Темнота его не пугала, ему нравилось сидеть в полумраке и наблюдать за тем, как по свечам медленно сползают тягучие восковые слезы. И сразу же захотелось взять в руки скрипку и сыграть ту самую мелодию, которую играл дьявол, сыграть самому, без его помощи.
Ник и сам не верил в то, что у него получится, но, когда смычок коснулся струн, скрипка ожила. Она облегченно вздохнула и неуверенно прошептала первое заклинание. А потом руки вспомнили то, что делали уже много раз, мелодия полилась так легко, как будто все, что ее сдерживало до этого момента, растворилось лишь от одного взмаха смычка.
Легкие тени заскользили по стенам в старинном танце. Музыка закружила их, и теперь они казались живыми. А за окном началась настоящая буря. Порывы шквалистого ветра, возникшие неожиданно, бились в закрытую форточку и гнули деревья, которые при этом жалобно стонали. Гул стоял такой, что казалось, будто весь мир превратился в один большой улей.
— Ты смотри, — услышал он у себя в голове голос дьявола, — сам справился! Я рад, что не ошибся в тебе, ты оказался достойным учеником.
— Ну, какой учитель, такой и ученик, — усмехнулся скрипач. — Ты уже вернулся? Недолго ты отсутствовал.
— Не язви, мой друг, не язви, — голос в голове звучал так ясно, так четко, что даже не верилось, что его слышал только Ник, — я тебе еще предоставлю полную свободу, но сейчас мне нужно, чтобы ты вернулся к Жорику, — и тут же поправился, — мы вернулись.
Ник с сожалением вернул скрипку обратно в футляр и закрыл его. Играть расхотелось.
Теперь, когда вернулся дьявол, мир изменился, исчезло настроение, исчезла тайна, он вновь стал рабом этого существа. Вечным рабом. Никогда ему теперь не избавиться от его незримого присутствия. Он вынужден соблюдать условия того давнего договора, и сроки давности в этом случае не играют никакой роли.
— Я не хочу, — тем не менее возразил он, прекрасно понимая, что это глупое упрямство ничего не даст.
— А я тебя не спрашиваю, — резко оборвал его дьявол, — в данный момент твои желания не играют никакой роли. Главное, что это нужно мне. Пора уже завершить начатое. Без тела мне не очень-то удобно.
В этот момент «квартирант» почувствовал некоторое неудобство и обнаружил, что его рука изорвана в клочья. Он хотел возмутиться таким варварским отношением к их общему имуществу, но сдержался, прекрасно понимая, что Ник после этого станет упрямиться еще больше. А ему не хотелось конфликтовать. Он уже заметил, что парень набирает силу и вскоре, возможно, сумеет взять под контроль собственное тело, чего дьяволу совершенно не хотелось.
— Ты не мог бы постараться обойтись без членовредительства? — спросил он грустно и примирительно. — Не забывай, что ты в этом теле живешь не один. Неприятные ощущения.
Ник даже замер от такой наглости. Куда это годится, теперь эта тварь еще и обвинять его будет во всех смертных грехах! Удрал в самый неподходящий момент, а теперь еще и права качает!
— Можно подумать, что у меня был выбор? — спросил он дьявола с таким сарказмом, что даже испытал некоторую неловкость. — Можно подумать, что было бы лучше, если бы эта псина перегрызла мне глотку.
— Сколько с тобой проблем, — разочарованно произнес дьявол и замолчал.
Ник почувствовал зуд под повязкой и поспешил разбинтовать руку. Глядя на опухшую, искромсанную руку, парень удивился, как он ухитрился играть на скрипке и даже не почувствовал боли. Прямо у него на глазах спала опухоль, а страшные рваные раны стали затягиваться. Уже через несколько минут о нападении собаки напоминали лишь несколько шрамов и пара багровых рубцов.
— Ну вот, теперь играть мы сможем, — удовлетворенно заметил дьявол. — А теперь, мой друг, бери скрипку и пошли к Жорику. Он там нас уже заждался. И не спорь со мной, пожалуйста. Завтра мы уже сможем вернуться к привычной жизни.
Скрипач понял, что придется уступить, но ему так не хотелось прощаться с обретенной свободой, что он оставил этот приказ без внимания. И тогда ему пришлось самым пренеприятным способом почувствовать над собой власть дьявола. Его собственное тело перестало подчиняться, как будто оно ему больше не принадлежало. Кто-то другой управлял его руками и ногами.
