Перетаскав последние дрова, атаман сделал сообщение:
– Ну что, ребятки! Завтра идём на дело, а то зима не за горами – надо бы запастись харчами да одежонкой.
Накануне Алёшка пришёл с очередной разведки и сообщил, что в деревнях народ готовится к ярмарке – самые прыткие обозы уже тронулись.
Ночью вызвездило, а утром поблёкшая трава осеребрилась инеем – первый заморозок! Тропа звучно хрупала под ногами шестерых разбойников (Алёшка остался в логове). Впереди шёл Архип, уверенно поворачивая на развилках с одной звериной тропы на другую. На Никитин вопрос «Куда идём-то?», он недовольно произнёс:
– Цыц! Узнаешь ещё.
К середине дня они подошли к реке Тихоне, где на луговом покосе, самом дальнем от ближайшей деревни, привалились к стогу. Архип, отдышавшись, прервал длительное молчание:
– Самый нетерпеливый (он глянул на Никиту), пойдёшь под вечер в деревню. Возьмёшь лодку, да такую, чтобы всех одним разом через реку перевезла. Да смотри не попадись кому на глаза, а то враз скумекают. Шалить будешь – закопаю! Понял?
Никита, сверкнув глазами, явно обиделся на предостережение, но ответил с покорностью:
– Всё сделаю как надо, не впервой.
Архип продолжил:
– Вон, видишь, в ивняке берёза развилистая стоит? Под ней вёсла должны быть, если никто за год не наткнулся. Сходи, принеси.
Вскоре Никита вернулся с парой вёсел на плечах.
– Ну ты и запасливый, Архип!
Здесь неожиданно подал голос Гаврила:
– На то он и атаман, чтобы обо всём думать, а не только о бабах!
Никита открыл рот, но Архип обрезал:
– Хватит! Будете лаяться – новых псов наберу!
Под вечер Никита ушёл в сторону деревни, а оставшиеся, зарывшись в сено, задремали.
Авдею не спалось – перед глазами опять была Марьянка, которая виделась ему, как зоренька в ясный день, а на душе скребли кошки. Горькие думы роились в забубённой Авдеевой головушке: «А, правильно ли он поступает? Марьянушка ведь уже отомщена! Нужно ли завтра проливать кровь, возможно, невинную? Как отличить злодея от безвинного человека?».
В это время издалека донёсся вечерний крик петуха и перед тем, как провалиться в сон, Авдея, впервые за последнее время, посетило приятное видение: «Как всё же хорошо слышать такие обыденные звуки, работать, любить и не тужить…».
Ночью что-то прошумело, кто-то толкнул в бок, но голос Архипа всех успокоил:
– Это ладья пришла! Всем спать!
На рассвете лихие люди в тумане переплыли реку, затащили лодку в тростники и двинулись за атаманом. Вскоре они вышли на дорогу, около которой Архип, собрав всех в круг, начал наставления:
– Никишка! Вырубишь жердь, дорогу перегородить – знаешь своё дело.
Тот утвердительно кивнул.
– Ждём пару телег, обозы и одиночки пропускаем. Я даю команду и жердь поперёк. Первую телегу берём мы с Никитой и Авдошкой, вторую остальные. Ну, с Богом!
Монах, перекрестившись, вместе с подельниками отошли поодаль. В лесу несколько раз стукнул топор, и донеслось пыхтение – это здоровяк Никита притащил жердь. Вместе с ней он залез под раскидистую ель, где притаились атаман с новичком. Архип сдавил ладонью Авдееву руку повыше локтя и сурово прошептал:
– Ну что, дружок, тебе пикой надо будет снять возничего. Не вздумай пожалеть – грех беру на себя.
Дорога из укрытия хорошо просматривалась, а слышно было так за версту. Первый обоз в десяток телег прокатил с говором седоков, храпом лошадей да стуком кованых копыт. Следующий, вдвое меньший, проследовал таким же манером только к полудню. Ожидание становилось томительным. Первым не выдержал Никита:
– Надо было брать последний обоз, справились бы, а то сегодня больше и не будет!
