, если не изменяет память, были по части разведки и контрразведки. Ну как же всё нежданно осложнилось! Или нет?.. Ведь передо мной сидел один из лучших специалистов по стратегии, сбору и анализу стратегической информации, разведчик и контрразведчик самого высокого ранга, работавший, кроме всего прочего, в Индии, Афганистане, Тибете и Кашгарии, участник Брусиловского прорыва, этнограф и кандидат чистой математики!
– Ваше превосходительство, – вытягиваюсь по струнке перед генералом, – разрешите представиться. Бывший унтер-офицер кавалерии Истомин. Прибыл в Ваше распоряжение по приказу товарища Троцкого.
Снесарев явно удивился услышанному. Неужели помнит или знает про мою службу?
– Я, признаться, ожидал увидеть пролетария с царицынских заводов, – медленно произнес генерал, не сводя с меня глаз. – Мне нужен адъютант хорошо знакомый с Царицыным, а лучше, проживавший там. Я совершенно ясно изложил своё мнение господину… товарищу Троцкому и задержался здесь, ожидая Вас. Весь штаб отбыл ещё вчера. И вот вам! Мне присылают какого-то унтер-офицера кавалерии!
– Полагаю, товарищ Троцкий остановил выбор именно на мне по обеим причинам, указанным Вами. Я знаком с армейской службой. Родился и вырос в Царицыне. Если быть более точным, в хуторе Букатин на…
– Левом берегу Волги, – перебил Снесарев.
– Именно так, Ваше превосходительство, – отчеканил я, стараясь не выдать крайнее удивление. Похоже, генерал уже основательно изучил географию Царицынского уезда. – В Царицыне закончил гимназию.
– Недурно, – медленно произнёс генерал, все ещё, казалось, сомневаясь как со мной поступить. – Вероятно, также закончили кавалерийское училище и служили на германском фронте. Так?
– Именно.
Неужели вспомнил? Что далее?
– Вы-то мне и нужны! – неожиданно произнес Снесарев. – Присаживайтесь.
Он аккуратно переложил бумаги и справочники на край стола. Поезд тронулся.
– Могу предположить, Вы изрядно проголодались. Посему предлагаю отужинать, – на лице генерала появилась сдержанная улыбка.
– С огромным удовольствием. Продовольственные карточки получил прямо в кабинете товарища Троцкого, но, как теперь говорят, отоварить не успел.
– Не беспокойтесь. Уверен, в Царицыне они не понадобятся. Накроем ужин и поговорим. А на ужин у нас щи без мяса, но зато с хлебом, правда чёрствым, и похоже месячной давности. На второе – холодец из… чего-то. А на десерт черный чай с рафинадом и пролетарский самогон. Как находите?
– Недурно для голодающей Москвы. Пожалуй, буду всё, кроме самогона.
– Соглашусь.
– А теперь о деле, – произнес Снесарев, закончив ужин. – Через несколько суток мы прибудем в Ваш родной Царицын, где предстоит организовать оборону, – генерал вновь расстелил на столе огромную карту. – Город имеет стратегическое значение, ибо только через него возможны поставки продовольствия в центральные губернии страны, в том числе в Москву и в Петроград. С северо-запада к городу рвётся германская армия с генералом Красновым и гайдамаками. С юго-запада Добровольческая Армия по линии Астрахань-Царицын-Камышин пытается соединиться с уральскими казаками, армией адмирала Колчака и Самарской Народной Армией. С юга продвигаются донские, кубанские, астраханские, терские, уральские и даже – представьте себе! – оренбуржские казаки. После соединения всех этих армий и полуармий совершенно перекроется не только поток продовольствия из южных губерний, но и поставки нефти с Каспия. Наступит полный голод. Автомобили и броневики встанут. Затем объединённая группа армий, скорее всего, двинется вдоль Волги на Москву и решит исход гражданской войны в свою пользу.
– Получается патовая ситуация, – нерешительно произнес я, потрясённый услышанным. – Все против нас!
– Именно так, – невозмутимо ответил Снесарев.
Как всегда, повышенная сложность задачи вызывала у него прилив умственной энергии и концентрацию внимамия к мелким деталям, через которые, как он верил, можно найти самое эффективное решение поставленной задачи.
– К тому же, наше положение усугубляется расположением города, крайне невыгодным для обороны, ибо совершенно отсутствуют естественные преграды – вокруг только степь, а путь к отступлению отрезан рекой.
– В Царицыне говорят Волга, не река, – поправил я.
– Вот как? Любопытно… Царицын с пригородами, фабриками и заводами растянут на несколько десятков вёрст. Придётся собирать значительные силы, которых нет ни в городе, ни у командования в Москве. Окончательно определимся уже на месте, но готовиться необходимо уже сейчас, прямо в дороге. Тем более что времени у нас предостаточно. Учитывая состояние железных дорог и беспорядки по всему пути следования, неизвестно через сколько дней прибудем в Царицын. Я успел собрать кое-какую литературу по данному региону, но крайне мало. Многие библиотеки либо разграблены, либо напрочь закрыты и опечатаны новой властью ввиду, видите ли, вредного для пролетариата содержания многих изданий, а новые ещё не напечатаны и вряд ли скоро будут изданы. Впрочем, я уже имею необходимое представление об уезде и прилегающей территории. И тем не менее, посчитал полезным найти кого-то, кто жил там, дабы получить непосредственную информацию и быстрее сориентироваться на месте. К тому же, неизвестно как меня, в генеральском мундире, примут местные власти. В любом случае, снимать мундир и боевые награды, увольте, не буду. А теперь расскажите о себе.