Ник попытался сопротивляться, но бесполезно — что-то тяжелое, темное накрыло его, мешая чувствовать и думать. Так часто бывает во сне, когда пытаешься бежать, но лишь топчешься на месте или хочешь кого-то ударить, а рука не слушается. Вот и теперь его состояние было похоже на страшный сон, от которого невозможно избавиться. Скрипач сопротивлялся, сколько мог. Силы покидали его. Он, наконец, все же лишь на мгновение прикрыл глаза — и тут же на него нахлынули чужие чувства и мысли, нечеловеческие, непостижимые.
Он застонал. То, что он почувствовал, не дано было испытать ни одному человеку. Он на короткое время стал самим дьяволом и понял, каково это. Неограниченная власть над этим миром, над людьми его не радовала.
Он устал, безумно устал. Перед глазами пронесся ряд картинок, бессмысленных и беспорядочных. Какие-то лица, города, другие времена и что-то совершенно непонятное, невозможное, чему нельзя подобрать слова.
Как это страшно, когда невозможно даже на мгновение прикрыть глаза, чтобы погрузиться в блаженную темноту и пустоту. Нет тела, нет глаз, нет век. Он вынужден вечно смотреть на этот мир и выполнять свою привычную работу, без сна, без отдыха, без права на ошибку. Ему стало страшно, он попытался открыть глаза, но не смог, как будто ему кто-то положил на веки пятаки, словно покойнику.
Чужие мысли и желания просачивались сквозь него, вызывая лишь раздражение и скуку. Он все это слышал много раз и уже не ждал ничего нового. Он был везде и нигде. Его просто не существовало.
И в то же время не было в этом мире никого и ничего реальнее его.
Скрипачу удалось, наконец, справиться с наваждением, но ему пришлось преодолеть такое сопротивление, как если бы он сдвинул гору с места.
Все прекратилось, и его накрыла своим темным бархатным крылом темнота.
— Теперь тебе легче меня понять? — спросил дьявол.
— Нет, — ответил вслух Ник, — теперь мне страшно. Только сейчас я понял, что ты не имеешь ничего общего с людьми. Ты не человек, ты что-то такое, чего я никогда не смогу постичь. Мне больно сознавать, что это непонятное нечто теперь обитает во мне, рядом со мной, вместо меня… — он запутался в словах. — Я не хочу этого!
— Но я хочу, — мягко, но настойчиво произнес дьявол. — А ты, мой друг, к сожалению, утратил право голоса много лет тому назад. Терпи теперь.
— Я могу покинуть свое тело и оставить его тебе? — спросил Ник. — Не хочу во всем этом участвовать. Я готов тебе его отдать.
Дьявол рассмеялся, но не весело, а зло. Потом немного помолчал, испытывая терпение скрипача и, когда у того уже стали сдавать нервы, ответил:
— Нет, ты не можешь этого сделать. Тело без души умирает. Если ты его покинешь, то через несколько минут ты умрешь. Скажи, ты именно этого хочешь?
Нет, Ник умирать не хотел, перед глазами вновь возник тот кошмар, который он видел, когда посещал персональный ад Фомы Торквемады.
Он должен прожить как можно дольше, чтобы найти выход из этого положения! Где-то этот выход существует. Не может такого быть, что за одну-единственную ошибку, совершенную в детстве, человеку пришлось бы заплатить такую дорогую цену!
— Не обольщайся, ты уже все, что мог, проиграл. Я выполнил твое желание, и теперь ты принадлежишь мне и только мне. Так ты по-прежнему хочешь уйти?
— Нет, — ответил скрипач глухо, — больше не хочу.
— Ну, тогда одевайся, нам надо еще раз навестить моего клиента. Золотой Жорик уже почти готов. Не хватает самой малости.
Скрипач покорно оделся, взял зачем-то футляр со скрипкой и вышел из квартиры. Он чувствовал такое опустошение, как будто он уже перестал существовать, растворился в этом страшном, непостижимом нечто, которое нельзя даже назвать живым существом, ибо оно не было живым и не было существом.
У двери Марии он немного притормозил, но тут же ускорил шаг, боясь напоминать дьяволу о существовании этой девушки, которая теперь стала для него слишком много значить.