Архип молча поднёс сжатый кулак к носу непоседы, и в это время послышались звуки с дороги – первой катила карета, а за ней всего одна телега. Чернобородый положил руку на плечо Никите, тот напружинился, толчок – детина с огромной жердью выскочил на дорогу, перегораживая её. Пара каретных лошадей с ржанием вздыбилась и остановилась, как вкопанная. Другой рукой Архип толкнул в спину Авдея, который выскочив на обочину, метнул пику – возничий с ужасными воплями повалился с лучков. И началось… Архип топором, а Никита ножом орудовали в карете; от телеги донеслись вопли и вой, перемешанные с матерщиной. Авдей застыл на месте – его будто парализовало. Через несколько минут бойня завершилась. Быстро собрав всё, что представляло ценность, разбойники двинулись к реке. Не мешкая, они переправились и заспешили к логову. Перед этим Архип оттолкнул ладью, чтобы та уплыла по течению, а вёсла занёс под ту же берёзу с развилкой.
Зима могла начаться со дня на день, но перед этой неизбежностью выдалось несколько погожих деньков с тихими безморозными ночами.
Отоспавшись, Авдей затосковал по Марьяне, по прежней жизни и, чтобы развеяться, стал искать какой-нибудь работы для молодого тела. Под горой, на противоположной стороне от логова, располагалось небольшое озерцо. По рассказам Ивана, в нём водились лини и щуки – он пробовал ставить ивовые вентеря с берега, но попадалась только мелочёвка, которую в котёл кидать стыдно, хотя всплески говорили о наличии и крупной рыбы. Авдей намекнул Архипу, что может попробовать наловить рыбы, но для этого надо срубить плот и помощника при ночной ловле. Чернобородый на удивление легко согласился:
– Попробуй! Разомни косточки – зима будет долгой – ещё належишься. Только топором стучи днём и в ветер, чтобы эха не было, а то засечь могут. Иван согласился помочь при ловле, но плот делать отказался:
– Пустяшная затея. Порыбалить завсегда согласный, а зря пупок рвать не стану.
Два дня потратил Авдей на изготовление плота да лучин из смолистых сосен, и вот к очередной ночи всё было готово. Когда полностью стемнело, рыбаки отчалили от берега. Авдей с зажжённой лучиной и своей незаменимой пикой расположился впереди, а Иван толкал плот шестом сзади. Поначалу ничего видно не было: то плот шёл слишком быстро, то глубоко – свет от лучины не пробивал до дна. Авдей шумнул на напарника:
– Ивашка! Не толкай так быстро и правь на мель вдоль берега!
Наконец, последовала команда:
– Стой!
Удар пикой, и первая щука на плоту. Через некоторое время вторая, потом линь, снова щука и опять линь. К середине ночи весь плот был завален рыбой, которая уже начала сваливаться обратно в воду – пришлось прекратить рыбалку.
Утром, взглянув на улов, Архип воскликнул:
– Ну, Авдошка! Ты и здесь мастак. Молодец. Да и рыба-то крупная, не то, что мелюзгу в вентеря ловили.
Рыбу разделали, заварили котёл ухи, а остальное засолили в последнюю пустую бочку. Место в ней ещё оставалось, и Никита, большой любитель рыбы, потерев ладони, заметил:
– Сегодня ночью я с Авдошкой поеду, вот жаль, посуды маловато, да уж бочку до верха добьём!
Не суждено было в этом году половить рыбки – с вечера пошло на мороз, а к ночи гладь озера начала затягиваться ледком.
Перед первым снегопадом к тайному убежищу разбойников подошла группа таких же душегубцев с Тёмной речки. Там тоже был схрон, но их выследили служивые людишки и большую часть перебили – немногим удалось бежать. Старший из них Мирон был знаком с чернобородым и знал его логово. После непродолжительного разговора с глазу на глаз Архипа и Мирона, атаман, собрав всех в круг, сообщил:
– Ну что ж, христиане, придётся потесниться – не замерзать же им, таким же, как и мы лиходеям. Подобное могло и с нами случиться.
Сделав небольшую паузу и обведя всех глазами, Архип продолжил:
– Ещё скажу, что я буду следить за всеми. И не дай Бог, кто на хвосте принесёт погибель – лютую смерть примет!
Атаман, погладив угольную бороду, закончил вопросом и ответом:
– Недовольные есть? Нет. На том и порешили.
Ох, и длинна же псковская зима! К Рождеству бока обитателей логова основательно ныли от беспрестанного лежания, а ведь большая часть зимы была ещё впереди. Все разговоры уже по несколько раз повторились, и каждый знал обо всех всю подноготную. Истории жизни и начало разбойничьей дороги походили одна на другую. Для Авдея неожиданностью стала только история монаха. Оказалось, что в Печёрском монастыре его пытались обесчестить братья по рясам – одному он раскроил череп, а второго задушил. С тех пор потерял дар речи и сменил покаяние на еловый кол. Всё это он по просьбам зрителей показывал вполне понятными жестами и с нескрываемым удовольствием – разбойники ржали от восторга.
