Обед напомнил ему первые дни совместной жизни, когда она открывала для себя Париж и все эти аппетитные штучки, продающиеся в итальянских магазинах, приводили ее в умиление. Это была скорее игра в обед.
— Ты думаешь мои сведения точны?
— При условии, что ты не обманулась со шляпкой.
— Ну, в этом-то я уверена.
Покончив с едой, он налил себе рюмку сливовицы и раскурил туго набитую трубку.
— Ты идешь в «Кларидж»? Вернешься поздно?
Он поймал такси. Доехав до роскошного отеля на Елисейских полях, вышел и направился к конторке портье. Уже заступил ночной швейцар, которого он знал долгие годы. Это обстоятельство значила много, ведь ночные портье, как правило, знали куда больше о своих клиентах, чем их дневные коллеги.
Его появление в подобных заведениях всегда производило один и тот же эффект. Все служащие, включая заместителя директора, начинали суетиться, и даже мальчик-лифтер хмурил брови, соображая, что бы такое могло случиться. В отелях-люкс скандалов не любят, а присутствие комиссара уголовной полиции редко предвещало что-нибудь хорошее.
— Как поживаете, Бенуа?
— Неплохо, месье Мегрэ. Особенно благодаря американцам.
— Графиня Панетти все еще здесь?
— Вот уже месяц, как она уехала. Хотите, я посмотрю карточку и скажу точную дату?
— Она была с семьей?
— С какой семьей?
— Никогда не думал, что у нее есть семья. Уже несколько лет она останавливается здесь и…
— Скажите-ка мне, вы когда-нибудь видели графиню в белой шляпке?
— Конечно. Она ее получила за несколько дней до отъезда.
— А платье она носила синее?
— Нет. Вы, должно быть, спутали, господин Мегрэ. В синем платье — это ее горничная, или камеристка, если вам так больше нравится, — по крайней мере, мадемуазель, которая с ней путешествует.
— Так что же, вы никогда не видели графиню Панетти в синем платье?
— Если бы вы ее знали, не задавали бы этот вопрос.
На всякий случай Мегрэ протянул ему фотографии женщин, отобранные Моэрсом.
— Здесь нет никого, кто бы ее напоминал?
Бенуа посмотрел на комиссара с изумлением:
— Вы показываете мне женщин, которым нет и тридцати, а графине почти семьдесят. Постойте! Вам надо навести справки о ней у ваших коллег из полиции по борьбе с наркотиками, они должны ее знать.
— Кстати, кто она такая?
— Вдова графа Панетти, итальянского военно-промышленника. Она живет всюду понемногу: в Париже, Каннах, Египте. Слышал, ежегодно она проводит сезон в Виши.
— Она пьет?
— Шампанское у нее вместо воды, и я не удивлюсь, если скажут, что она чистит зубы сухим «Померри». А одевается, как девчонка, макияж, как у кокотки, большую часть ночи проводит по кабаре.
— А ее горничная?
— Я ее знаю не слишком хорошо. Они часто меняются. Теперешнюю я увидел только в этом году. В прошлом — с ней была высокая блондинка, массажистка по профессии. Ведь ей каждый день нужен массаж.
— Как зовут эту девицу?
— Что-то вроде Глории. Карточки ее я не видел, но вам скажут в канцелярии. Не знаю, похожа на итальянку, а может, просто с юга, откуда-нибудь из Тулузы.
— Невысокая брюнетка?
— Да, элегантная, хорошо воспитанная, симпатичная. Я редко ее видел. Она жила не в комнате для прислуги, а в апартаментах. Ела вместе со своей хозяйкой.
— И никаких мужчин?
— Приходил тут один иногда, назывался зятем.
— Когда?
— Незадолго до их отъезда. Точную дату можно узнать на контроле. В отеле он не жил.
— Не знаете, как его зовут?
— По-моему, Кринкер. Чех или венгр.
— Брюнет, полный, около сорока лет?
— Нет, напротив, белобрысый и намного моложе. Я бы ему не дал тридцати.
Беседу Мегрэ и портье лишь на минуту прервало появление группы американцев в вечерних костюмах. Оставив ключи, они запросили такси.
— И вы думаете, что это настоящий зять? — вернулся к разговору комиссар.
