Вдобавок капитан обвинил Артура в том, что он испортил капитанский пир специально, по своей порочной наглости. Я предполагаю, что именно это обвинение привело к тому, что бедный Артур, наконец, запротестовал против капитанских оскорблений. Похоже, что капитан Хэй был так разъярен вспышкой моего брата, что взревел от гнева, выскочил из-за обеденного стола и сцепился с ним.
— Бог мой, — прошептал Хоар.
— С этого момента, сэр, истории разнятся. Артур утверждает, что он вырвался с большим трудом. Мой брат не отличается большой физической силой. Он в панике выбежал из каюты и, не останавливаясь, добежал до гальюна на баке. Здесь его схватил понос и рвота. Стыдно сказать, но он признался, что не успел снять бриджи — что я мог явно почувствовать, когда посетил его в месте заключения.
Истории других членов экипажа рисуют несколько иную картину. Так, квартирмейстер[7], некий Патрик Линч, нес вахту на квартердеке. Линч показал, что он слышал перебранку, и что, по его мнению, она кульминировала вскриком не ярости, а боли. Однако Джон МакХейл, штурман, находился буквально в одном футе от Линча и сказал, что ничего не слышал.
— Перебранка? Кульминировала? Этот Линч выражается не как обычный квартирмейстер, а, скорее, как школьный учитель. Это действительно его собственные слова?
— Э-э… нет, сэр. С самим Линчем я не разговаривал. Так они мне были переданы.
— Кем, сэр? — еле слышно донесся шепот Хоара.
Мистер Гладден объяснил, что имел беседы только с братом и Френсисом Беннеттом, адвокатом, юридическим консультантом адмирала Хардкастла.
— Мы с Беннеттом старые приятели, — сказал Хоар, — но на пороге военного трибунала дружеские отношения исчезают.
— Теперь вы видите, почему я приветствую ваше участие, — ответил Гладден, — я ведь не адвокат.
— Как и я сам, — напомнил ему Хоар. — Но посмотрим. Продолжайте ваш рассказ, если не возражаете.
При седьмой склянке, продолжал Гладден, Эндрю Уатт, капитанский клерк, вошел в каюту с приготовленной им корреспонденцией. Он нашел капитана лежащим на палубе, истекающим кровью и испускающим последний вздох. Обнаружив отсутствие часового, Уатт изо всех сил закричал: «Помогите! Здесь убийство!» и бросился по сходному трапу на квартердек, чтобы доложить о случившемся вахтенному офицеру, после чего он упал в обморок.
В свою очередь, этот офицер, Джон МакХейл, вызвал первого лейтенанта Дэвида Кортни, послав за ним Линча, а сам покинул квартердек осмотреть место преступления. Здесь к нему присоединился мистер Кортни, который созвал всех судовых офицеров.
Питер Гладден не мог объяснить Хоару, как слух о перебранке между капитаном и третьим лейтенантом мгновенно обежал все судно. Казалось, что добрая половина команды «Вантиджа» была свидетелем безумного бега последнего по орудийной палубе на бак.
— Они забрали саблю Артура, — продолжил его брат, — и послали на берег сообщение. Когда адмирал приказал прислать его на берег, они отправили его в испачканных бриджах, беднягу. Это фактически все, что я знаю.
— Что ж, нам надо взяться за дело безотлагательно, — сказал Хоар. — Нам нужно опросить бог знает сколько народа с «Вантиджа», и… — он прервал самого себя. — Дата заседания трибунала уже назначена?
— Четверг, сообщил мне мистер Беннетт.
— Четверг? Сегодня уже понедельник. Нам надо поторапливаться. Посмотрю, смогу ли я убедить адмирала отложить… — он снова прервался. — Боже мой! Прошу меня извинить, но мне приказано этим вечером явиться на прием в резиденцию адмирала и леди Хардкастл. А мне нужно еще привести себя в порядок. Давайте посетим «Вантидж» завтра. Наймем вместе лодку при восьмой склянке утренней вахты?
— С удовольствием, сэр. Но мы наверняка встретимся снова на приеме, и мистер Беннетт там будет.
— Превосходно, сэр. Отведем его в сторонку, расскажем о наших планах и заручимся его поддержкой — насколько это ему позволят служебные обязанности.
