Лорейна понимала сомнения полиции.
Между тем, Вивиан в своём рассказе как раз до полиции и добралась:
– Двадцать девятого я не выдержала и пошла в участок. Я думала, что меня вообще не примут: я не жена. Впрочем, я не очень понимаю, как это делается. Они, надо отдать им должное, довольно хорошо ко мне отнеслись, согласились чтото такое посмотреть, какие-то базы, и тут выяснилось…
– Продолжайте, – подбодрила Лорейна.
– Выяснилось, что такого человека не существует! Они так сказали! В Штатах нет никого моложе шестидесяти и старше десяти лет с таким именем. И точно никого в Чикаго.
Мда… Поводы для сомнения в женихе у Вивиан Флойд были.
И Вивиан сомневалась в нём. Стыдилась этого, чувствовала себя предательницей, но не сомневаться уже не могла. Она хотела знать. А пока старалась оставаться на стороне несуществующего Брэнда Дэниела. Оставаться верной их отношениям, а не мягким увещеваниям полицейских:
– Я так им и сказала, когда они стали спрашивать! Нет, Брэнд никогда не просил у меня денег: ни в долг, ни чтобы вложить в дело, ни на лечение, нисколько, ни одного доллара. Нет, он никогда не предлагал мне вложиться в какой-нибудь проект. Он всегда платит в ресторанах за нас обоих: говорит, что несколько старомоден. Даже в самые первые дни, когда ещё не начался… собственно роман, он не разрешал мне разделить счёт и заплатить за себя. У меня не пропало ни одной вещи. Наоборот, Брэнд дарит мне подарки, порой даже очень дорогие, – она коснулась серьги в ухе. – Ему ничего не было нужно от меня, кроме меня самой!
– Миз Дойл, Вивиан, – примирительно ответила Лорейна, – я ни в чём не обвиняю вашего жениха. Всё случившееся может иметь самые невинные объяснения. Знаете, когда я училась в колледже, со мной на занятия ходила девочка по имени Тереза, и однажды я совершенно случайно узнала, что на самом деле её зовут Саманта. Она просила меня никому не говорить: сказала, что ненавидит своё настоящее имя. Думаю, что если бы она пропала до того случая и мне нужно было бы непременно её найти, я бы долго без толку искала Терезу Дадли. Так что, поймите, я не говорю, что вас обманули. Но я и не утверждаю, что это не так. Если придерживаться фактов – я просто не знаю. И вы не знаете, поэтому вы здесь. Чтобы узнать, что случилось, мне нужно собрать информацию, задать вам множество вопросов: какие-то прозвучат не слишком приятно. Если вы захотите, чтобы я продолжала, я начну поиски. И я не знаю, что я найду. Может быть, мы узнаем, что Брэнд – будем называть его так, как он сам себя называет – в больнице без сознания, а его телефон украли, поэтому вам до сих пор никто не позвонил, но нельзя исключать и обман. Вы можете нанять меня, чтобы я выяснила, что случилось, но я не смогу сделать правду приятной, я смогу только рассказать её вам. Если вам это подходит.
У Вивиан Флойд хватило силы духа согласиться на правду вместо ноющей пустоты, полной неведения и страха. Следующие три четверти часа после заключения контракта Лорейна заполняла мельчайшие пробелы портрета Брэнда Дэниела, написанного широкими мазками любящей руки.
Сведений было негусто.
Брэнд жил (или делал вид, что живёт) где-то на севере города, машина у него всегда была одна и та же, нет, он ни разу не упоминал чего-либо о мастерской, где чинит её.
В ресторанах и магазинах он расплачивался наличными: Вивиан рассказала с его слов вполне убедительную историю о неприязни к кредитным картам. Это могло быть правдой, несколько осложнявшей жизнь хорошему парню. Или правилом, давно известным мужчинам, имеющим общий банковский счёт с женой: «никогда не расплачивайся кредиткой за подарки для любовницы».