— За нею водятся какие-то грешки? — в свою очередь поинтересовался портье.
— Не знаю. Не могу сказать ни да, ни нет. Он оставался на ночь?
— Нет. Но несколько раз они выходили вместе.
— С камеристкой?
— По вечерам она никогда не появлялась с графиней. И в вечернем платье я никогда ее не видел.
— Не знаете, куда они направились?
— В Лондон, если мне не изменяет память. Постойте. Я, кажется, кое-что вспомнил. Эрнест! Поди сюда. Не бойся! Не оставила ли здесь графиня Панетти громоздкие вещи из своего багажа?
— Да, месье.
Консьерж принялся объяснять:
— Часто бывает так, что клиенты, отлучающиеся на более или менее длительный срок, оставляют у нас часть багажа. Мы делаем им скидку. Графиня оставила свои чемоданы.
— Она не сказала, когда вернется?
— Нет, насколько я знаю.
— Она уехала одна?
— Со своей горничной.
— На такси?
— Вот об этом надо бы спросить моего дневного коллегу. Вы найдете его здесь завтра с восьми утра.
Мегрэ вытащил из кармана фотографию Мосса. Лишь мельком взглянув на нее, консьерж скривился.
— Тут вы его не найдете.
— Вы знаете, кто это?
— Патерсон. Я познакомился с ним еще пятнадцать лет назад, когда работал в Милане, только тогда он представлялся Мосселейером. Он взят на заметку во всех отелях и не отважится в них появляться. Знает, что ему не только не дадут номера, но даже в холл не пустят.
— Вы его не видели в последнее время?
— Нет. А если бы встретил, нашел бы способ взять с него ту сотню лир, что он у меня занимал, да так и не отдал.
— У вашего дневного коллеги есть телефон?
— Вы можете, конечно, попытаться позвонить ему на виллу в Сен-Клу, но он редко берет трубку. Не любит, когда его беспокоят по вечерам, и часто отключает телефон.
Однако на этот раз трубка была снята, и Мегрэ услышал, что на другом конце провода звучит музыка.
— Шеф багажного отделения вам может точнее сказать. Я не помню, чтобы они вызывали такси. Обычно, когда она уезжает из отеля, я сам беру ей билет на поезд или самолет.
— А на этот раз было не так?
— Да. И это меня прямо поразило. Может, она уехала в частной машине?
— Вы не знаете, была ли у ее зятя, Кринкера, машина?
— Конечно. Огромный американский лимузин шоколадного цвета.
— Благодарю вас. Завтра утром я, скорее всего, подойду.
Он прошел в администраторскую, где заместитель директора, в черном пиджаке и брюках в полоску, самолично нашел нужные карточки.
— Она покинула отель вечером 16 февраля. Вот счет.
— Она была одна?
— Я видел, как ей подавали завтрак на двоих. Она ела вместе со своей компаньонкой.
— Не могли бы вы мне дать ее счета?
Все счета, которые день за днем оплачивала графиня, были на месте, и Мегрэ захотелось изучить их на свежую голову.
— При условии, что вы их мне вернете! А то у нас будут неприятности с финансовой инспекцией. И чего это вдруг полиция забеспокоилась о таком человеке, как графиня Панетти?
Занятый своими мыслями, Мегрэ чуть не ответил: «Это все из-за моей жены».
Но вовремя спохватился и проворчал:
— Пока не знаю. Какая-то история со шляпкой.
Честь шестая
Мегрэ толкнул вращающуюся дверь и оказался на улице под дождем, где гирлянды фонарей влажными глазами смотрели на Елисейские поля. Он намеревался было пройтись пешком до площади, но вдруг нахмурился. Под деревом рядом с укрывшейся от дождя цветочницей стоял Жанвье.
— Чем это ты здесь занимаешься?
Инспектор показал комиссару на силуэт, вырисовывавшийся на фоне одной из редких освещенных витрин. Это был Альфонси, который, казалось, был поглощен созерцанием чемоданов.
— Он следит за вами. Поэтому я здесь.
— Виделся ли он с Лиотардом после визита на улицу Тюренн?
— Нет, он ему звонил.
— Бросай-ка это. Хочешь, я тебя подвезу домой?
— Есть что-нибудь новенькое?
— Даже слишком много.