Продуктовые запасы ещё имелись, но, учитывая пополнение числа ртов, до весны было не дотянуть. Чернобородый рассуждая об этом вслух, задал вопрос обществу:
– Кто что может предложить?
Никита сразу же выкрикнул:
– А что тут думать! Надо идти на дорогу да брать что будет ехать – не впервой!
Архип обрезал:
– И тропинку до логова по снегу проложить людишкам воеводы? Нет, это не годится.
Иван уже давно занимался лосиными жилами – сушил, вытягивал, разминал и сейчас спокойно заметил:
– У меня петельки на длинноухих беляков готовы, а они уже тропки набили, так что хоть завтра готов начинать.
После паузы послышался голос Авдея:
– Медведи, как и мы, крепко облежались, можно руками брать – вот только берлогу найти не так просто.
Желающих высказаться больше не нашлось, и атаман подвёл итог:
– Ну что же, Иван с Авдеем завтра и начинайте, но не дальше версты от горы, а если людской след заметите, свои заметайте и меня сразу известите.
На следующее утро охотники отправились на промысел. Давно им не приходилось бродить по зимнему лесу целый день. От свежего морозного воздуха после подземельного смрада кружилась голова – на душе было светло и радостно. Обойдя гору малым кругом, они разделились. Иван, наткнувшись на поваленную осину, вокруг которой беляки наделали тропы, начал ставить петли, Авдей же пошёл следующим большим кругом, отступив от первого на дистанцию, просматриваемую глазами. По пути попадались беличьи, куньи следы, нарыски лисиц, иногда из-под снега выпархивали рябчики и тетерева. Зимний день короток – к исходу третьего круга начало темнеть, и когда Авдей подошёл к логову, в небе зажглись звёзды. Взошла полная луна – тенью от ёлок на заснеженную землю легла ночь. Где-то далеко протяжно завыли волки.
Целую неделю погода стояла солнечная и морозная – крещенские морозы брали своё. Авдей подморозил уши, и над ним начали посмеиваться:
– Вот то ли дело Ивашка – длинноухих таскает – меленьких, но вкусных. А Авдошка наш только волдырями, как серьгами, обзавёлся!
Авдей молчал, но каждый следующий день продолжал нарезать круги вокруг горы. Теперь уже за световой день он успевал сделать это только один раз. Его задачей было тщательное осматривание местности. Особое внимание уделялось выворотням, густым зарослям мелкого ельника и тростника, а ещё лучше, если парок вьющийся замечен будет.
Однажды Архип прошёл круг вместе с Авдеем и одобрил замысел настырного молодца, но вместе с тем заметил:
– Ещё пару кругов пройдёшь и всё – верста кончится, да и бор рядом, по которому стёжка конская может быть проложена.
Заканчивался последний круг – надежда найти берлогу таяла окончательно. Авдей брёл из последних сил и, когда до завершения круга оставалось совсем немного, его внимание привлекла тинькающая синица на одной из веток группы ёлочек. Он остановился перевести дух и стал разглядывать – что же заставило птичку-невеличку задержаться в столь нехарактерном для неё месте? Скоро выяснилось, что кто-то по осени погрыз тростник рядышком, а маковка одной из ёлочек была заломана. Определив направление движения воздуха, Авдей зашёл с подветренной стороны и, держа ориентир на приметное деревце, начал медленно подходить. Шагах в десяти, присев, он заметил сквозь окно в еловом лапнике что-то бурое и лохматое. Сомнений не было – медведь!
Придя в логово, Авдей рухнул около очага и долго отлёживался, не отвечая на язвительные намёки подельников. Наконец приподнялся, опёрся одной рукой о землю, подняв голову, громко произнёс:
– Нашёл! Точите топоры с ножами – завтра можно идти на настоящее дело. Это вам не подводу с мягкотелыми купцами брать!
В логове наступила тишина, а Авдей, усмехаясь, заметил:
– Тем, кто боится замарать исподники, перед охотой советую облегчиться.
Перед рассветом Авдей долго беседовал с чернобородым, после чего атаман объявил всем присутствующим:
– Охотой будет командовать Авдошка – слушаться его, как меня!