Брэнд следил за собой, но Вивиан не смогла назвать ни парикмахера, ни массажиста, ни стилиста, услугами которых он мог бы пользоваться. Она знала тренажёрный зал, в который он ходит: собственно, это был её тренажёрный зал. Брэнд был не очень доволен своим, а ей её нравился, и жених по её совету завёл новый абонемент. До его исчезновения они по возможности ходили на занятия вместе. Нет, в её тренажёрном зале не спрашивают адрес, достаточно назвать имя и фамилию и принести фотокарточку на пропуск, ещё нужен телефон для связи.
«Работает торговым представителем, время от времени уезжает из города», – больше Лорейне не удалось узнать ни слова о работе будем-считать-что-Брэнда-Дэниела.
Никаких намёков, позволяющих вычислить парня, с которым он снимает квартиру, ничего стоящего о его семье и друзьях, ни одной случайной встречи на улице из серии «Ба! Да это Оливер Джемисон, мы вместе ходили в школу!»
Нет, Вивиан не знала, где он учился.
Пометив в блокноте «дорогие костюмы, сшитые на заказ», Лорейна решила при необходимости обойти престижных портных Чикаго. Правда, не факт, что Брэнда Дэниела обшивал кто-то из местных, с тем же успехом он мог ездить к сестре в Нью-Йорк раз в год и возвращаться с полудюжиной новинок. Назвать марку его обуви Вивиан не могла.
Брэнд не принимал постоянно никаких лекарств, Вивиан не знала о его враче, о его страховке, о его наследственных болезнях, ей было неведомо, ломал ли он ноги или руки, заменялись ли какие-либо кости его тела штифтами, делали ли ему пересадку органов, был ли он донором.
Отправив в шлак ещё три десятка пустых вопросов, Лорейна взялась за хобби Брэнда.
Любимый бар, кафе? Нет, это не по его части. Жаль – сколько раз она тем или иным способом находила информацию о людях через кого-то, кто дважды в неделю спрашивал у них: «Вам как обычно?»
Но кое-что всё-таки появилось: Брэнд Дэниел оказался завзятым киноманом, просмотры фильмов стали такой же обязательной частью их досуга, как и долгие разговоры. Порой он водил Вивиан на странные картины, но в контексте того, что он рассказывал, это оказывалось даже интересно: например, он показывал ей старый, вычурный до неестественности чёрно-белый триллер «Кабинет доктора Калигари». Но у фильма оказалась такая необычная история! Это было самое первое кино об изменённых состояниях сознания, метафора Первой мировой войны. Вивиан нравились не столько фильмы, сколько рассказы Брэнда о них и его энтузиазм.
– Хорошо, миз Флойд, а другие увлечения?
– Пожалуй, ничего. Он начитанный, поддерживает форму, прекрасно одевается. Про тренажёрный зал я уже рассказала.
– Может быть, странности? Или просто особенности?
Лорейна хорошо знала это выражение лица, которое показывает деликатным людям, что пора бы сдать назад, и сигнализирует частному детективу, что самое время поднажать.
После короткой успокаивающей речи о том, что мы, в сущности, не знаем, что может оказаться важным, Вивиан Дойл рассказала Лорейне Суини то, чего не знали даже её лучшие подруги:
– Он использует маску. Во время…секса. Не всегда, не каждый раз, но иногда во время… особых игр… он надевал её.
– Игр? Это было похоже на какой-то ритуал?
– Нет, что вы, – Вивиан казалась удивлённой вопросом. – Ничего похожего. Просто… особенность, понимаете? Как вы и сказали. Он приносит с собой маску, очень красивую, она как будто состоит из сплетения серебряных жгутов или нитей. Изящная.
– Она закрывала всё его лицо или часть?
– Половину лица, как на маскараде. Он относится к ней очень бережно, даже хранит её в специальном бархатном футляре.
– А что он делал, надев маску?
– Ничего… необычного. Просто занимался со мной любовью.
– Только маска? Никаких особых одежд? Других приспособлений?
– Одежды нет, а вот приспособления… Знаете… как же мне неловко, что я вам всё это рассказываю…
– Пока вы не сказали ничего необычного, миз Дойл: у всех людей есть особенности, а те, у кого их нет, обычно очень скучны.
Вивиан кивнула, реагируя скорее на тон, чем на слова:
– Он ласкал меня очень долго. Часами. От двух до четырёх часов.