— Завтра с утра мне опять заниматься Альфонси?
— Нет, приходи в контору. Возможно, для всех найдется работенка.
Мадам Мегрэ уже засыпала, когда он на цыпочках вошел в квартиру. Пока раздевался в темноте, чтобы не потревожить жену, она спросила:
— Что со шляпкой?
— Ее действительно купила графиня Панетти.
— Ты ее видел?
— Нет, но ей около семидесяти пяти.
Машина завертелась: начались поиски итальянской графини на Лазурном берегу и в столицах зарубежных стран; одновременно интересовались неким Кринкером и горничной.
Мегрэ прибыл на улицу Тюренн, зашел в «Вогезский табак» купить пакет трубочного табаку и заодно пропустить стаканчик белого вина. Журналистов там не было, только жители квартала.
Дверь в мастерскую переплетчика была закрыта. Он постучал и вскоре увидел, как Фернанда поднимается из подполья по винтовой лестнице. Он застал ее в бигуди; она замешкалась, узнав его сквозь витрину, но наконец направилась открывать дверь.
— Я хотел бы поболтать с вами немного.
На лестнице было прохладно. Калорифер еще не разжигали.
— Не хотите спуститься вниз?
Он прошел за ней на кухню, где она готовила до его появления.
Фернанда казалась усталой, в ее взгляде сквозило уныние.
— Не хотите ли чашечку кофе? Есть горячий.
Он кивнул и уселся за стол. Поглубже запахнув полы пеньюара, она расположилась напротив.
— Альфонси вчера снова приходил к вам. Что ему надо?
— Не знаю. Особенно его интересуют ваши расспросы. Он советует мне не доверять вам.
— Больше к вам никто не приходил?
Ему показалось, что она колеблется, но, может быть, это от усталости, от изматывающей неопределенности. Она подала полную чашку кофе. Да и сама, должно быть, только и держалась на черном кофе.
— Нет. Никто.
— Никто вам не звонил по телефону?
— Нет. Думаю, что нет. Мне показалось однажды, что я слышу звонок. Но пока поднялась…
Тем временем он достал из кармана фотографию Альфреда Мосса.
— Вы знаете этого человека?
Она посмотрела на снимок, потом на Мегрэ и вполне непринужденно сказала:
— Конечно.
— Кто это?
— Альфред, брат моего мужа.
— И давно вы с ним не виделись?
— Мы редко встречаемся. Иногда он пропадает больше чем по году. В основном живет за границей.
— Вы знаете, чем он занимается?
— Точно не знаю. Муж говорит, что он бедняга, неудачник, никак не поймает свой шанс.
— И ничего не говорил о его профессии?
— Я знаю, что он работает в цирке, был акробатом, и что при падении повредил позвоночник.
— А потом?
— Что-то вроде импресарио.
— Он говорил вам, что его фамилия не Стювель, как у брата, а Мосс? Объяснял, почему?
— Да.
Она колебалась: продолжать или уйти от ответа; смотрела на фотографию, которую Мегрэ положил на кухонный стол рядом с кофейными чашками, потом поднялась, чтобы убавить газ под кастрюлей с водой.
— Отчасти это моя догадка. Может быть, спроси вы Франца, он рассказал бы больше. Вы знаете, что его родители были очень бедны, но это не все. В действительности его мать занималась в Генте, вернее, в его предместье, тем же самым, с чего начинала и я. Кроме того, она пила. Я порой спрашиваю себя, а не была ли она полоумная. Прижила семь или восемь детей, многих отцов которых даже не могла вспомнить.
Позже Франц взял себе фамилию Стювель. А материнская — Мосселейер.
— Она умерла?
— Думаю, что да. Он избегает говорить об этом.
— Он поддерживает контакт со своими братьями и сестрами?
— Только Альфред приезжает время от времени, да и то редко. Он, должно быть, знает взлеты и падения. То появляется преуспевающим, прекрасно одетым, выходит у дома из такси и приносит подарки, то на него жалко смотреть.
— Когда вы его видели в последний раз?
— Дайте-ка подумать. По меньшей мере, два месяца назад.
— Он оставался обедать?
— Как всегда.
— Скажите, во время этих визитов не старался ли ваш муж под каким-либо предлогом отправить вас куда-нибудь?