С этими словами Хоар проводил своего гостя до входной двери «Якоря». Он распорядился принести в его комнату горячую воду — сыграв на дудке сигнал «Уборщикам оседлать свои швабры» — и отправился прихорашиваться перед тяжелым испытанием своего голоса и спокойствия, каким всегда были для него подобные приемы.
Глава 4
Мистера Беннетта, в его черном одеянии юриста, было невозможно не заметить. Он стоял аккуратным черным пятном среди синевы и золота флотских офицеров, разбавленных местами алым великолепием офицеров морской пехоты. Не будучи уже действующим офицером, он все еще ухитрялся совмещать подтянутость бравого флотского офицера с величавой манерой поведения успешного адвоката. Он выглядел неброско, но элегантно. Питер Гладден стоял уже рядом с ним. Они приветствовали Хоара и вместе с ним пошли представиться хозяину и хозяйке приема.
— Итак, джентльмены, вы встретились, — осмотрел их адмирал сэр Джордж Хардкастл из-под нависающих кучковатых черных бровей. Его парик был, возможно, устаревшим, но на нем выглядел вполне к месту. — Что ж, неплохо, но не ожидайте значительных результатов ваших усилий, мистер Хоар. Боюсь, ваш клиент… — проворчал он и замолк. Леди Хардкастл отняла свой острый локоть от руки супруга и ласково улыбнулась брату обвиняемого человека.
— Так приятно увидеть вас здесь, мистер Гладден. Как поживают ваша дорогая матушка и сэр Ральф?
Так, подумал Хоар. Вот как Гладден добился от адмирала моей помощи. Он вращается среди власть имущих.
— Сэр, могу ли я убедить вас… — начал он.
Сэр Джордж опередил его:
— Нет, мистер Хоар. Четверг. Половина капитанов, заседающих в трибунале, имеют приказы присоединиться к эскадре Нельсона — это не секрет — и рвутся выйти в море. Нет.
Гладден извинился перед собеседниками и отправился на поиски мисс Фелиции Хардкастл, коренастой, прыщеватой, но популярной дочери адмирала. Хоар и Беннетт взяли по бокалу пунша у неуклюжего лакея, на красном потеющем лице которого был как бы выбит штамп — «боцманмат»[8], и двинулись гулять по залу.
Хоар молчал и слушал. В шуме окружающих разговоров его шепот было бы невозможно услышать, и ему пришлось бы прибегать к своим табличкам, что повлекло бы за собой необходимость объяснений. Больше всего говорили о слухе, по которому приватир видел большую французскую эскадру, следовавшую в восточном направлении через день после того, как он салютовал Нельсону, шедшему на запад.
— С ним опять повторился такой же конфуз, какой случился перед Нилом, — говорил какой-то офицер с бледным лицом. — Если бы его нос имел такой же хороший нюх в погонях, как его удача в битвах… Я всегда говорил, что он бульдог, а не гончая.
— Ха, я полагаю, ему никак не обойтись без вашего носа, — встрял дородный мужчина, уставившись на выдающуюся деталь бледнолицего офицера. Его собственное багровое лицо дисгармонировало с алым цветом мундира морской пехоты, сам он покачивался из стороны в сторону, как если бы он находился на палубе раскачивающегося корабля, но скорее, он просто перебрал портвейна за адмиральским столом.
— О, его сиятельство не нуждается в моей помощи, — ответил бледнолицый офицер. — Кроме того, продовольственная коллегия считает меня очень ценным приобретением.
— У-у-у, — насмешливо усмехнулся «омар» и, отвернувшись, отправился гулять в поисках более подходящей добычи, на которую он мог бы излить свое сдерживаемое недовольство миром.
Прогуливаясь по ярко освещенному душному залу, Хоар и Беннетт смогли обнаружить место, где разговоры велись о несчастном событии на «Вантидже». Оттуда все взгляды были устремлены на них.
Беннетт был заинтригован предполагаемой ролью Хоара в предстоящем заседании военного трибунала и уверил его, что к концу вечера он приготовит документ, дающий право опрашивать любого члена экипажа «Вантиджа», кого он только пожелает. Они уже расставались, когда на хрупкое плечо Беннетта легла тяжелая ладонь. Это был все тот же покачивающийся морской пехотинец.