– Вам это не нравилось? – что-то проскользнуло в голосе её клиентки, заставив Лорейну задать этот вопрос.
– Наоборот. Это было прекрасно! Лучше, чем что-либо, что я испытывала! Если меня что-то и смущало, то… острота чувств, что ли. Порой я теряла сознание от… наслаждения.
Теперь Лорейна понимала эту нотку в интонациях Вивиан – растерянность: никто не станет жаловаться на то, что в сексе ему сделали слишком хорошо.
– А что было после ласк?
– Он развязывал меня, и мы занимались любовью, иногда он надевал перед этим маску, чаще нет.
– Развязывал?
– Но ведь невозможно выдержать такое… такой накал, если… И вы спрашивали про приспособления: у него была такая… перчатка, тоже металлическая. Он её использовал.
– Он причинял вам боль, миз Флойд?
– Нет, – Вивиан говорила уверенно, без напряжения, если не считать лёгкого смущения от того факта, что разговор шёл о сексе. – Это было очень приятно, просто для некоторых очень нежных и щадящих, поверьте, поцарапываний Брэнд использует эту металлическую перчатку. Ничего более грубого… Я хочу сказать, он не делал ничего… садистического: ни шлепков или щипков, ни тем более битья. Только очень лёгкие поцарапывания и часы нежности.
Лорейна договорилась позже приехать к Вивиан и осмотреть её квартиру и вещи Брэнда.
Затем она вызвала Эдварда и ввела его в курс дела.
– Говнюк, – резюмировал Эдвард.
Лорейна покачала головой.
– Ещё скажи, что ты думаешь по-другому, – не поддался Эдвард.
Возразить было нечего. Она искренне старалась оставаться беспристрастной, но…
– Девять против одного, что это старый извращенец, которому надоела жена.
– Ему двадцать девять самое большее, – вяло парировала Лорейна, кивая на распечатанную копию единственной имевшейся у её клиентки фотографии Брэнда Дэниела, которую Вивиан скинула ей на телефон.
– Молодой извращенец, – легко исправился Эдвард. – Какая разница? Ему хочется связывать девок и царапать их когтями. Когда он рассказал своей жене о том, что видел такое во сне, она ответила, что её бы после такого сна вырвало, и что если это приснится ему ещё раз, то муж её подруги ходит к хорошему психоаналитику, и она может спросить для него телефон. И он, понятное дело, больше ни о чём таком не заикался. Половина баб своими руками отправляет мужей к любовницам или проституткам.
– Так же как половина мужчин сами отталкивают своих жён, заставляя их искать внимания на стороне.
– Тоже верно, Ло, в чём, в чём, а в глупости у людей полное равноправие полов. А может быть, благоверная этого парня так выглядит после родов, что он и предлагать ей ничего не хочет: бледная квашня с обвисшими сиськами и дыркой размером с…
– Я поняла, спасибо. Не хочу будить в тебе воспоминания о неудавшихся браках, Эдвард.
Её помощник то ли хмыкнул, то ли хихикнул – в душе он любил, когда Лорейна вот так его отшивала:
– Да… О чём я? Но он любит своих Джонни и Энни, или как там зовут их малышей. Или он работает в фирме у её папаши, и это более вероятно. Или и то, и другое. Поэтому он никогда в жизни не заикнётся, что занимается с ней сексом четыре раза в год не потому, что слишком устаёт, а потому что может достать ровно четыре таблетки виагры, не вызывая вопросов у их семейного врача. А для всего остального он находит цыпочек, проводит с ними время и однажды валит, не оставив адреса. Лорейна, ты же сама всё видишь: никаких знакомств – это я мог бы проглотить. Может быть, его лучшие друзья остались в Штате земляной белки[1], а здесь его бесят все – от соседа по комнате до начальника на работе, такое бывает. Но он везде платил наличкой: не желал палиться перед женой! И он ни разу не привёл её к себе! Я не говорю на ночь – допустим, там правда был сосед, но он мог бы завести её на минутку, показать свою берлогу, мог в её присутствии прихватить пару дисков с фильмами, в конце концов, мог бы похвастаться перед соседом, что у него появилась девчонка, а не новая подборка порносайтов.