Однако это поспешное бегство не могло укрыться от его «квартиранта».
— А ты трус, Николай Морозов, я был о тебе лучшего мнения, — услышал он ехидный голос. — Даже девицу соблазнить боишься. Может, тебе стоит вообще отправиться в монастырь и там отмаливать свои грехи?
— Которые совершил ты? — не удержался от колкости Ник.
В непроглядной темноте подъезда он видел каждую ступеньку, все номера на дверях квартир. Видел не глазами, а чем-то другим. Только потом, когда они вышли во двор, скрипач понял, что это зрение принадлежало не ему, а дьяволу. А для того не существовало ни света, ни тьмы.
Ник с тоской посмотрел в небо, где неприкаянно болтался набирающий силу узкий серп молодого месяца. Вернее, уже не такой уж и узкий и не такой уж молодой. До полнолуния осталось совсем мало времени.
Конечно, Маша может пересидеть это время, запершись в своей квартире, но она не хочет пропускать учебу. Можно, конечно, незаметно ее провожать и встречать, но не факт, что этот их Учитель не придумает что-то особенное. Как оказалось (а в этом Ник теперь не сомневался), эта таинственная личность действительно владеет некими тайными знаниями.
Черт! Неужели дьявол и здесь своего добьется?
Он не глядя остановил какую-то машину с черными шашечками на крыше и назвал адрес Золотого Жорика. Таксист назвал заоблачную цену, но Ник даже не возмутился — голова его была занята другим.
Несколько раз водитель пытался завязать непринужденную беседу, но постоянно нарывался лишь на холодное молчание, и желание разговаривать со странным пассажиром у него очень быстро отпало.
В особняке уже прошел ремонт и ничто не напоминало о нашествии бесов. Но когда он зашел в кабинет хозяина, то сразу же понял, что все изменилось с тех пор, и прежде всего сам Георгий Андреевич.
Во взгляде появилось такое высокомерие, которым бывший уголовник, при всей своей заносчивости, раньше не страдал. Золото как будто даже ростом стал выше.
— Вернулся, значит? — удивился Золотой Жорик. — Садись, выпьем кофе на дорожку. Да не смущайся, говорю тебе, садись. Такого ты точно еще не пил. Это самый дорогой кофе в мире — Kopi Luwak. Я за килограмм отстегнул полторы штуки евро. Когда еще тебя таким угостят? Так и будешь пить свои помои. Пей, пока я добрый.
Ник даже не думал смущаться, он брезгливо отодвинул чашку, давая понять, что пить он из нее не будет.
Встретив возмущенный взгляд Георгия Андреевича, он объяснил:
— Этот кофе добывают из экскрементов вивер, если говорить проще, то из их дерьма. Люваки едят ягоды кофе, а от косточек потом освобождаются естественным путем. Люди собирают говно этих зверьков и добывают из него непереваренные зерна кофе. Потом очищают, моют и обжаривают. И все для того, Георгий Андреевич, чтобы вы могли насладиться его неповторимым вкусом и ароматом. Спасибо за предложение, но я не привык брать в рот то, что уже побывало в чьей-то жопе.
Золотой Жорик поперхнулся душистым напитком, но сразу же взял себя в руки и заметил презрительно:
— Как был ты быдлом, Морозов, так быдлом и остался. Не жил никогда богато и даже не стремишься.
Однако чашку с кофе он от себя отодвинул подальше. Ник понял, что о технологии приготовления этого сорта кофе хозяин даже не догадывался, его привлекла дорогая цена, а в тонкости бандюган уже не стал вдаваться.
На самом деле скрипач не испытывал никакой брезгливости и даже однажды пил этот кофе, но ему хотелось сбить с хозяина его непомерный апломб, и ему это удалось. Дьявол в его голове весело рассмеялся.
— Так, Морозов, — торопливо, чтобы поскорее уйти от щекотливой темы люваков с их экскрементами, произнес Георгий Андреевич, — я уезжаю в Москву, и ты со мной.
А вот теперь уже хозяин огорошил своего гостя.
Никакие поездки в планы Ника не входили. Даже более того, на данном этапе они были крайне нежелательными. Какая может быть Москва, когда до полнолуния осталось всего-ничего? И кто в этом случае сможет защитить Марию? Чего это «барин» сбрендил, охота к перемене мест на него, что ли, напала?