— Эй, эй! — закричал он голосом, полным грубого пьяного добродушия. — Мы не должны секретничать — здесь и сейчас! Познакомите меня с вашим шепчущим другом, да, Беннетт?
— А, Уоллес, — сказал Беннетт. — Лейтенант Джордж Уоллес с «Вантиджа» — Бартоломей Хоар со штаба командующего. — И сделал движение, чтобы удалиться.
— Шлюха, да?[9] — Покачивающийся морпех наконец настиг свою добычу. — Сколько за раз и сколько за ночь?
Он разразился смехом, и тут же получил стандартную реакцию Хоара на подобного рода выпады. Он плеснул вино в лицо обидчика, тот поперхнулся и что-то невнятно забормотал. Хоар прошептал:
— Утром на рассвете вы получите бесплатно, глупец.
— Вы не откажетесь быть моим секундантом, Френсис? — спросил Хоар Беннетта, пока красномундирник вытирал лицо и решал, что ему следует сделать.
— Разумеется, Барт, — ответил флотский юрист и обратился к морпеху нетерпеливым тоном:
— Найдите секунданта, человече, если у вас есть друзья – в чем я сомневаюсь, и пришлите его ко мне. Я хочу закончить с этим делом как можно скорее. Завтра у нас много дел.
— Посмотрим, как вы со своим мистером Шлюхой будете заняты после нашей небольшой встречи, — произнес Уоллес через плечо, продираясь сквозь собравшихся зевак в поисках своего секунданта. Он выглядел немного протрезвевшим, но был охвачен гневом.
— Как странно, — печально произнес Хоар, — но ничего более не привлекает внимания, чем сказанное шепотом.
— Парадоксально, — согласился Беннетт.
— Ну что ж, до завтра, в таком случае, — сказал Хоар. — Я ухожу. Мне надо еще приготовиться.
— Я буду в «Якоре» за полчаса до восхода солнца, — сообщил Беннетт.
Он обернулся поприветствовать другого, более юного офицера морской пехоты, который подходил с официальным видом, но с горящими глазами. Это был секундант своего сослуживца.
Наказав себе проснуться с четырьмя склянками утренней вахты, Хоар спокойно спал до указанного времени. Перед выходом из гостиницы в сереющем рассвете он надел чистую черную рубашку.
На обычном месте дуэлей — возвышающейся над городом узкой площадке — его спутники вынуждены были ждать своей очереди, пока двое дрожащих юношей закончат свою встречу.
— Я перекинулся несколькими словами с секундантом вашего противника, — признался Беннетт, пока они стояли в ожидании. — Он не был в курсе интересных фактов, связанных с вами, пока я не рассказал ему. Он собирался упомянуть их своему принципалу.
Пока Хоар слушал его, пистолеты обоих юношей выстрелили со слабыми хлопками. Очевидно, их секундантам хватило здравого смысла зарядить пистолеты половинными зарядами. Один дуэлянт выронил пистолет и с криком боли схватился за поцарапанную руку; другого обильно вырвало на самого себя. Затем оба соперника и их спутники удалились рука об руку, оставив за собой ободряющий запах сгоревшего пороха и отвратительную вонь рвоты.
Группа противника Хоара прибыла в легкой коляске вскоре после того, как удалились юные дуэлянты. Они привезли с собой ящичек с дуэльными пистолетами и сонного хирурга с «Вантиджа». Мистер Беннетт и мистер Хопкин, хирург, сошлись на том, что следует уладить это дело. Мундиры морских пехотинцев при слабом свете выглядели серыми, и таким же серым было лицо мистера Уоллеса.
Секундант Уоллеса приблизился к двум флотским офицерам, держа шляпу в руке. Выглядит как хлыщ, подумал Хоар.
— Джентльмены, — чопорно произнес он, — мой принципал поручил мне передать, что он желал бы, чтобы слова, произнесенные вчера вечером, никогда не были высказаны.
— Он приносит за них свои извинения? — резко спросил Беннетт.
— Ну, э-э…
Беннетт кратко посовещался со своим принципалом, но Хоар покачал головой и скинул мундир.
— Желание такого рода не содержит извинения, сэр, — сказал он. — В отсутствии извинений поединок должен состояться.