— Нет. Зачем? Они сидели одни в мастерской, но внизу, где я готовила обед, можно было слышать, о чем говорили.
— И о чем же они говорили?
— Да ни о чем особенно. Мосс обычно вспоминал времена, когда был акробатом, и страны, где гастролировал.
— Альфред моложе брата?
— На три или четыре года. А потом Франц пошел провожать его до угла. Это был единственный момент, когда меня не было с ними.
— А о делах они говорили?
— Никогда.
— Приезжал ли Альфред когда-нибудь с друзьями или подругами?
— Я всегда видела его одного. Думаю, что он когда-то был женат, хотя и не очень в этом уверена. Во всяком случае, он любил какую-то женщину и мучился этим.
На кухне было темно и покойно. Внешний мир здесь никак о себе не напоминал, и весь день горел свет. Мегрэ охотно посидел бы вот так, лицом к лицу, с Францем Стювелем и поговорил бы, как он говорил с его женой.
— В прошлый раз вы сказали, что он никуда без вас не выходил. В то же время он регулярно наведывался в банк.
— Ну, это не считается. Банк тут, в двух шагах. Стоит только перейти площадь Вогез.
— Иначе говоря, вы с утра до вечера были вместе?
— Почти так. Конечно, я ходила за покупками, но всегда в пределах квартала. Лишь однажды мне взбрело в голову отправиться за ними в центр города. Я не кокетничаю, вы могли уже убедиться в этом.
Она не могла не почувствовать, что что-то не дает Мегрэ покоя.
— Был ли у вас какой-то определенный день, когда вы уходили из дома?
Ей потребовалось усилие, чтобы понять ход его мысли и ответить.
— Нет. Не считая дня стирки, конечно.
— Это из-за того, что вы здесь не стираете?
— Где уж тут? За водой надо идти на первый этаж. В мастерской сушить белье я не могу, а в полуподвале оно не высохнет. Раз в неделю летом, раз в две недели зимой я хожу в прачечную на берегу Сены.
— В какую именно?
— Ту, что в сквере Вер-Галан. Знаете, прямо под мостом Неф. Там я провожу полдня. На следующее утро забираю сухое, готовое к утюжке белье.
Мегрэ расслабился, он со вкусом посасывал свою трубку, взгляд его оживился.
— Значит, раз в неделю летом и раз в две недели зимой Франц на весь день оставался дома один.
— Не на целый день.
— Когда вы ходили в прачечную? Утром или после полудня?
— После полудня. Я пыталась ходить по утрам, но из-за покупок и стряпни это трудно.
— Есть ли у вас ключ от дома?
— Конечно.
— Часто ли вы им пользовались?
— Что вы хотите этим сказать?
— Приходилось ли вам, возвратившись, не заставать мужа дома?
— Изредка.
— Значит, так все-таки бывало?
— Да.
— А недавно?
Судя по колебаниям, она начала понимать, в чем тут дело.
— На той же неделе, когда я ездила в Конкарно.
— В какой день вы стираете?
— По понедельникам.
— Он надолго задержался?
— Не очень. Может быть, на час.
— Вы спрашивали, где он был?
— Я никогда его ни о чем не спрашиваю. Он волен в поступках. Не мне задавать ему вопросы.
— Не знаете, уходил ли он из квартала?
— Я была как раз на пороге, когда он вернулся, и видела, как он сошел с автобуса на углу улицы Франк-Буржуа.
— Автобус ехал из центра или со стороны Бастилии?
— Из центра.
— Насколько я могу судить по фотографии, братья одного роста?
— Да. Альфред кажется более худым из-за удлиненного лица, но тело у него мускулистое. Внешне они непохожи, за исключением светлых волос. А со спины точь-в-точь, мне даже случалось их путать.
— В те разы, что вы видели Альфреда, как он был одет?
— Я уже говорила, по-разному.
— Могло быть, что он приезжал занять денег у брата?
— Я уже думала об этом, но мне кажется, это маловероятно.
— В последний раз он был не в синем костюме?
Она посмотрела прямо ему в глаза. Она все поняла.
— Я почти уверена, что он был одет во что-то темное, но скорее серое или синее. Живя при искусственном освещении, не очень-то обращаешь внимание на цвета.