— Куда? — переспросил он. — В Москву?
— В нее, — довольно согласился Жорик, — в столицу, в белокаменную, в Кремль!
— Хорошо, что хоть не в Мавзолей, — растерянно сказал скрипач. — Дело в том, что я еще не готов к бальзамированию.
Золотой Жорик выпучил глаза, как будто перед ним сидело какое-то неведомое существо — загадка природы — и удивленно воскликнул:
— Морозов, ты что, еще не в курсе, что перед тобой сейчас новый президент страны? Вот так-то, парень, гордись нашим с тобой знакомством. Будешь потом своим детям рассказывать.
— Я что-то пропустил? — недоумевающе спросил Ник, не очень-то рассчитывая на ответ. — Разве у нас в стране уже прошли очередные выборы? Нет, я, конечно, люблю поспать, но не так же долго. У нас что, произошла великая криминальная революция?
Стоявший у двери охранник принялся отчаянно жестикулировать, подавая ему какие-то знаки, которые Ник никак не мог расшифровать, и тогда вмешался дьявол, он расставил все точки над «i»:
— Ник, Георгий Андреевич Золото сошел с ума и искренне верит в то, что он теперь президент страны, и нет в мире человека, который смог бы его разубедить. Знаешь, эти психи такие упрямые ребята! Поэтому, мой друг, соглашайся с ним. Соглашайся со всем, что он скажет, недолго уже осталось. Скоро за Жориком приедут сильные санитары со смирительной рубашкой и увезут его… — смех дьявола был полон яда и торжества, — в «Кремль».
Теперь Ник понял, что имел в виду его «квартирант», когда говорил, что, заключая договор с дьяволом, нужно тщательно оговаривать все детали. Да уж, коварства этому существу не занимать. Условия договора он выполнил, и Золотой Жорик стал президентом, вот только об этом знает лишь он один, а весь остальной народ остался не в курсе происшедших в стране перемен.
Взгляд сумасшедшего скользнул по футляру со скрипкой, и он хищно улыбнулся. Потом стукнул кулаком по столу и потребовал:
— Сыграй мне, скрипач! Сыграй напоследок, чтобы осталась память о прошлой жизни. Скоро мне будет не до того — многие проблемы надо будет решать. Жги, Морозов!
«С психом лучше не спорить, — разумно рассудил Ник, — если верить дьяволу, а ему нельзя не верить, то скоро это все закончится».
Он бережно, словно ребенка, достал из футляра свою драгоценную скрипку и медленно провел смычком по струнам. Скрипка страстно застонала, и скрипачу показалось, что он обнимает любимую женщину. Так с ним было всегда. Вот только раньше она отдавалась ему, а в этот раз ей самой вдруг захотелось почувствовать свою власть над ним. Она капризно вскрикнула, потом презрительно засмеялась и принялась что-то от него требовать.
Никогда Ник не знал, что именно он будет играть, решение всегда приходило в самый последний момент. Немного подумав, скрипка выбрала «Дьявольскую трель» Тартини. Впрочем, нет, не Тартини, это была мелодия, которую композитор так и не смог вспомнить, это была музыка самого дьявола. Ах, как же она отличалась от того, что создал человек! Так же, как крошечный огонек свечи отличается от слепящего диска солнца.
Золотой Жорик слушал, блаженно ухмыляясь, пока темп не сменился и на смену спокойствию не пришла резкая, нервная, почти истеричная мелодия. Губы бандита сжались в узкую полоску, желваки на скулах заходили ходуном, он постоянно сглатывал слюну, а его пальцы нервно что-то выстукивали по столу. А потом, когда инструмент заплакал навзрыд, словно мать у постели умирающего сына, Золотой Жорик уже не мог себя сдерживать, он уронил голову на стол и разрыдался.
— Ты гений, — сквозь слезы прошептал бандит, — ты настоящий гений, Николай Морозов! Как играешь, как ты играешь, стервец! А ведь я хотел тебя убить. Поедешь со мной.
Мелодия вновь сменилась, и теперь, когда скрипка рассказывала о смерти, с Георгием Андреевичем стало происходить что-то страшное. Он вскочил со стула, жутко завыл и принялся швырять в скрипача все, что попадалось под руку.