– Слушаюсь. Отец – дворянин, но сие только титул. Семья обеднела пару поколений назад. Мать – казачка. Закончил гимназию, затем кавалерийское училище.
– Как же Вы сумели закончить гимназию в Царицыне, проживая на левом берегу? Моста-то нет.
– Когда позволяла погода, отец с дедом возили на лодке. Они там торговали рыбой. Зимой сам ходил по льду. А если пропускал занятия, то учился дома и в читальне. Затем сдавал экзамены.
– Отменно, – похвалил генерал. – Так тянуло к знаниям?
– Да. Всегда мечтал о карьере офицера, а не рыбака или ремесленника. А в городе до сих пор нет ни одного военного училища или университета.
– Похвально. Я тут прочитал, что казаки там когда-то построили крепость. Сохранилась?
– Нет, к сожалению. Первая крепость была построена на острове Голодный в 16-ом веке дабы воспрепятствовать набегам астраханских татар на Московию. Потом построили ещё одну, побольше, на правом берегу на слиянии с рекой Царица. На Голодном давно никто не живёт, только скот пасут. Обе крепости были разрушены и сожжены во время казацких восстаний и крестьянских бунтов.
Генерал вновь сосредоточился на карте.
– Железные дороги… Юго-Восточная, Донецкая и Владикавказская ветки… М-да… Все дороги ведут в Царицын. Похоже, битва будет на славу. Понятно, что в уезде живут казаки. А в самом Царицыне?
– Купцы, промышленники и переселенцы, в основном немцы. Есть и иностранное присутствие: консульства, нефтебаза Нобеля, металлургический завод Дюмо и оружейный Виккерса. Имеются орудийный и снарядный.
– Значит, боеприпасы сможем изготовить сами. Уже недурно. Каково население города в данный момент?
– Думаю, около ста тысяч.
На броневике
Москва. Царицын. Май 1918 г.
– Федя, пойдёшь ко мне секретарем в народный комиссариат? Вместе с Надей, – спросил Сталин старого друга Аллилуева.
И Фёдор пошёл – привык повиноваться Сталину, не рассуждая.
Пару месяцев Народный Комиссариат по делам национальностей состоял только из них троих.
23-го мая Орджоникидзе – чрезвычайный комиссар юга России и друг Сталина – телеграфировал из Царицына, что положение в городе неважное, нужны решительные меры, a местные большевики слишком «дряблы». Всякое желание помочь рассматривают как вмешательство в их дела. На станции стоят поезда с хлебом в Москву и Петроград, но не отправляются. А вокруг Царицына бушует контрреволюция.
29-го мая Советом Народных Комиссаров Сталин был назначен руководителем продовольственных заготовок на юге России с чрезвычайными полномочиями. Задача – любыми мерами обеспечить продовольствием голодающие центральные губернии молодой Советской республики. Вместе с Фёдором и его сестрой Надеждой он собрался в Царицын – важнейшую цитадель большевиков и транспортный узел на юге страны, где можно собрать миллионы пудов продовольствия.
4-го июня в сопровождении 450 латышских стрелков и рабочих-красногвардейцев Сталин и Аллилуевы прибыли на Казанский вокзал Москвы, забитый мешочниками и голодными беспризорными детьми. Несмотря на предписание Совета Народных Комиссаров, поезда для них не нашлось. Сталин долго ругался с начальником и дежурным вокзала, показывал мандат народного комиссара, кричал, угрожал и, наконец, подействовало – поезд для них нашли. Но Сталин тут же отказался. Ему нужен был блиндированный эшелон с телеграфом, броневой защитой и платформами для орудий и броневиков. Начальник вокзала под угрозой расстрела всё-таки нашёл нужный состав. Орудия и два броневика установили на платформы. Отряд определили в вагоны третьего класса, а Сталин и Аллилуевы расположились в салон-вагоне, когда-то принадлежавшем звезде цыганского романса Анастасии Вяльцевой, обитым небесно-голубым шёлком. Отправились на юг.
Никто не знал, доберутся ли они до места назначения, ибо на поезда постоянно нападали бесчисленные банды мародёров и отряды анархистов с черными знамёнами. Германская армия продолжала наступление, а на подступах к Царицыну действовали казаки генерала Краснова и Фицхелаурова.
Сталин спал в салоне, а брат и сестра в отдельных купе. Поезд двигался медленно. Железная дорога была забита военными эшелонами и брошенным порожняком. Нередко пути были разобраны анархистами и казаками. По ночам наркомовский состав проскакивал станции без остановок или прятался на запасных путях. Станции были не менее опасны, чем пространство между ними: тёмные, грязные, на платформах пьяные солдаты, звуки гармони, песни, а ещё чаще выстрелы. Впрочем, поезд мог постоять за себя.
В пути получили телеграмму Орджоникидзе: «В Царицыне восстал отряд анархиста Петренко. Напали на эшелон с золотом и драгоценностями, изъятыми нами у городской буржуазии. Всё разграбили и устроили митинг. Я с отрядом их окружил и заставил сдаться.»