Мистер Хопкин без дальнейших проволочек выбрал место с наветренной стороны от лужи рвоты. Он открыл ящичек, под наблюдением обоих секундантов зарядил пистолеты и протянул их Хоару. Хоар был оскорбленной стороной, но выплеснутое в лицо вино было прямой причиной вызова, поэтому выбор оружия принадлежал ему.
— Я вижу, вам не впервой участвовать в поединках, — сказал Хопкин. В самом деле, они без всяких инструкций заняли позиции спиной друг к другу. — Стороны согласились обменяться одним выстрелом каждый; этого будет достаточно для удовлетворения вопроса чести.
— Я отсчитаю десять шагов, после чего вы, джентльмены, обернетесь и будете стрелять по своему выбору. Один… два…
На счете «десять» Хоар мгновенно обернулся и одним движением навел пистолет, в то время как его оппонент в белой рубашке еще только поднимал свой. Хоар задержался на секунду, и оба выстрела прозвучали одновременно. Хоар почувствовал, как пуля Уоллеса пролетела у самого его виска. Морской пехотинец промычал что-то, выронил пистолет и схватился за ягодицу, на которой начала проступать его драгоценная кровь. Хопкин бросился к нему, чтобы проэкзаменовать рану, затем поднялся и обратился к Хоару и Беннетту.
— Аккуратный выстрел, насквозь правой gluteus maximus, — сообщил он. — Я объявляю, что вопрос чести удовлетворен. — Он отвел своего пациента в поджидающий экипаж, и они удалились проворной рысью.
— Ну и слава богу. Я на самом деле не желал смерти бедного «омара», — признался Хоар Беннету, когда они спускались по склону к гостинице «Проглоченный якорь», где ему надо было переодеться. Когда он будет подниматься на борт судна своего недавнего оппонента, его форма должна быть безупречной.
— Он удачно повернулся, так что я прострелил ему только одну половину, — продолжал Хоар. — Он сможет испражняться без особой боли.
— А вам никогда не приходило в голову, что вы можете быть убиты, а?
Хоар пожал плечами.
— Этого никогда не случалось, — сказал он. — Я даже и не знаю, почему.
После приличного завтрака Хоар и Гладден отправились на «Вантидж», наняв двухвесельную лодку у пристани Портсмут-Хард. Даже если бы Хоар сам был первым лейтенантом фрегата, то и тогда он не нашел бы повода для придирок. Все концы были надлежащим образом скойланы в плоские бухты, орудия были втугую принайтованы к портам, марсели были аккуратно свернуты «по-портовому».
Первый лейтенант Дэвид Кортни временно командовал фрегатом, пока адмиралтейство не назначило замену покойному кэптену Хэю. Мистер Кортни принял письмо Беннета и приветствовал прибывших достаточно сердечно. Лейтенанта морской пехоты Уоллеса не было видно на палубе. Он лежал лицом вниз в своей крошечной каюте под опекой судового хирурга.
Мистер Кортни был всецело занят служебными обязанностями: решениями по укладке груза и посадке судна, недостающими боцманскими припасами, дисциплинарными мерами к возбужденному новобранцу только что от сохи.
— Этот глупый парень ударил боцманмата, — объяснил он. — Он и сам не отрицает. «Тот первый вдарил, зэр» — таков был его ответ.
— Как вам известно, джентльмены, — продолжал Кортни, — это может означать смертный приговор салаге. На такой ранней стадии сколачивания экипажа в единое целое — это весьма нежелательно. Я постараюсь убедить Гоуэра, пострадавшего унтер-офицера, представить дело так, что удар был нанесен случайно.
— Вполне разумно, сэр, — прошептал Хоар.
Выяснив причину визита, мистер Кортни с формальными извинениями передал визитеров Перегрину Кингсли, второму лейтенанту. Он проинструктировал этого офицера провести их в каюту покойного капитана и проследить за явкой любого члена экипажа, который понадобится для производства расследования.
Они задержались на квартердеке довольно долго, расспрашивая мистера Кингсли. У того не нашлось добрых слов о покойном. Артур Гладден ни в коем случае не был единственным офицером, страдавшим от необузданного нрава Адама Хэя. Несколько дней назад Кингсли сам выдержал получасовой разнос за неряшливую работу на борту и «способности» в береговой жизни. Но в отличии от Артура Гладдена, Кингсли смог смолчать и избежать серьезных последствий, кроме, разве что, урона своей гордости.