Лорейна непроизвольно кивнула: Эдвард повторял вслух её мысли, разве что облекая их в более жёсткую форму. Вот поэтому они и работали вместе так успешно: голова у них варила одинаково. Ладно, почти одинаково.
– Конечно, всё это не значит, что мы не будем его искать. Как там она хотела?
– Найти его и понять, что именно случилось и, насколько это возможно, почему это произошло.
– Она и сама догадывается. И права, что хочет знать наверняка. А подонок настоящий красавец, если кто любит такой типаж, – заметил Эдвард, разглядывая изображение исключительно красивого темноволосого мужчины в шикарном костюме. – Ладно, Ло, достань-ка мне старых газет: пришла пора собрать информацию.
Эдвард Картер был полицейским.
Бывшим – настолько, насколько полицейские бывают бывшими. И не каким-нибудь задрипанным шерифом где-нибудь в Оклахоме. Он служил детективом-сержантом в убойном отделе в Чикаго. В лучшем городе мира, по его собственному определению.
В его городе.
Лорейна подозревала, что Чикаго был главной и единственной любовью Эдварда. Впрочем, тут не требовалось особой проницательности: претендентов на другие любови не водилось. Нет, пожалуй, ещё одна любовь в его жизни была: работа. Он дневал и ночевал в участке и считал достойными полицейскими только тех, кто поступал так же.
Эд вырос в бедной семье. Отец – механик на железной дороге. Мать немного шила на заказ и занималась домом.
Его друзья детства в основном промышляли мелкими грабежами.
Денег было мало. Причём у всех вокруг. А главное, была тягучая, засасывающая безысходность, от которой хотелось убежать. И Эдвард однажды понял, куда именно. Он увидел выход. Свой собственный выход.
Полицейская академия, патруль, экзамен на детектива… Эд стал называться «служителем закона». Но, если быть совсем честным, закону он не служил. Он служил городу. И делал то, что было нужно городу в данный момент. Даже когда это слегка расходилось с утверждённой процедурой.
Его задержанные почему-то часто падали с лестницы или оказывали сопротивление при аресте. Он хорошо знал основных игроков. Он хорошо знал, на кого в управлении можно нажать. Он хорошо знал город.
Большую часть жизни Эд проработал в убойном. Сначала как прикреплённый патрульный, потом как детектив, а последние девять лет перед тем, как он, по его собственному выражению, «вышел в тираж», как глава отдела. Он старался подбирать людей себе под стать. Гибких, не слишком принципиальных… А главное, умных.
Семь раз ОВР брал его под наблюдение. Но обвинения ни разу не были предъявлены. Во-первых, никогда не было ничего доказано. А во-вторых, Эдвард Картер был действительно эффективен.
За 24 года в полиции он видел всё – мёртвых детей, расчленённые трупы, размозжённые головы, отравленных, повешенных… Серийных убийц и убийства по неосторожности…
Два развода – работа всегда была важнее. Взрослый сын где-то в Вашингтоне. Всё это крутилось вокруг его Задачи.
С Лорейной они познакомились дважды. Первый раз она была девятилетней девочкой и свидетелем двойного убийства. Десятикратного, мысленно поправлялся Эдвард. Десятикратного, если считать самих убийц. А Эдвард Картер был тогда детективом, возглавившим расследование. Одно из самых коротких в его послужном списке: «нападение панков-ебанатов», называл он про себя это дело.
После того как дело закрыли, они долго не виделись и не вспоминали друг о друге.
А потом встретились возле трупа парня, которого вторую неделю пытались найти сестра и племянники. Даже наняли частного детектива. Убойный отдел был для Эдварда уже позади, для Лорейны позади было детство. С тех самых пор они работали вместе.
Лорейна знала недостатки своего помощника, несколько смягчившиеся с возрастом и изменением статуса. Но главное, она знала его достоинства: Эдвард Картер был отличным детективом.
По хорошему счёту, его уровень намного превосходил детективное агентство «Частные расследования Суини». Она никогда не заполучила бы такого профессионала, однако в послужном списке бывшего полицейского, последние пять лет безропотно помогавшего ей искать как пропавших людей, так и пропавших собак, было одно «но».