Авдей, обежав всех взглядом, объяснил суть охоты:
– Я иду первым, через версту останавливаюсь, показываю ёлку с заломанной маковкой, под которой лежит медведь. Знаком руки оставляю стоять каждого следующего. Зверь будет в десяти шагах от нас, поэтому даже зубами скрипеть нельзя. После того, как круг замкнётся, я подхожу и всаживаю пику в зверюгу, а дальше всем надо навалиться и добить.
Перед выходом Архип подал Авдею обоюдоострый нож со словами:
– На! Держал для себя в запасе. Добудем зверя – он твой!
Утром из логова вывалили все, даже Алёшка, но чернобородый, взяв его ласково за ухо, толкнул назад:
– Без тебя справимся, нас и так десяток. Ну что, разбойные охотники, пошли? Веди, Авдошка!
Гоготнув несколько раз в начале пути, вереница людей с дубинами и топорами молча прошагала версту. Авдей остановился, поднял руку и её же направил на ёлку с заломанной маковкой. Указывая каждому следующему сажени через четыре, он начал расставлять охотников по кругу. Первым остался чернобородый и, когда Авдей уже подходил к нему, замыкая кольцо, случилось непредвиденное. В центре круга взметнулось снежное облако, и раздался рык с душераздирающими воплями. Авдей метнулся на звук и увидел, что медведь жуёт голову кому-то лежащему под ним. Не раздумывая, он всадил пику под лопатку зверю и резко отскочил. Тот, бросив жертву, встал на дыбы и с пикой в боку пошёл на обидчика, при этом издавая гортанное рычание. Со всех сторон подскочили помощники, нанося удары дубинами и топорами, но они выглядели карликами по сравнению с великаном. Медведь, выбрав одну из жертв, подмял под себя кого-то. Авдей в отчаянном броске очутился на спине зверя и, вонзив нож в шею по рукоятку, провернул лезвие. По шкуре медведя прокатилась конвульсия, и он затих.
Из-под зверя вытащили невредимого Архипа, а вот поодаль лежал с обезображенным лицом и свёрнутой шеей Никита. Рядом сидел один из людей Мирона – у него кровоточила щека, и лохмотьями висело ухо. Ивана колотило, он что-то хотел сказать, но долго ничего членораздельного выговорить не мог. Наконец, успокоившись, сообщил:
– Никита безмозглый полез в ёлки сразу, как встали, а оттуда как вылетит зверюга и под себя его. Я дубиной огрел медведя по башке, а тот отмахнулся, как от щепки. Егорка с другой стороны топором ударил, но сдачи получил.
Архип, осмотрев тело Никиты, изрёк:
– Дураком жил, дураком и помер! Разбойничья лихость, ребятки, требует учения – делай то, что тебе говорят, и не лезь в пекло наперёд батьки!
Монах тем временем, оторвав подол рубахи, перевязал голову пострадавшему – кровь проступила сквозь повязку, но течь прекратила. Во время разделки туши Авдей осторожно вырезал медвежью желчь и сходил осмотреть берлогу. Она представляла собой яму, выстланную толстым слоем тростника, под которым даже земля не промёрзла. В ней и похоронили Никиту.
Пуда по полтора мяса на брата, потроха, шкура и голова были вынесены за один раз. При подходе к логову поднялся ветер, набежали тучки, и закружилась метель. Архип довольно подвёл итог:
– Ну вот, сделали дело, и следы наши грешные прикроет!
Целую неделю пировали разбойники – наедались до отвала, некоторых даже стошнило от слишком жирной и обильной пищи. Медвежью желчь Авдей повесил под дымоходом сушиться, объяснив всем, что это пригодится при болезнях. Щеку и ухо Егору он смазал медвежьим салом – боль утихла, и дело должно было пойти на поправку. Медвежью шкуру вывесили мездрой наружу около входа в схрон на поперечине – птичья мелюзга усердно склёвывала остатки сала.
В конце февраля с южным ветром, незримой птицей-великаном, прилетела первая за эту зиму оттепель. Она сбросила иней с деревьев, осадила снег и наполнила лес предвесенним духом.
Через неделю выступила вода в речке, но ночные мартовские морозы быстро успокоили слишком раннюю водобеж, сковав её прочным ледяным панцирем. Обитатели логова, накопив силы медвежатиной, начали вести разговоры о хлебе, который давно закончился.